Армия возмездия - Эхерн Джерри - Страница 28

• Предыдущая
• 28/29
• Следующая

— Эй! — окликнул Фрост.

Генерал остановился, повернул голову.

— Даю слово чести. Если вы сдержите обещание, любой, кто посмеет обидеть вас или последнего из ваших рядовых, будет немедленно расстрелян. Вот этими руками.

И капитан Фрост показал кубинцу свои перепачканные пороховой гарью ладони.

— Благодарю, — криво усмехнулся кубинец. — Но только, что скажет Фидель?

Фрост пожал плечами.

— Ваш диктатор, вам и знать лучше.

Наемник вынул из внутреннего кармана тщательно припрятанную пачку и впервые за истекшие сутки с наслаждением закурил “Кэмел”. Вонючий сигарный табак уже надоел Фросту хуже горькой редьки.

В шесть часов пополудни, когда солнце уже начинало закатываться, радио коммунистического правительства передало официальное сообщение о полной и безоговорочной капитуляции. Войска Адольфо Коммачо заняли столицу и частично продвинулись дальше, в глубь страны. Сражения большей частью прекратились. Лишь кое-где отдельные очаги сопротивления доводилось подавлять огнем и штыками.

Фрост безукоризненно сдержал данное кубинскому генералу слово. Ни единого из добровольно сложивших оружие “интернационалистов” не расстреляли. Нескольким, особо дерзким и наглым воякам, разъяренные горожане пытались, правда, вышибить зубы, но Фрост пресек подобные попытки в зародыше.

К рассвету все было кончено и улажено. Вокруг Сан-Луиса оборудовали оборонительные позиции, хотя наемник не видел в этом ни малейшей нужды; по улицам ходили повстанческие патрули, мирным жителям раздавали хлеб и крупу.

Марина прибыла на вертолете. На том самом, который Бельфорд столь удачно посадил накануне посреди дворцовой азотеи. Теперь машина величественно приземлилась на широком, вымощенном булыжником подворье.

Вместе с Мариной прилетел Адольфо Коммачо.

Фрост рассеянно курил и наблюдал, как победители выпрыгивают из геликоптера. Цветочные клумбы, столь пышные вчера поутру, были вытоптаны солдатскими ботинками, с камней, выстилавших маленькую внутреннюю площадь, еще не успели смыть все пятна засохшей крови…

Не беда. Торжественность подобной минуты нельзя омрачить подобными незначащими мелочами.

Сеньорита Агилар-Гарсиа огляделась, увидела наемника и, безо всякой степенности, приличествующей главе государства, помчалась навстречу Фросту.

— Хэнк! Ты победил! Ты все же победил, carino!

— Это мы победили, крошка, — благоразумно ответствовал Фрост. — Вернее, ты победила. Что бы я смог поделать без армии возмездия?

— Останься! Пожалуйста, останься в Монте-Асуль, милый!

— Останется, — раздался поодаль спокойный голос Коммачо. — И думаю, навеки.

Фрост наклонился, поцеловал Марину в лоб, затем нежно и медленно отстранил молодую женщину. Двинулся вниз по ступеням парадного входа.

— Боюсь, дорогая, — сказал он, обернувшись, — это невозможно. Я просто-напросто не гожусь в главнокомандующие. Моя стихия — мелкие диверсионные удары. С весьма впечатляющими итогами. Сама видишь, не хвастаю.

Отворачиваться от Адольфо надолго не стоило.

Фрост сошел с лестницы окончательно, остановился, пристально поглядел на предводителя повстанцев. Молодой, смуглый, мужественный.

С ненавидящими карими глазами, такими огромными и, должно быть, красивыми…

Фрост уже успел принять основательный душ, беззастенчиво забравшись в ванную комнату самого президента. И чувствовал себя заново родившимся. Полным сил. Совершенно свежим. Готовым ко всему.

Вместо перепачканного пятнистого комбинезона капитан облачился в безукоризненно белые брюки Эрнесто Рамона — размеры совпадали превосходно. И белую рубашку позаимствовал из гардероба, принадлежавшего покойному диктатору. “Военные трофеи”, — ухмыльнулся Фрост, разглядывая себя в огромном венецианском зеркале.

Верный хромированный браунинг с предусмотрительно взведенным курком был взятка предохранитель и засунут за брючный ремень. Фрост приготовился к встрече с племянником покойного генерала и поджидал Коммачо с полнейшим спокойствием.

