Американский психопат - Эллис Брет Истон - Страница 30

• Предыдущая
• 30/106
• Следующая

— Что? — рассеянно спрашивает она.

— У вас есть фильмы с Джеми Гертц?

— С кем? — Она забивает что-то в компьютер и говорит, не глядя на меня. — На сколько дней будете брать?

— На три, — говорю я. — Вы что, не знаете, кто такая Джеми Гертц?

— Нет, не знаю. — Она вздыхает.

— Джеми Гертц, — говорю я. — Она актриса.

— Я не знаю ее, — говорит она таким тоном, как будто я до нее домогаюсь, но ее тоже можно понять: она работает в видеопрокате, такая сложная работа, так что ее стервозность вполне оправдана, правильно? Что бы я сделал с этой девицей, будь у меня молоток, какие слова я бы выбил у нее на теле, будь у меня ледоруб! Она отдает мои коробки парню, стоящему у нее за спиной, и я делаю вид, что не замечаю его испуга, когда он видит коробку из-под «Двойного тела» и узнает меня, — но все же ему приходится пойти в подсобку, чтобы принести мне кассеты.

— Вы ее наверняка знаете, — вежливо говорю я. — Она снимается в рекламе диетической пепси. Вы должны знать.

— Нет, я такую не знаю, — говорит она, и ее монотонный голос выводит меня из себя. Она вбивает в компьютер названия фильмов, которые я беру, и мой регистрационный номер.

— Мне нравится в «Двойном теле» один момент… где женщину трахают до смерти… электродрелью…— говорю я, почти задыхаясь. В прокате вдруг становится очень жарко, я бормочу себе под нос: «О господи», — и опираюсь рукой о прилавок, чтобы унять дрожь. — И кровь льется с потолка. — Я делаю глубокий вдох, голова ритмично покачивается, я продолжаю что-то говорить и сглатываю слюну, думая об одном: мне надо увидеть ее обувь. — Я пытаюсь заглянуть под прилавок, чтобы посмотреть, какая на ней обувь, но, к моему прискорбию, это всего лишь кроссовки — не K-Swiss, не Tretorn, не Adidas, не Reebok, а какая-то дешевка.

— Распишитесь здесь. — Она отдает мне кассеты, даже не посмотрев в мою сторону, она не хочет понимать, кто я на самом деле; дыша тяжело и сбивчиво, она переходит к следующим клиентам, семейной паре с маленьким ребенком.

По пути домой я захожу в D'Agostino's и покупаю на ужин две большие бутылки ПерьеPerrier, упаковку кока-колы, головку салата рукола, шесть киви среднего размера, бутылку тархунного уксуса, банку сметаны, упаковку тапас, тофу и у кассы беру батончик из белого шоколада.

Я выхожу из магазина, не обращая внимания на бомжа, который просит милостыню под плакатом «Отверженных», у него в руках картонка с надписью: Я ПОТЕРЯЛ РАБОТУ Я ХОЧУ ЕСТЬ У МЕНЯ НЕТ ДЕНЕГ ПОМОГИТЕ ПОЖАЛУЙСТА. У него на глаза наворачиваются слезы, когда я проделываю с ним трюк под названием подразни-бомжа-долларовой-купюрой, а потом говорю:

— Господи, побрейся ты, что ли.

И тут мой взгляд, как радар, засекает красный «Ламборджини-Countach», припаркованный у тротуара, он сияет в свете уличных фонарей, и я замираю на месте, с трудом глотаю таблетку валиума, и он неожиданно бьет мне в голову, причем весьма ощутимо, и все вдруг становится далеким и абсолютно неважным: черные парни под крэком идут к ближайшей дискотеке, стая голубей вьется в небе, сирены скорой помощи, гудящие такси, какая-то крошка в платье от Betsey Johnson, — это все тает и дергается, как при покадровой фотосъемке — но при этом как будто в замедленной киносъемке, — солнце садится, город темнеет, а я вижу только красный «Ламборджини» и слышу только собственное ровное, тяжелое дыхание. Не знаю, сколько прошло времени, но я все еще стою там и пускаю слюни.

