Содержательное единство 2007-2011 - Кургинян Сергей Ервандович - Страница 49

При этом знаменательно то, что усилились позиции как "нефтегазового" кланового лобби (Кулибаев), так и фигур, с которыми связывают "прокитайские" политические и экономические тенденции (бывший глава МИДа, ныне спикер сената Токаев, а также новый премьер Масимов) (рис. 21).

К этим играм под ковром, чья расшифровка всегда носит не до конца однозначный характер, можно добавить что-то однозначное. И дополняющее картину. Имеется в виду ряд обстоятельств, характеризующих специфику отношений между Пекином и Астаной.

Обстоятельство #1 связано с таким важным ресурсом XXI века, как вода. Подчеркнем, что пресная вода к середине XXI века по своему значению не будет уступать нефти. А в южных частях планеты – она по значению уже не уступает нефти, поскольку является важнейшим из ресурсных условий выживания и развития.

В нашем случае "война за воду", являющаяся одним из видов ресурсной войны (наряду с нефтяной войной, алюминиевой войной и так далее), разворачивается по вопросу о пользовании водой трансграничных рек. Для Казахстана это вопрос ключевой! Но на самом деле это острейший вопрос не только для Казахстана, но и для России. Поскольку речь идет не только о воде реки Или, но и о воде реки Иртыш (рис. 22).

Отметим, что Китай активнейшим образом осуществляет на своей территории строительство на этих реках крупных гидротехнических сооружений. И тем самым наращивает отбор воды. У кого?

Эксперты понимают, что такой отбор воды не только ставит в тяжелые условия промышленность и сельское хозяйство Востока и Северо-востока Казахстана, но и грозит экологическим бедствием озерам Балхаш и Зайсан, которые уже через два десятилетия могут повторить плачевную судьбу Арала.

Знаменательно, что при этом Китай отказывается присоединиться к Международной конвенции об использовании трансграничных рек и озер, выводя решение данного вопроса с Казахстаном за рамки международного права.

Обстоятельство #2 носит чисто военный характер.

Речь идет о концентрации в Ланьчжоуском военном округе Китая, рядом с казахстанской границей, огромных по численности и вооруженности воинских соединений, в несколько раз превышающих совокупный военный потенциал Астаны. И вряд ли Казахстан вполне удовлетворяют объяснения такой концентрации войск "необходимостью сдерживания уйгурского сепаратизма".

Эти два обстоятельства плюс игра под ковром, плюс большая геополитика, плюс энергетика – чему равны? На что они нас выводят?

Следует признать, что изменения элитно-властной конфигурации, произошедшие в Казахстане, вполне могут расширить возможности доступа Китая к казахстанским энергоресурсам, а также к созданию инфраструктуры транзита энергоносителей через казахстанскую территорию.

Но, с другой стороны, есть и вряд ли отменяемые обязательства перед Западом, и в первую очередь перед США. И есть также неотменяемая (по крайней мере, в перспективе ближайших лет) зависимость от России.

Вот ситуация, в которой находится элита Казахстана и ее лидер. И в которой, как мы показали ранее, находится элита Туркмении.

Понимает ли динамичный и "преходящий" характер этой ситуации российская элита? Способна ли она выйти из своего синдрома тотального стратегического равнодушия, сопровождаемого слабыми и неубедительными пиар-акциями насчет "сверхдержавности" и "имперства"?

Понимает ли она, наконец, что возникающая система ее собственных "разновекторных" обязательств и зависимостей – на фоне нарастающих обязательств и зависимостей "южных соседей" – с каждым днем сокращает "пространство возможностей" для государственного выживания России, ее народа и, в конечном итоге, самой этой российской властной, корпоративной и прочей элиты?

Если российская элита это еще не понимает, то должна начать понимать. И должна начать понимать срочно. Времени для этого остается очень и очень мало.

В ряде своих публичных выступлений по вопросу о богатстве и бедности в современной России я выдвигал один и тот же, как мне кажется, абсолютно корректный тезис. Суть его в следующем. Можно долго спорить о том, что такое богатство и бедность. О том, нужны они или не нужны. О том, как они должны друг с другом соотноситься.

Это содержательный и далеко не исчерпавший себя спор. Он велся с самой глубокой древности, проходит красной нитью через всю историю мировых религий. Он особо остро велся, по понятным причинам, в пределах христианства. И он не завершен. Ни внутри религий, ни за их рамками. На территории так называемой секулярности.

Может быть, мне больше всего и хотелось бы разбираться в этой проблеме с той фундаментальностью, с какой это делают другие. Например, католики в лице бывшего Папы Иоанна Павла Второго, а также всех тех, кто проклял теологию освобождения или, наоборот, восславил ее. Может быть, мне и хотелось бы поглубже погрузиться в субстанцию дискуссии между нестяжателями и их противниками, францисканцами и теми, кто им противостоял. И наверное, все это важно сделать. Вне этого контекста собственно российская тема будет звучать не до конца верно.

Но… Давайте все-таки разберемся в двух крайностях (рис. 1).

Первая крайность заключается в том, что мы игнорируем или искажаем контекст. Тогда вдруг оказывается, что все страсти по поводу бедняков, томящихся в социальном аду, придуманы коммунистами. И являются прерогативой взбесившегося "совка", разместившегося на 1/6 планеты и навязавшего данную тему еще половине человечества – то ли с помощью ядерного оружия, то ли за счет происков КГБ.

На самом деле, страсти по поводу социального ада кипели и кипят во всем мире. А Святой Франциск Ассизский значит для понимания сути и значения этой темы ничуть не меньше, чем Ленин или Карл Маркс.

В сегодняшней оборзевшей России, наверное, найдутся персонажи, утверждающие, что "рука коммунистического Кремля" продиктовала Виктору Гюго роман "Отверженные", а Эмилю Золя – "Жерминаль". Но это, все-таки, отдельные и совсем уж одичавшие особи. Не столь одичавшие впомнят, что указанные французские писатели просто по возрасту никак не проходят на роль "агентов советского КГБ" или "прислужников товарища Суслова".

Но тогда будет сказано про дела давно минувших дней. Про то, что времена беспощадной бедности канули в Лету. И что Карл Маркс с его выводами об абсолютной поляризации (накопления богатства на одном полюсе, а нищеты на другом) промахнулся. Вот, мол, как Запад это все преодолел! Посмотрите на немецкого или французского рабочего – где тут абсолютное обнищание?

Поразительным образом авторы подобных возражений сочетают оные с размышлениями о глобализации. Мол, глобализация – это объективный процесс, к которому надо приспосабливаться.

Объективный или необъективный – это отдельный вопрос. Предположим, что объективный. Но что за процесс? Слова о том, что он "объективный", – не раскрывают его содержания. Глобализация осуществляется в рамках современного капитализма, который, при всех его модификациях, одинаково признает необходимость и естественность существования в мире труда и капитала. Этот современный капитализм, конечно, сильно отличается от того империализма, который Ленин назвал "высшей стадией развития капитализма". Возможно, ленинский империализм не был высшей стадией. Возможно, есть ультра-империализм, как говорил Каутский. Или какой-нибудь "ультра-ультра".

Но значит ли это, что империализм отменен? Отменен ли, например, закон неравномерности развития стран? Разве пример Китая или Индии не говорит о том, что подобная отмена не произошла? Да и вообще, если глобализация есть глобализация капитализма, более того, империализма, то ясно, что глобализуется. Глобализуются, прежде всего, основные слагаемые этого капитализма. То есть труд и капитал. И ясно, как они глобализуются (рис. 2).