Выбери любимый жанр

Катрин. Книга третья - Бенцони Жюльетта - Страница 36


Изменить размер шрифта:

36

— Полагаю, — сказала она, словно подводя черту под безмолвным разговором с Готье, — нам надо отыскать хижину какого-нибудь угольщика и там провести день.

Хижину отыскали без труда. Готье поймал зайца и изжарил его на небольшом костре из сухих листьев, к величайшему удовольствию своих спутниц. В лесу нормандец чувствовал себя как дома и легко выходил из любых затруднений. Для лошадей у них имелся мешок с овсом, подаренный предусмотрительным Мартеном Берло, и, как ни фыркала презрительно Морган, ей приходилось везти на себе, кроме Катрин, увесистый мешок с кормом. Когда над лесом опустилась тень, они направились к берегу реки, сделав немалый крюк, чтобы обогнуть аббатство. Но, похоже, высокомерная обитель принесла им несчастье, и в эту ночь удача от них отвернулась. Сначала странники ошиблись, выбрав не ту реку: вместо того чтобы двигаться вдоль Шера, они поехали по берегу Эндра. Когда же им удалось определить верное направление, Рюсто, вконец измученный, стал хромать.

— Нужно просить пристанища в первом же монастыре, который встретится нам по дороге, — молвила встревоженная Катрин, — иначе потеряем жеребца.

Но это было легче сказать, чем сделать. Вопреки обыкновению они продолжали путь и после рассвета, но не могли найти подходящего места. Наконец впереди показалась большая деревня. В отдыхе и пропитании нуждались все — и люди, и животные.

— Мы уже далеко от Шантосе, — сказал Готье, — может быть, рискнем? Остановимся в этой деревне.

— Надо попробовать, — ответила Катрин, которая уже давно ощущала болезненные спазмы в желудке. Беременность делала ее крайне уязвимой. Ребенок, явно не одобряя подобный образ жизни, вел себя так беспокойно, что молодая женщина испугалась не на шутку.

Однако едва лошади поровнялись с первыми домами, раздался пронзительный звук трубы, полоснувший по нервам измученных путников. Готье, ехавший впереди, остановился и. слегка отстранив Сару, сидевшую сзади, повернулся в седле.

— Госпожа Катрин, — произнес он, — все жители деревни собрались на площади. Видите, вон там, на краю дороги! На коне сидит герольд в сине-золотом колете и разворачивает пергаментный свиток.

В самом деле, ушей Катрин достиг зычный голос, который далеко разносился в ледяном безмолвии утра, и она услышала, как герольд с расстановкой и угрожающим тоном произнес:

Добрые люди! По приказу нашего повелителя короля Карла VII, носящего это имя — да хранит его Господь! — доводим до вашего сведения, что в этих краях скрываются две преступницы: одну из них зовут Катрин де Брази, она обвиняется в сношениях с врагом, а также в том, что адскими происками сумела склонить к измене и переходу на сторону англичан одного из капитанов короля; вторая же, цыганская колдунья по имени Сара, была приговорена к сожжению на костре за ворожбу и попытку навести порчу. Преступницам удалось ускользнуть из темницы монсеньора Жиля де Рэ, маршала Франции. Первая из них, белокурая, пребывает в тягости, вторая же черноволосая и очень смуглая. Им удалось похитить двух лошадей — рыжего першерона и белую кобылу. Тому, кто сумеет навести на след преступниц, будет даровано двадцать золотых. Сто золотых получит тот, кто доставит этих двух женщин живыми либо в Шантосе к монсеньору Жилю де Рэ, либо в Лош к монсеньору де Ла Тремуйлю. А того, кто осмелится оказать им помощь или же дать приют, ожидает виселица.

Застыв в седле, словно пораженная молнией, Катрин слушала грубый голос продолжавший звенеть в ее ушах, даже когда герольд умолк. Глядя поверх соломенных крыш, теснившихся внизу, она, будто зачарованная, смотрела, как герольд, медленно свернув свиток с королевской печатью, засунул его под плащ с вышитыми лилиями, а затем повернул коня, направляясь в верхнюю часть деревни. Крестьяне стали расходиться. Готье стремительно выхватил поводья из рук Катрин и помчал во весь опор к густому дубовому лесу, из которого они только что выехали. Катрин подчинилась безвольно. В глазах ее стояли слезы, сердце разрывалось от муки. Преступница! Теперь она была беглой преступницей, затравленной дичью, желанной добычей любого охотника. Кто устоит перед щедрой наградой, кого не прельстит золото, столь редкое в это бедственное время? На чью любовь и великодушие может она рассчитывать?

