Аннапурна - Эрцог Морис - Страница 59

• Предыдущая
• 59/65
• Следующая

Часть членов экспедиции занята расплатой с носильщиками, которые должны возвратиться в Дана, и вербовкой людей для перехода в Тансинг. Шац собирает снаряжение и проверяет груз. Кузи, единодушно избранный поваром, сует свой нос во все открытые контейнеры.

Все неясно. Мы даже не знаем, достанем ли достаточно носильщиков, чтобы выйти на следующий день. Нам сказали, что остается еще пять переходов. В действительности же мы затрачиваем больше десяти дней.

Террай, по обыкновению обуреваемый жаждой деятельности, собирается меня стричь. Едва он начинает, как в трех метрах от нас раздаются громкие крики.

– Смотрите! Смотрите! – надрывается Кузи. – Колоссальный паук!

– Никогда не видел такого гиганта!

– Осторожней!

Кузи, не далее как позавчера укушенный скорпионом, предусмотрительно отступает.

– Потрясающе, – говорит Ишак. – Надо непременно поймать его и сохранить. Мы покажем его будущим гималайцам.

– Один момент, – отвечает Удо, шаря в поисках ампулы хлористого этила, уже применявшегося им для анестезирования лошади. – На, держи! При помощи этой штуки ты сможешь легко и безболезненно отправить его на тот свет!

Ишак, потрясая ампулой, преследует паука. Тот делает огромные прыжки, сантиметров по тридцать, и наконец скрывается в какой-то дыре. В тот момент, когда его убийца уже готов отказаться от своего намерения, паук вновь появляется в траве.

– Теперь не уйдешь!

Облитый хлористым этилом, паук застывает неподвижно.

Через несколько минут он уже лежит в коробке, распятый на булавках. Диаметр его тела 25 миллиметров, а размах лап более 10 сантиметров.

На следующий день около пятидесяти пациентов ожидают "доктор-сагиба". У них самые разнообразные болезни, в основном флегмоны и непонятные лихорадки. Осмотр всех пациентов требует много времени, много медикаментов, а главное – бесконечного терпения со стороны Удо. Он составляет стандартный перечень вопросов:

1) Сколько лет?

2) Хорошо ли спите по ночам?

3) Хороший ли аппетит?

4) Где болит?

5) Есть ли кашель?

Эти вопросы вручаются Нуаелю, который с помощью нескольких слов на хинди переводит их на английский для Ж.Б… Рана, а Ж.Б… в свою очередь переводит на гуркали. Ответам приходится проделать этот путь в обратном порядке, и после всех промежуточных инстанций они зачастую выглядят весьма странно. Шерпы покатываются со смеху.

Они понимают только часть разговора – последний кусок, который начинается на хинди, продолжается на гуркали и затем снова переходит на хинди. К этому моменту смысл изменяется самым нелепым образом!

Престиж Удо колоссален. Люди приходят к нему издалека, ибо он стал чем-то вроде полубога. Нас восхищает трогательная наивность этих людей, доверяющих свое здоровье, а иногда и жизнь абсолютно незнакомому человеку. Впервые в жизни их осматривает настоящий врач. Когда они болеют, их обычно лечит деревенский знахарь или так называемый "исцелитель".

Пациенты не всегда сговорчивы, так как связаны религиозными обычаями. Они корчат гримасы, когда Удо до них дотрагивается. Самое трудное – осматривать женщин. Они чрезвычайно стыдливы и ни за что на свете не разрешают прикасаться к себе, а уж тем более не соглашаются раздеваться. Однажды Удо удалось снять лохмотья с непальской девушки. Когда она была раздета наполовину, Саркэ, помогавший Удо, скромно удалился из палатки. Сама девушка на большее не согласилась. Всем нужно давать лекарства. Когда это возможно, Удо дает им соответствующие средства, в противном случае он раздает безвредные пилюли, производящие в основном психологическое действие. Но как они их употребляют? Не моргнув глазом они глотают крем от загара и дружески меняются лекарствами, предназначенными для совершенно определенных болезней. Во всяком случае, они с большим мужеством переносят любые хирургические операции.

Однажды приходит несчастный юноша с двойным открытым переломом запястья. Из-под массы гноя вылезает кость, рука распухла, а кисть раздулась до невероятных размеров. Очевидно, дело плохо. Посредством все того же сложного процесса перевода Удо выясняет, что несчастье произошло две недели назад.

