Граф Феникс - Энгельгардт Николай Александрович - Страница 24
- Предыдущая
- 24/84
- Следующая
Тонкая улыбка скользнула по губам доктора.
Этого было довольно. Казимир мгновенно нахмурился.
– Если ваша милость не считают меня благородным человеком, – с болезненной надменностью сказал он, в то время как слезы стояли в его голубых глазах, – если гнусные сплетни и искаженное толкование несчастных обстоятельств моей жизни уже дошли до вас, то, конечно, я не могу у вас служить! Простите!
Казимир поклонился и двинулся к двери.
– Остановитесь, молодой человек, остановитесь! – поднимаясь и важно протягивая к нему руку, сказал Калиостро. – Я не нуждаюсь в слухах и сплетнях, чтобы знать все о человеке, слышите ли – все! Обстоятельства вашей жизни, ваш характер, прошлое и даже будущее я прочитал в раскрытой мне книге нижнего и верхнего плана вашего внутреннего человека. Казимир, я не хотел оскорбить вас. Я не мог вас оскорбить. Вы несчастны, но честны и благородны. На службе у меня ваша гордость не будет страдать. Вы честолюбивы, ибо сознаете свои врожденные таланты и, прозябая в бедности, видите то место, которое справедливо должны были бы занимать, отданным ничтожествам, по праву якобы их высокого рождения и крови. Это вас возмущает. Но на службе у меня вам открываются великие возможности.
– О, вы читаете в моей душе, как всевидящий! – с благоговейным трепетом отвечал Казимир.
– Молчите и слушайте. Некоторые называют меня маркизом, другие – графом. Как называют меня бедняки, приходящие за исцелением, вы узнаете. Кто я на самом деле, не пытайтесь узнать. Это вам не нужно. Достаточно того, что на слугу я смотрю, как на равного мне человека. Я не презираю бедняка. В нем я вижу своего брата. Ибо все люди – братья. Все имеют единого отца.
Но сообщу подробнее о службе. Вы будете приходящим. Ночь и весь день с 12 часов в вашем полном распоряжении. Посвящайте это время своему развитию. Читайте, учитесь. Пользуйтесь и невинными, свойственными вашему возрасту развлечениями. Ваше дело – быть при утреннем приеме больных, с 8 до 12 часов, и при вечернем, тоже с 8 до 12. Или же в эти часы, утренние или вечерние, сопровождать меня в прогулках по городу. Вот и все. Устроят ли вас эти условия? Добавлю, что завтрак и ужин вы будете получать от меня или здесь, или во время прогулок при посещении моих знакомых. Ливрейное платье тоже получите от меня. Вы довольны?
– О, очень доволен! И если я днем ли, ночью ли, экстренно понадоблюсь вам, располагайте мной по своему усмотрению!
– Прекрасно. В этом мы сошлись. Притом вы должны помнить: полная скромность, никакого любопытства! Ни о чем не расспрашивать ни у меня, ни у других! Молчание! Молчание! Молчание!
– О, в этом отношении ваша милость могут вполне на меня положиться! – сказал Казимир, хотя именно при этих словах в его голубых глазах загорелся огонек жадного любопытства.
– Что касается вашей супруги, то понадобятся ли ей мои услуги? – тут же спросил Казимир, движимый своей природной польской любознательностью.
– Супруга? – рассеянно переспросил врач, задумчиво рассматривая перстень на указательном пальце. – Супруга? Нет. Нет!.. Нет!.. Она не нуждается в ваших услугах. Она встает поздно. И приходящая камер-фрау ей прислуживает. Но вот что мне скажите: вы живете один или с кем-либо из близких?
– Я живу с сестрой. У нее двое детей. Старший мальчик семи лет. И новорожденное дитя.
Говоря это, молодой человек покраснел.
– И эти дети – плод несчастной любви, не так ли? – проникновенно сказал доктор небесной медицины.
– О, вы все знаете! От вас ничего не укроется! – всплеснул руками поляк.
– Любезный Казимир, любовь, искренняя любовь и несчастье все извиняют!