— Здравствуй, Адольфо.

— Час пробил, Генри Фрост!

Наемник невольно рассмеялся. Оперетта! Еще и дешевая вдобавок!..

— Я уважал и ценил твоего дядю. Звал его другом. И генерал, я уверен, все понял бы. И простил, между прочим. Он был до мозга костей военным человеком и знал, что такое тактическая неизбежность. Он сам настоял бы на преднамеренном крушении, пожертвовал собою, чтобы спасти президента.

— Лебезишь, Фрост? Заискиваешь?

Адольфо осклабился.

Нежданно-негаданно капитан ощутил неимоверную скуку. И внезапный приступ усталости.

— Дурак. И вдобавок, прошу прощения у дамы, кусок поганого дерьма. Ублюдок. Безмозглый щенок.

— Ты позволишь мне сбросить куртку? — процедил затрясшийся от ярости Адольфо. — Мой револьвер внутри… А твой — вот он: хватай и стреляй, как оно и положено трусу.

— Не стесняйся, дружок. Хоть подштанники сбрасывай, с тебя станется…

Адольфо Коммачо зажужжал змейкой, распахнул и сбросил пятнистую куртку. Блеснул в солнечных лучах огромный отличительный знак. Полный генерал, подумал наемник. Самозванный, правда…

На Коммачо осталась пропотевшая серая рубаха. С подчеркнутой неторопливостью монтеасулиец закатал оба рукава. И Фрост внезапно понял: перед ним, действительно, безмозглый любитель, которому вовек не выиграть бы этой братоубийственной войны без помощи знатоков своего дела…

Позер.

Хвастун.

Олух.

Адольфо кивнул Фросту, высвободил из предохранительного ремешка поясной кобуры перламутровую рукоять смита-и-вессона.

Перламутр. О, Господи. Какой же все-таки хлыщ достался в союзники…

— Estoy listo! Я готов!

— Отрадно слышать. А кто подаст команду? И какую? “Торо, торо!” — ухмыльнулся Фрост.

— Пускай Марина уронит платок, — ответил овладевший собою Адольфо. — Так заведено. По крайней мере, — прибавил он, — в Латинской Америке.

— Неужели заведено палить по живому человеку в присутствии женщины? Слушай, пусть она лучше бросит гранату! Кто уцелеет — тот и победит.

— Заткнись.

— И ты прикуси язык.

Фрост покосился на Марину. Молодая женщина безмолвно шевелила губами. Дрожала всем телом. И плакала.

— Уведите сеньориту, будьте любезны, — попросил Фрост солдат, ожидавших поблизости, чем завершится необычная стычка.

— Слушай, Коммачо. Я не питаю к тебе ненависти. Ни малейшей. Ты просто болван, если затеял этот спектакль. Посему: выхватывай револьвер, когда посчитаешь нужным. Я готов.

— Отлично, — процедил Адольфо, дожидаясь, пока Марина скроется внутри дворца.

— Едва ли, — вздохнул Фрост.

Массивная, окованная бронзой дверь затворилась.

И тот же час правая рука Адольфо метнулась к перламутровой рукояти револьвера.

Скверный вестерн, подумал Фрост, резко падая на левое колено и одновременно выхватывая браунинг. Имея дело с хвастливым любителем, стоило рискнуть и применить незамысловатый прием.

Но у Адольфо оказалась неожиданно быстрая реакция. Он успел повести дулом, уже нажимая спусковой крючок. По правому плечу Фроста словно молотом ударили. Пальцы разом ослабли, наемник перехватил браунинг левой рукой, выстрелил два раза подряд.

Первая пуля угодила, разумеется, в булыжник подле ног Адольфо Коммачо — слишком уж неверен был случайно взятый прицел. Но второй, направленный гораздо выше — и тоже почти наобум, — угодил прямиком в солнечное сплетение повстанца.

Адольфо буквально переломился пополам, выстрел смита-и-вессона высек из булыжника искры. В лепешку расплющенная пуля отскочила и, в сущности, не лишившись убойной силы, вдребезги разнесла молодому Коммачо голову.

Повстанец рухнул, окровавленный и обезображенный до полной неузнаваемости.

Фрост медленно поднялся. Левая рука, по-прежнему сжимавшая браунинг, повисла. Правая вообще болталась плетью. Колени мелко и противно подрагивали.

• Предыдущая
• 28/29
• Следующая