В конце сезона туманов - Ла Гума Алекс - Страница 9

— Это мигом! Кстати, друг, ее зовут Мариам, — Эрни игриво шлепнул девушку. — Прямо как автобус, верно?

— Негодник, — обиделась толстуха, — вечно меня задеваешь.

— Брось, я же шучу, — засмеялся Эрни и схватил за руку вторую девушку. — А это Фрэнсис. Ее можно задеть, она не против.

— Только попробуй, — улыбнулась Фрэнсис и повторила — Попробуй только!

— Ну пошли, что ли, — заторопился Бейкс. Ему вдруг сделалось легко и весело.

— В кегельбан? — спросил Эрни. Он был рослым парнем, из коротких рукавов желтой тенниски торчали мускулистые волосатые руки, на запястье блестели золотые часы с браслетом.

— Пустая трата денег, — сказала Фрэнсис.

— О Господи, Фрэнсис, прекрати! — набросилась на нее Мариам.

— Ведь мы миллионеры! — орал Эрни.

— Ты поосторожней с деньгами, — предупредил Бейкс. — Тут полно всяких типов. Я еле ноги унес.

— А что, они… — открыла было рот Фрэнсис.

— Все обошлось, — ответил Бейкс, тронутый ее участием.

— Ладно, — сказал Эрни, — буду поосторожней. Ну, пошли.

Он стал прокладывать дорогу в толпе.

— Не потеряйтесь!

Бейкс шел следом за Фрэнсис и не видел ничего, кроме копны черных шелковистых волос, схваченных на затылке пластмассовой заколкой.

— Ну и народу здесь! — кричал Эрни. — Пока дойдет наша очередь, шоколад кому-нибудь достанется.

Его коротко остриженная голова плясала впереди, как поплавок.

«Автодром» грохотал канонадой, возбужденно галдели люди, становились на дыбы деревянные кони с горящими ноздрями и лоскутными хвостами. Бросалась в глаза вывеска на размалеванном фургоне: «Мадам Клейр предскажет ваше будущее!»

— Хотите узнать судьбу? — спросил Бейкс у Фрэнсис.

— Не верю я в эту чушь, — ответила она улыбаясь.

— И в трефового короля, и в дальнюю дорогу?

Она покачала головой, поглядела по сторонам и закричала:

— А где же Эрни и Мариам? Неужто потерялись?

Бейкс обвел глазами толпу.

— Черт, их нигде не видно. Будем искать?

— Легче найти иголку в сене.

— Вот уж верно!

— Я и одна не пропаду, — сказала Фрэнсис.

— Мне тоже так кажется. А можно я побуду с вами?

— Так и быть.

— Все же давайте взглянем, нет ли их у кегельбана.

— Зря только время потеряем. И вообще, мне домой пора.

— Не уходите, рано еще. Давайте выберемся из этой толчеи и посидим где-нибудь. Идет?

— Ладно. От пыли в горле першит.

— Только уговор — не теряться! — сказал он, беря ее за локоть, и пошел напролом сквозь колышущуюся людскую массу. Наконец они выбрались из толпы и оказались на «ничьей земле», усеянной пустыми бутылками, картонными стаканчиками и целлофановыми пакетами из-под жареного картофеля. По другую сторону шоссе, на фоне багровеющего ночного неба бледно желтели огни предместья.

— Уф! Какое счастье, что мы ушли, — ловя ртом воздух, сказала Фрэнсис. Оранжевые блики играли на ее лице.

— Тут есть одно местечко, — Бейкс показал в сторону алого неонового пятна с рекламой кока-колы. — Лишь бы Эрни и та девушка не переполошились.

— Они знают, что мы не заблудимся.

Бейкс взял ее под руку, и они пересекли шоссе, направляясь к кафе, приютившемуся в тени новой эстакады. По эстакаде шел народ, лавиной волшебных огней катили машины.

В маленьком кафе было пусто, из приемника лилась мягкая приглушенная музыка. За прилавком, покрытым пластиком, стояла индианка в зеленом сари, с браслетами на запястьях, с подведенными тушью глазами.

— Что вы выпьете? — спросил у девушки Бейкс.

— Все равно. Ну, скажем, ананасного соку.

Бейкс взял два стакана соку и отнес их на столик в укромном уголке. Они уселись напротив друг друга под плакатом, прославляющим достоинства слабительного порошка. Все так же негромко играло радио, с другой стороны шоссе доносился гул ярмарки.

