Лампа Ночи - Вэнс Джек Холбрук - Страница 6

• Предыдущая
• 6/105
• Следующая

Но время шло, видения приходили все реже. Джейро становился все более откровенным с родителями, периоды замыкания сокращались и, наконец, пропали совсем. Фэйты не могли нарадоваться на мальчика: он оказался даже лучше, чем они могли себе представить, аккуратный, исполнительный, мягкий.

Это безмятежное время, казалось, будет продолжаться вечно. Но однажды Джейро вдруг обеспокоился тем, чего до этого просто не замечал. Что-то начало давить на его подсознание так, будто он забыл нечто важное и никак не мог вспомнить. Потом это ощущение ушло, но оставило ребенка в ужасной депрессии. Как мальчик ни бился, объяснения найти не мог. Две недели спустя, когда Джейро уже лежал в постели, непонятное ощущение снова вернулось, на этот раз вкупе с почти неслышимым звуком, похожим на отдаленные раскаты грома. Джейро лежал, напряженно вглядываясь во тьму, в ожидании, что разгадка вот-вот наступит. Но через минуту звук пропал, и мальчик остался лежать, теряясь в догадках, что же с ним происходит.

Время шло, весна сменилась летом. Однажды летним вечером, когда родители были где-то на очередном семинаре, Джейро снова услышал этот звук. Мальчик отложил книгу и прислушался. И словно издалека разобрал чей-то низкий человеческий голос, полный непонятной тоски и боли. Но слов не было.

Поначалу Джейро скорее удивился, чем испугался или попытался понять. Но звуки неожиданно стали более отчетливыми и еще более горестными. Представляли ли они всего лишь какие-то просочившиеся остатки его умершей памяти — отголоски тех страшных дел, которые столь милостиво дано было ему позабыть? Может быть, это было и так. И он продолжал вслушиваться в звуки сосредоточенно, насколько мог, до тех пор, пока они не растворились в окружающей тишине.

Джейро остался в состоянии полного замешательства. Без всякого убеждения он попробовал сказать себе, что услышанное всего лишь какая-то ошибка, маленькая неприятность, которая раньше или позже пройдет и забудется.

Но вышло не так. Теперь время от времени Джейро продолжал слышать эти раздирающие душу звуки. Они звучали то тише, то громче, но всегда так, словно откуда-то поблизости. Это совсем сбивало мальчика с толку и ломало все его теории.

Со временем звуки стали более частыми, словно постоянно дразнили ребенка. Чаще всего они возникали, когда он мог плохо сопротивляться. Порой ему казалось, что он сходит с ума, и тогда мальчик начинал ненавидеть их — и звуки будто бы пугались и уходили. Наконец Джейро решил, что эти звуки есть не что иное, как телепатические послания от неизвестного ему врага. Десятки раз мальчик собирался признаться родителям, но каждый раз отказывался от этой мысли, боясь расстроить Алтею.

И все-таки кто же мог беспокоить его с таким постоянством? Звуки приходили теперь, когда хотели, без всякой регулярности, но Джейро, хотя и мучительно страдал от такого преследования, все же научился сопротивляться. Звуки шли явно из ранних годов его жизни, и это понимание привело мальчика к твердому решению разузнать тайны и найти правду. Только тогда и можно будет обнаружить источник таинственного голоса и вырваться из его плена.

Перед Джейро постоянно вставало множество вопросов. Кто он? Как оказался потерян? Кто этот угрюмый человек, стоящий на фоне неверного света вечернего неба? И становилось все ясней, что ответ на эти вопросы на Галингейле получить невозможно. Поэтому оставался только один путь: несмотря на явное нежелание Фэйтов, ему придется стать космическим путешественником.

Когда Джейро в сотый раз обдумывал эти вопросы, кожу его начинало пощипывать, и он принял это за некий знак будущего, хотя и не мог разобраться, хороший или плохой. Но одно мальчик понял ясно: ему во что бы то ни стало нужно найти способ разобраться с этими звуками, которые все больше изнуряли его сознание.

Со временем Джейро обнаружил, что самая верная стратегия борьбы — просто не обращать на голос никакого внимания.

Но все же голос не сдавался и непонятный, таинственный, как всегда, возникал в промежутках от двух недель до месяца. Так прошел год. Джейро учился прекрасно и уже вышел на уровень Школы Ланголен. Фэйты дали ему все, чем обладали сами, а высокий социальный статус он мог получить только сам, пройдя все стадии компартуры от и до через наиболее престижные клубы.