Он предлагает родителям ампутацию – как единственное средство спасти их сына. Они отказываются и дают понять, что именно им нужно: перевязка. Ничего не поделаешь. Удо дает пациенту морфий и затем пытается поставить кость на место: кое-как это ему удается, и, наконец, он кладет руку в гипс.

– Что же будет дальше? – спрашиваю я с беспокойством. – Ведь никто не будет менять повязку, и через несколько дней нагноение возобновится.

– Ничего не поделаешь. По всей вероятности, недели через две он будет мертв. – В его словах звучит такой фатализм, что мороз подирает по коже. Однако он прав. Мы не можем рассуждать здесь так, как в Европе, – вокруг нас еще средневековье. Я думаю обо всех этих несчастных – жертвах эпидемий, от которых они не в состоянии защититься: нет ни врачей, ни вакцины. В таких странах смерть легко находит дорогу. Отбор здесь строгий. Во время своего длительного отступления мы часто встречаем похоронные процессии. Нам с Ляшеналем не доставляет особого удовольствия смотреть на похоронные носилки, столь напоминающие наши собственные. Умершие завернуты в саваны странных цветов. Перед ними несут трубы, эхо от которых долго отдается в горах. Родственники и друзья умерших идут молча, не проявляя особой скорби. Смерть – всего лишь переходный этап. В ней нет ничего печального: ведь человек возродится в других, более совершенных формах. Тела зарываются по берегам Кришна-Гандаки, и муссонные потоки уносят их вниз, к священному Гангу.

Каждый день Удо ухаживает за больными участниками экспедиции. Он постоянно бегает за своим ящиком с лекарствами. Этот ящик находится либо намного впереди, и нам приходится догонять его, либо далеко в тылу, и мы вынуждены долго ждать. Однако ни я, ни Ляшеналь обычно не спешим видеть нашего друга за работой. Постепенно сказывается введение больших доз пенициллина: лихорадка ослабевает, и призрак общего заражения крови отступает. Я начинаю разговаривать и интересоваться окружающим. Однажды на зеленой лужайке в Путликете Удо, как обычно, принимается за меня.

– Не кричи так, – просит он.

– Я стараюсь делать как можно осторожней. Приготовьте. Ну как, больно?

Я напрягаю всю силу воли, чтобы вынести боль, и стискиваю зубы:

– Все в порядке. Я даже не почувствовал.

– Прекрасно, – говорит Удо. – Ножницы.

– А-а… а!

Боль пронизывает все тело. Удо объявляет:

– Первая ампутация! Мизинец!

Сердце вздрагивает. Мизинец не так уж необходим, но все равно мне его жаль! Первая ампутация. На глаза навертываются слезы. Удо протягивает мне отрезанный палец.

– Может быть, хочешь взять его на память?

– …!

– Знаешь, его можно сохранить! Но ты как будто не проявляешь особого энтузиазма!

– Он мне совсем не нужен: хранить черный, совершенно сгнивший мизинец… не вижу в этом никакого смысла.

Небрежно бросая «сувенир» в крышку контейнера, Удо говорит:

– Однако ты несентиментален.

Граница между живой и мертвой тканями теперь отчетливо видна. Удо орудует распаторием[109], и ежедневно я лишаюсь одной-двух фаланг на ногах или руках. Все это делается без наркоза, под открытым небом, когда можно и как можно.

Иногда Удо оперирует в туземном жилище, иногда у обочины дороги, в неизбежной пыли, подчас он работает рядом с рисовыми болотами, несмотря на сырость и пиявки, и снова посреди поля, под дождем, укрывшись под зонтиком, который держит дрожащей рукой Ж.Б… Рана.

Без передышки Удо чистит, режет, перевязывает.

Во время операций, когда мы терпим эти муки, когда вокруг нас тошнотворные запахи: гной, кровь, сочащиеся сквозь бинты, и сотни мух, сидящих на ранах, – как это ни странно, мы зачастую становимся свидетелями забавных инцидентов. Сейчас, после первых муссонных дождей, настало время рассаживания риса. Все, кто только может работать, заняты на рисовых полях. Найти носильщиков для экспедиции становится невозможно. Мои товарищи очень обеспокоены: мы должны выбраться отсюда любой ценой. Удо просит Ж.Б… Рана воспользоваться своим авторитетом и применить крайние средства для вербовки носильщиков. Он напоминает, что мы находимся под покровительством магараджи, который не потерпит, чтобы нас задерживали в тот момент, когда мы хотим покинуть страну. Ж.Б… делает все, что в его силах, но безуспешно.

• Предыдущая
• 59/65
• Следующая