Я ухожу с работы в четыре тридцать, иду в Xclusive и занимаюсь там со свободными весами ровно час, — потом беру такси и еду через парк в салон Gio's, расположенный в гостинице Pierre, чтобы сделать массаж лица, маникюр, аеслиа если время позволит, то и педикюр. Я лежу на высоком столе в одном из кабинетов и жду Хельгу, моего косметолога, которая займется моим лицом. Моя рубашка от Brooks Brothers и костюм от Garrik Anderson висят в шкафу, туфли без шнурков от A.Testoni стоят на полу, носки за тридцать долларов от Barney's засунуты внутрь туфель; на мне остались только шестидесятидолларовые трусы-боксеры от Comme des Garcons. Легкая рубашка, которую я должен был надеть, осталась в душе; я хочу, чтобы Хельга видела мое тело, чтобы она увидела мою грудь, чтобы она заметила, каким крепким и, блядь, накачанным стал у меня живот с тех пор, как мы с ней виделись в последний раз, хотя, честно сказать, она старше меня — ей лет тридцать или даже тридцать пять — и я вообще не собираюсь ее ебать ни под каким видом. Я потихоньку пью диетическую пепси, которую мне принес Марио, служащий — я попросил пепси с измельченным льдом, хотя пить мне не хочется.

Я беру сегодняшний номер Post, который лежит на стеклянном журнальном столике от Smithly Watson, и просматриваю колонку светских сплетен, потом мне на глаза попадается статья про этих тварей, которые наполовину птицы, наполовину грызуны — по сути дела, это голуби с крысиными головами и хвостами, — их обнаружили где-то в канализации в центральной части Гарлема, когда они пытались пробраться к центру города. Статью сопровождает нечеткая фотография, но эксперты, по утверждению Post, полностью убеждены в том, что это фальшивка. Как обычно, эта история не пугает меня — напротив, я испытываю смутное раздражение, когда думаю о том, сколько времени и сил потратил какой-то дурак, чтобы это придумать: подделать фотографию (да и подделка, надо заметить, паршивая; штуковина на снимке похожа на ебаный бигмак), послать фотографию в Post, потом Post долго думает (споры, дебаты, попытки в последнюю минуту послать это к черту), нужно напечатать фото, нужно, чтобы кто-нибудь написал статью, взял интервью у экспертов, и, в итоге, статью все-таки публикуют в сегодняшнем номере на третьей странице, чтобы сотни тысяч людей обсуждали ее за обедом.. Я закрываю газету и, устав от раздумий, просто лежу и смотрю в потолок.

Дверь в кабинет открывается, и появляется девушка, которую я раньше не видел. Она входит, сквозь прикрытые веки я вижу, что она достаточно молодая, судя по всему, итальянка и выглядит на все сто. Она улыбается, садится в кресло у моих ног и приступает к педикюру. Она выключает весь верхний свет, за исключением галогеновых светильников, освещающих мои ноги, руки и лицо; комната сразу погружается во мрак, и теперь я уже не могу разглядеть, какое у нее тело, я вижу только ее ботинки из серой замши и черной кожи от Maud Frizon. В сегодняшнем «Шоу Патти Винтерс» рассказывали об НЛО, которые убивают людей. Появляется Хельга.

— А, мистер Бэйтмен, — говорит Хельга. — Как поживаете?

— Все хорошо, Хельга, — говорю я, напрягая мышцы живота и груди. Глаза у меня закрыты, и кажется, что мышцы действуют сами по себе, без моего участия. Но Хельга аккуратно надевает на меня рубашку и застегивает ее, делая вид, что она не замечает волнообразных движений под чистой загорелой кожей.

— Быстро вы к нам вернулись, — говорит она.

— Я был тут два дня назад, — говорю я смущенно.

— Я знаю, но…— она замолкает и идет к раковине мыть руки. — Ладно, неважно.

— Хельга? — говорю я.

— Да, мистер Бэйтмен?

— Я шел сюда и увидел пару мужских мокасинов от Bergdorf Goodman, они стояли около соседнего кабинета, кажется, их должны почистить. Чьи они, ты не знаешь? — говорю я.

— Мистера Эрлангера, — говорит она.

— Мистера Эрлангера из Lehman's?

— Нет, мистера Эрлангера из Salomon Brothers.

— Я тебе когда-нибудь говорил, что мне хочется надеть маску с такой желтой рожицей и улыбкой во весь рот, включить CD-версию песни Бобби Макферрина «Don't Worry, Be Happy», взять девушку и собаку — колли, чау-чау или шарпея, неважно — а потом включить аппарат для переливания крови и перелить кровь собаки в тело этой девки, ну и наоборот, разумеется… я тебе этого никогда не говорил?

Пока я говорю, я слышу, как девушка, которая занимается моими ногами, начинает тихонько напевать себе под нос одну из песен из «Отверженных», потом Хельга проводит мне по лицу влажным ватным шариком, чтобы очистить поры. Я истерически смеюсь, делаю глубокий вдох и дотрагиваюсь до груди — ожидая, что мое сердце бьется сейчас быстро и нетерпеливо, но из груди не доносится не звука, такое ощущение, что я уже умер.

• Предыдущая
• 30/106
• Следующая