Сельва умеет ждать - Вершинин Лев Рэмович - Страница 22
- Предыдущая
- 22/93
- Следующая
– Та-ак, – Н'харо внимательно осмотрел новичков. – Ты!
Темнокожий крепыш в пышном головном уборе, украшенном амулетами, несмело шагнул вперед.
– Кто такой?
– Барамба, о великий!
– Откуда?
– Из Ярамаури!
– Та-ак…
Убийца Леопардов, усмехнувшись, ткнул пальцем в один из оберегов – длиннющий изогнутый коготь.
– Это откуда?
Юноша горделиво подбоченился.
– О! Барамба б'Ярамаури смел и силен! – Судя по манере выражаться, он пришел откуда-то с западного нагорья; только там сохранился еще обычай говорить о себе в третьем лице. – Голыми руками завалил храбрый Барамба серого мдвёди!
– И пнул его в зад! – дополнили откуда-то с левого фланга.
– Ма-алчать! – прикрикнул Н'харо.
Непроизвольно почесал шрам на предплечье и указал на треугольный клык густо-синего цвета.
– Это откуда?
На лице молодого охотника расцвел куст гаальтаалей.
– Ой-ё-о! Барамба б'Ярамаури – великий охотник! Он ходил на тьяггру с двумя ножами, даже без копья!
– И пнул ее в зад… – очень тихо донеслось с левого фланга.
– Выйти из строя, – еще тише приказал Убийца Леопардов, быстро и жутко темнея ликом. – Тебе говорю, остряк!
Отвернувшись от Барамбы, навис над посеревшим шутником.
– Я, Н'харо Мдланга Мвинья, не стану пинать тебя в зад. Я ценю добрую шутку. И очень люблю мед. Ты меня понял, сынок?! Я просто-таки обожаю мед. И доблестный Мгамба тоже без ума от сладкого меда. Ефрейтор!
– Я! – вытянулся Мгамба.
– Кажется, где-то здесь водится мдвёди?
– Так точно, сэр! Шатун бродит на востоке, а Головастая с выводком залегла за излучиной…
– Эт…хорошо. Так вот, шутник. Вообще-то я хотел дать тебе десяток-другой нарядов вне очереди, но за добрую корчагу меда могу и простить на первый раз. Ты меня понял?..
Глядя исподлобья, шутник молчал.
– Понял, я спрашиваю?
– Бимбири б'Окити-Пупа смышлен и понятлив, – высокий голосок новобранца не дрожал. – Дай корчагу, и Бимбири принесет тебе мед, о великий!
Сержант пожал плечами и тяжело вздохнул.
– Да ты, парень, мдвёди-то видывал? Живого?
– Нет, – серьезно покачал головой двали. – Когда Бимбири порвал пасть болотному крокке и вспорол ему толстое брюхо, большой мдвёди уже умер. Бимбири поздно пришел на помощь…
– И пнул его в зад, – радостно предположили в строю.
Сочно крякнув, Убийца Леопардов махнул рукой.
– Ефрейтор!
– Я!
– Барамбу – к следопытам, в распоряжение М'куто.
– Есть, сэр!
– Бимбири – к моим урюкам.
– Так точно, сэр.
– Все. Приступайте к строевой.
Процесс пошел.
Личное присутствие тхаонги уже не было необходимо.
А ведь совсем недавно, в первую неделю после вторжения равнинных, все было совсем иначе. Люди ждали повелений, готовые слушать и выполнять, не размышляя…
Умоляющие взгляды жгли затылок, словно уголья.
А Дмитрий шел и молчал, до хруста стискивая зубы.
Настигни их погоня, он дрался бы до последнего и сломал бы в рукопашной любого здешнего чемпиона, а то и троих, если, конечно, не бугаев вроде Убийцы Леопардов…
Располагай он хоть ротой – да что там, хватило бы и пары взводов! – он развернул бы бойцов и, пожалуй, сумел бы на какое-то время выбить врага из руин Дгахойемаро…
Но не было ни погони, ни боеспособных войск.
А усталые беженцы, вереницей бредущие сквозь ущелья, ждали от Пришедшего-со-Звездой самую малость – чуда. Не ведая, что курс волшебства не входит в учебные программы Академии…
Порой нгуаби хотелось выть от ненависти к себе.
А потом они пришли.
Лощина, лежащая меж каменистых холмов, оказалась теплой и влажной. Словно в родных низинах, росли здесь столетние бумианы, раскинувшие ветви, подобно воинам, приготовившимся к пляске, и кроны их сплетались в навес, способный выдержать даже укол копья Тха-Онгуа, безумствующего в вихрях тропического ливня.