— Как это вас занесло на карусели? — спросила Фрэнсис, потягивая через соломинку сок.

— Тут у меня приятель живет неподалеку. Я его не застал, деваться было некуда. А вы любите аттракционы?

— Я пошла за компанию, с Эрни и Мариам.

— Когда я был мальчишкой, тетка повела меня однажды в цирк. Ох и невзлюбил я его. Артисты все время поворачивались к нам спиной, и ничего не было видно. Я спросил у тетки, в чем дело. Она и говорит — это потому, что мы сидим на местах для цветных, а артисты для белой публики стараются, хоть мы и заплатили за билеты столько же. С тех пор я ни разу в цирке не был.

Он отпил из своего стакана. По радио передавали трепетный блюз.

— Вы любите танцевать? — Ему хотелось побольше узнать о ней, что ей нравится и не нравится, чтобы быть готовым к любой неожиданности.

— Да, иногда, — ответила Фрэнсис. — На прошлой неделе я была на балу в честь баскетбольной команды.

— Я-то танцор никудышный, мне больше нравится слушать музыку. Есть у меня друг, Уэсти. Мы с ним, бывало, ходили слушать муниципальный оркестр после занятий в вечерней школе. Как они играли!

— Господи, какой вы серьезный!

— Да нет, что вы, — засмеялся он.

— Мне кажется, я вас видела.

— Интересно, где же?

— На митинге рядом с моей работой.

— Удивительно. Мир тесен, верно?

Он улыбнулся и внимательно поглядел на нее: карие, слегка раскосые глаза сияли ярким, чистым светом. На свежем, шелковистом лице никакой косметики, под прядями черных волос маленькие золотые сережки.

Блюз кончился, и женский голос на португальском языке объявил, что передачу ведет станция в Мозамбике. Снова заиграла музыка, мимо кафе протарахтела машина с поврежденным глушителем.

— Откуда у вас отметина под глазом? — спросила Фрэнсис.

— Эта? — Он прикоснулся к шраму. — Упал в детстве. Мы играли в ковбоев на мостовой, и я споткнулся о консервную банку.

— Бедняжка!

— Значит, вы меня видели раньше?

— Ага. Политикой интересуетесь?

— В общем, да.

— Мой отец тоже ходит на митинги и разные собрания.

— А где он работает?

— Они с мамой уже на пенсии. Получают по семь фунтов в месяц.

— Стало быть, вы теперь в семье кормилица?

— Выходит, так. Есть у меня еще женатый брат, но он с нами не живет.

В кафе вошел мужчина и спросил сигарет, взглянул на молодого человека с девушкой, взял сдачу и вышел. Веселье на ярмарке не утихало.

Индианка одиноко сидела за прилавком, уставленным стеклянными банками с конфетами и картонками сигарет. В репродукторе зазвучал португальский танец фадо.

— Работал я на одной фабрике, — рассказывал Бейкс. — Мы штамповали жестянки для джема, для овощей.

— A у нас — кожаные изделия: пояса, сбруя, дамские сумочки.

— Глядя на ваши руки, не скажешь, что за вас машина работает.

— Правда?

— Можно подумать, что вы прачка.

Она засмеялась, и Бейкс залюбовался ее красивым ртом, длинными загнутыми ресницами.

— У нас на фабрике бывали несчастные случаи, — продолжал Бейкс, — штамповальные прессы отрезали работницам пальцы.

— О, боже! — содрогнулась она.

— Хозяин оставлял за пострадавшими пожизненное место на фабрике: пять фунтов в неделю до самой смерти.

Он допил сок, вспоминая фабричный гул и грохот, склонившихся над станками девушек в застиранных синих халатиках и косынках. Они работали как заводные — штамповали несколько тысяч крышечек за смену.

— О чем задумались? — спросила она. Бейкс поднял глаза и покачал головой.

— Так, ни о чем. Вернее, о том о сем.

Она посмотрела по сторонам — нет ли где часов.

— Который час? Мне действительно пора домой.

— Посидим еще, я провожу вас. Где вы живете?

— Неподалеку. И я не боюсь темноты.

— Все равно я провожу.

— Ну если вам не трудно.

Он вынул пачку сигарет.

— Вы курите?

— Редко, но на фабрике все девушки курят.

— Обычное дело.

Она взяла сигарету, поднесла ко рту, он протянул зажженную спичку, потом закурил сам.

— Вы живете с родителями? — спросила она сквозь клубы голубого дыма.