– Ах, бедная Юзыся пострадала из-за своей невинности и доверчивости неопытного сердца! Она полюбила сына одного из литовских магнатов. Он обманул ее льстивыми обещаниями. Но когда последствия их нежных чувств обнаружились, уехал в Варшаву и больше не напоминал о себе… Родители его предложили маленький пенсион жертве обольщения. Я хотел бросить эти деньги в лицо надменным богачам, покупающим золотом честь бедняков, но крайняя нужда… Пришлось смириться и принять подаяние.
– Вы говорите о старшем мальчике. Но ведь второй ребенок родился здесь и от другого отца! – сказал, улыбаясь, врач.
– Вам и это известно! Да, сестра стала вторично жертвой своей доверчивости, нежного сердца и гнусности обольстителя! Гвардейский офицер, блестящей фамилии, он клялся жениться и даже усыновить Эммануила – так зовут нашего старшенького – и нагло обманул, даже не обеспечив родившееся дитя хотя бы той ничтожной суммой, которую присылают родители первого негодяя!
– Мы обеспечим несчастное дитя. Вот что, любезный Казимир, скажите, Эммануил – какое замечательное совпадение, что он носит такое имя! – похож на вашу сестру? Он голубоглазый и белокурый, да?
– Совершенно верно. Это прелестный ребенок. Настоящий ангел!
– Ну, так мы найдем и ему занятие! Вот что, мой милый, – поднимаясь с табурета, заговорил врач. – Ведь вы недалеко живете, да? Так сходите сейчас же домой и приведите сюда вашу сестру с детьми. В нашем ремесле… То есть я хотел сказать, что высокое герметическое искусство нуждается в посредничестве невинного ребенка. В кристально чистой душе его отражается будущее. Итак, ступайте и приведите их ко мне!
Казалось, это предложение и внезапное оживление итальянца произвели неприятное впечатление на Казимира.
– Но ведь вы нуждались только в моих услугах, – промолвил он недоверчиво.
– Ну, конечно, за использование мальчика я буду платить отдельно, – небрежно успокоил врач.
– Как же будет использоваться Эммануил? Он хрупкий ребенок. И притом, сестра и я – мы верные дети святой католической церкви. В герметическом искусстве используется и черная магия…
– Ничуть! И речи нет о черной магии! Ни душа, ни тело мальчика нисколько не пострадают. Напротив. Идите же и возвращайтесь скорее с вашей сестрицей и ее детьми.
Казимир медлил и в нерешительности топтался на месте.
– Ваша милость, – сказал он наконец, – забыли упомянуть о жаловании, которое мне назначили за услуги.
– Жалование? Э, любезный Казимир! Не беспокойтесь. Я вас, конечно, не обижу.
– Конечно. И я в том нисколько не смею сомневаться.
– Золото для меня имеет такую же цену, как уличная грязь.
– А все же я просил бы вашу милость, если возможно…
– Что?
– Назначить мне жалованье.
– Я уже сказал, что вы не будете обижены. Еще никто не уходил от меня недовольным.
– Так-с! – уныло вздохнул поляк.
– Что же вы стоите? Исполняйте мое распоряжение. Я же займусь до вашего прихода некоторыми делами.
Казимир не двигался. Взор его тоскливо блуждал по темной передней с грязной входной дверью. Все это имело очень непривлекательный вид. Сучковатое полено особенно выделялось на выщербленном полу. И приемная с низким закопченным потолком и пыльными окнами без занавесок, грязными стенами явно не свидетельствовала о богатстве хозяина. Сам он был одет в домашний, сильно потертый, засаленный камзол, и небрежно причесанный и плохо напудренный парик не прибавлял привлекательности его внешности. К тому же, несмотря на высокомерный, напыщенный тон речей, было видно, что он чем-то неудовлетворен, в нем замечалась какая-то растерянность, суетливость. Все это вместе с попыткой уклониться от точного определения размера жалования, желанием видеть сестру с детьми, с обидными намеками на прошлое Казимира, вдруг вызвало в нем сильное недоверие к иностранцу, даже точного имени которого он не знал и не должен был спрашивать… Молодой человек хотел было уже заявить, что отказывается и не желает поступать к доктору, как вдруг сильные удары потрясли входную дверь.
- Предыдущая
- 24/84
- Следующая