Только непривычно студеные струи стремительного ручья, надвое рассекающего урочище, да еще прозрачный, по утрам нежно искрящийся воздух не позволяли забыть, что всего лишь в трех днях пути лежат первые снега.
Обустройство лагеря взял на себя мудрый Мкиету.
Начали, как положено, с круглого женского дома. Затем сплели длинные мужские, приподняв их сваями на локоть от земли, чтобы не искушать змей. Отрыли землянку дгаанге, не боящемуся ядовитых гадов. Вокруг камня-алтаря, вынесенного на спинах из пылающего Дгахойемаро, установили шесты, украшенные тотемами Красного Ветра. Жарким цветком распахнулся костер, охватив горную козу, жертву ясноглазому Тха-Онгуа, и заструился в Высь светлый дым, призывая воинов под стяг дгаангуаби.
Присев на корточки у ручья, Дмитрий смочил ладонь, обтер вспотевший лоб и криво усмехнулся.
Словно сговорившись, умудренные жизнью мвамби, старейшины дгаа, сочли за благо придержать лучших юношей при себе, отправив на зов красной стрелы самых захудалых, в военное время пригодных разве что занимать койки полевого лазарета.
Первое пополнение…
Пяток худеньких двали. Отданы в науку Мгамбе.
Один хромой. Демобилизован вчистую.
Один сухорукий. Туда же.
Двое одноглазых. Прикомандированы к обозу.
И семеро чесоточных.
Каковых дгаангуаби пришлось исцелять.
Собственноручно.
До сих пор при одном лишь воспоминании об этом к горлу подкатывал тошнотный комок…
Говорят, некогда французские короли умели наложением рук лечить золотуху. Не исключено. Дмитрий и сам, как выяснилось, мог гнать недуги, причем – спасибо местной магии! – вполне успешно. Но если древние венценосцы, как писано в хрониках, и впрямь ловили при этом кайф, они, несомненно, были извращенцами. Все. Поголовно. Никакой златоуст не сумел бы заставить лейтенанта Коршанского изменить мнение. Уже первого пациента он пользовал, содрогаясь от омерзения, а к бедолаге Мтунглу сержант тащил его едва ли не волоком, и после процедуры светлый дгаангуаби долго проблевывался, забившись в отдаленные кусты.
Ничего не поделаешь, положение обязывает…
Впрочем, Мтунглу оказался очень полезной тенью. Верной, неотступной, незаметной. А в искусстве владения метательным ножом не уступающий, пожалуй, и М'куто-Следопыту.
– Нгуаби… – голос тени шелестел почти неслышно, словно подхваченная ветром тень голоса. – Пора!
Верно. Нельзя задерживаться. Его долг быть везде и всюду.
Воины должны видеть своего тхаонги…
Дмитрий шел по лагерю, небрежно приветствуя встречных.
Плац.
Разбившись на пары, двали осваивают азы рукопашного боя.
Стрельбище.
Мишени утыканы копьями и стрелами.
Самые отличившиеся юнцы, согнувшись над невысокими столами, заняты разборкой огнестрельного оружия.
У них большой день: сегодня каждому будет дозволено выстрелить по сушеной тыкве из трофейного автомата…
– Мгамба!
– Я, сэр!
– Как успехи?
– Отлично, сэр!
Чего и следовало ожидать.
Мужчины дгаа – прирожденные бойцы. Еще деды их, жившие до явления великого Дъямбъ'я г'ге Нхузи, объединившего племена в народ, хаживали по ночам в близлежащие поселки за головами. И хотя Тот-Который-Принес-Покой именем Красного Ветра запретил Темную Охоту, иные из старцев полагают: нельзя было отменять столь благородный обычай…
Круглый женский дом.
Сюда не заглянешь.
Табу.
Три длинных мужских дома пусты.
Здесь только спят.
Зато из четвертого, без труда проникая сквозь плетеную стену, доносится надтреснутый голос Мкиету, изредка прерываемый удивленными восклицаниями.
Мьюнд'донг не пустует никогда.
Там хранятся маски ушедших вождей. Там, на дне глиняной корчажки, живет неумирающий огонек, частица Первопламени, породившего изначальных дгаа…
Все свободное время мужчины принадлежит мьюнд'донгу.
Кто-то чистит оружие, кто-то, прихлебывая кислое пиво, болтает о пустяках, иные дремлют под ритмичное постукивание молоточка в руке поселкового кузнеца.
- Предыдущая
- 22/93
- Следующая