Когда между деревней и беглецами выросла стена леса, Готье остановился, спрыгнул на землю и протянул руки, чтобы помочь Катрин соскользнуть вниз. Но ему пришлось самому снять ее с седла, потому что та расплакалась, как маленькая девочка. Она дошла до предела отчаяния: не осталось у нее больше ни сил, ни мужества, ни желания жить.

— Убей меня, Готье! — шептала она, сотрясаясь от рыданий. — Убей меня! Так будет гораздо проще, гораздо быстрее… Ты слышал? Меня разыскивают, как преступницу, по всему королевству!

— Эка важность! Что с того? — проворчал нормандец, укачивая ее, как малое дитя. — Жиль де Рэ предупредил своего «дражайшего» кузена Ла Тремуйля, а тот объявил на вас охоту. Так вы это знали заранее! Вы просто устали, госпожа Катрин, и напыщенная речь этого болтуна герольда стала последней каплей. Вам надо отдохнуть, а потом мы подумаем, что делать. Как отнесется к этому известию тот человек, к которому мы едем?

Она прижалась мокрым лицом к подбородку великана, заросшему густой щетиной.

— Я… я не знаю! Жак Кер смел и великодушен, но…

— Никаких «но»! Значит, едем в Бурж. Главное, добраться туда целыми и невредимыми. Есть одна вещь, о которой вы не подумали.

— Какая вещь?

— В этом проклятом свитке говорится о двух женщинах. А нас трое. Обо мне не сказано ни слова. Стало быть, я могу действовать не таясь, а это уже кое-что. Впрочем, некоторые изменения не помешают.

Передав Катрин Саре, которая уже расстелила плащи у подножия громадного дуба, нормандец вытащил кинжал и со вздохом подошел к Морган.

— Бога ради, что ты собираешься делать? — вскричала Катрин, внезапно приходя в себя.

— Прикончить кобылу, конечно, — мрачно ответил Готье. — Мне самому это тяжело, но красивая белая лошадка выдает вас больше, чем если бы вы подняли свой штандарт…

Катрин с живостью, которую сама не ожидала, вскочила и вцепилась в бугристую руку Готье.

— Не хочу! Запрещаю тебе! Это принесет нам несчастье, я уверена. Пусть лучше меня схватят из-за нее, но я не хочу спасения такой ценой.

Морган же глядела на нормандца с тревогой и закипающей яростью. Гнев победил, и у кобылы налились кровью глаза, но Катрин, схватив поводья, уже ласково оглаживала ее.

— Успокойся, моя красавица… Не надо нас бояться. Тебе никто не причинит зла… Ну же, будь умницей…

Мало-помалу Морган успокоилась и в знак прощения лизнула широким языком Катрин в лоб. Готье взирал на эту сцену с недовольным видом.

— Весьма неразумно, госпожа Катрин.

— Пусть! Она меня любит. Нельзя убивать тех, кто любит. Пойми же, — воскликнула она, и в голосе ее вновь зазвучали слезы.

— Ладно. В таком случае оставайтесь здесь. От деревни мы довольно далеко. Думаю, никто не станет искать вас в лесу. А я схожу посмотреть, нельзя ли чего-нибудь раздобыть.

— Ты уходишь? — спросила молодая женщина, бледнея от страха.

— Вам надо поесть или нет? И внешность хорошо бы изменить, чтобы мы могли без опаски доехать до Буржа. Поджидая меня, можете вздремнуть. Ну а вы, госпожа Сара, как себя чувствуете?

— Как мне себя чувствовать? — проворчала цыганка. — С тех пор как мне не грозит поджаривание на костре, я чувствую себя превосходно.

— Тогда берите вот это! И действуйте без колебаний, кто бы к вам ни подошел.

«Это» оказалось кинжалом, с которым нормандец никогда не расставался. Сара взяла оружие хладнокровно и засунула кинжал за пояс таким естественным жестом, как если бы это был носовой платок.

— Положитесь на меня! — сказала она решительно. — Никого не подпущу.

Катрин заснула тяжелым тревожным сном. Когда она проснулась, было темно. Готье, наклонившись над ней, тихонько тряс ее за плечо.

— Госпожа Катрин! Проснитесь! Время не ждет. Чуть поодаль на груде сухих листьев сидела перед костром Сара, с важным видом поворачивая импровизированный вертел, на котором жарилась индюшка. Катрин чувствовала себя отдохнувшей после сна, а при виде Сары окончательно успокоилась. Сара, сидящая у огня, напомнила ей детство — мирное время, полное нежности и любви. Легко приподнявшись, она улыбнулась Готье.

36
Перейти на страницу:
Мир литературы