Верхушка социальной пирамиды на Галингейле держалась на удивление стабильно и состояла, как мы уже говорили, из трех клубов. Таинственный Кванторси, членство в котором считалось настолько почетным, что никогда не превышало девять человек. Не менее эксклюзивными являлись Конверт и Вертопрах. Эти клубы отличались еще и тем, что их члены могли наслаждаться наследственными привилегиями, а для черни такое немыслимо. За ними шли Бонтон и очень старинный клуб Палиндром. Почти такой же статус имел и Лемур, но там царила крайняя утонченность.

Еще одним уровнем ниже находились Бастамон, Вал Верде и Тигры Сасселтона. От них почти не отставали Печальные цыплята и Скифы; оба проповедовали экстравагантность и модерн. И замыкали эту касту респектабельности так называемые четыре Квадранта Квадратуры Круга: Кахулайбаха, Зонкер, Грязная Банда и Натурал. Каждый из них проповедовал стремление к известности и славе, отрицая наличие этого у других. Но, несмотря на то общее, что объединяло все эти клубы, существовали и различия. В Кахулайбах входили в основном финансовые магнаты, в Зонкер — богема вроде музыкантов и непризнанных артистов. Натуралы же предавались изысканным наслаждениям чистого гедонизма, а в Банде собирались сливки научного сообщества. И все же между квадрантами было больше сходства, чем различия, хотя частенько в борьбе за продвижение в более высшие слои общества случались и различные инциденты вроде пощечин, самоубийств или даже вульгарного таскания за волосы.

Квадранты Квадратуры Круга, как и все клубы среднего класса, постоянно беспокоились о вербовке новых достойных членов, но еще больше занимались тем, чтобы в их рядах не оказалось аутсайдеров, шмельцеров и маргиналов.

Джейро, узнав о том, что оба его любимых родителя, да и он сам — простые нимпы, испытал нечто вроде шока. Он был пристыжен и оскорблен. Но Хайлир в ответ только рассмеялся.

— Нам это безразлично. Да и вообще, это не главное. Разве не так? Но даже если и не так, то что из того? Как говорит барон Бодиссей, [7] только проигравшие требуют честной игры.

Впрочем, Джейро быстро осознал, что, как и его родители, не имеет никакой склонности к восхождению по социальной лестнице. В школе он не был ни общителен, ни агрессивен, не принимал участия ни в каких массовых мероприятиях и не соревновался ни в играх, ни в спорте, ни в учебе. Такое поведение не приветствовалось, и потому дружить с мальчиком никто не стремился. А когда стало известно, что родители его нимпы и он сам не имеет никакого влечения к компартуре, Джейро оказался в еще большей изоляции, несмотря на всегда аккуратный костюм и прелестную внешность. В классе, между тем, он блистал, что дало повод его наставникам сравнивать Джейро Фэйта с известной Скарлет Хутсенрайтер, чьи интеллектуальные успехи являлись гордостью школы, равно как и ее высокомерие и имперские замашки. Скарлет была моложе Джейро на год или два и представляла собой этакое маленькое, гибкое, прямо державшееся существо, настолько переполненное разумом и жизненной силой, что школьные няньки говорили — от нее в темноте сыплются синие искры. Скарлет держалась, как мальчишка, хотя и была хорошенькой девочкой. Ее личико окаймляла густая шапка каштановых волос, из-под черных бровей лукаво смотрели лучистые серые глаза, ровные щечки сходились к решительному подбородку, над которым красовался щедрый крупный рот и точеный носик. Казалось, Скарлет начисто отрицает личное тщеславие и потому одевается так просто, что наставники даже и не знали, как увязать такую простоту с положением ее родителей. Отцом девочки был преподобный Клуа Хутсенрайтер, декан философского факультета, трансмировой финансист, человек огромного богатства и, более того, член Конверта, то есть лицо, находящееся на самой вершине социальной лестницы. Мать же девочки, Эспайн, тащила за собой шлейф каких-то глухих намеков, если не сказать, скандалов, и отличалась известной шаткостью в своих устремлениях — по крайней мере, дело обстояло так, если верить молве. В последнее время мать Скарлет обитала в роскошном дворце на Мармоне и именовалась принцессой Рассвета. Почему и как это произошло, никто не знал, а расспрашивать не осмеливался.

• Предыдущая
• 6/105
• Следующая