Рыцарь-крестоносец - Уэлч Рональд - Страница 26

• Предыдущая
• 26/71
• Следующая

Во главе стола сидел Ги Лузиньянский; на его красивом лице одновременно отражались усталость и серьезная сосредоточенность. Что творилось в его голове, на самом деле не знал никто. Увы! Но на плечах именно этого человека лежал тяжелый груз ответственности за судьбу целой страны. Слева от него сидел его брат, Амальрик де Лузиньян, коннетабль королевства[59] и командующий всей феодальной армией королевства.

Филипп знал коннетабля в лицо, как почти всех придворных Иерусалимского двора, но, ни разу в жизни ему не случалось видеть человека, занимающего почетное место справа от короля. Нагнувшись к отцу, он прошептал ему на ухо свой вопрос.

– Кто?

– А, это граф Раймонд Триполийский.

Филипп подвинулся влево, чтобы получше разглядеть графа. Он увидел высокого человека с тонкими чертами лица, гармонию которого нарушал только мясистый нос. Раймонд сидел, уткнув глаза в полированную столешницу, и длинными пальцами выбивал быструю дробь, что говорило о его сильном волнении и тревоге. Филипп смотрел на него с интересом, поскольку граф слыл одним из самых могущественных сеньоров в Святой земле, честолюбивым, нещепетильным и хитрым. Среди собравшихся баронов королевства не нашлось бы ни одного человека, который мог бы вполне довериться графу. Потеряв надежду заполучить престол, он неожиданно подписал мирный договор с турками. И столь же неожиданно расторг этот договор. Сейчас Саладин осадил принадлежащий ему замок и город Тивериаду, однако бароны продолжали не доверять ему. Мотивы двух его прямо противоположных решений им были совершенно непонятны.

Когда в палатку зашли последние члены высокого собрания, сразу же стихло гудение голосов. Все присутствующие явились на собрание вооруженными с ног до головы, закованными в кольчуги; на белых плащах красовались родовые рыцарские эмблемы, а на лицах застыло мрачное, но твердое выражение, говорившее о решимости сражаться до конца. Собрание походило скорее на военный совет на поле боя. Собственно, так оно и было.

Ги поднялся со своего места.

– Сеньоры, – обратился он к присутствующим, – мы должны обсудить направление передвижения наших войск. Вам уже известно, что Саладин начал осаду Тивериады. – Тут он сделал паузу, и глаза всех присутствующих повернулись к графу Триполийскому, владельцу замка, за стенами которого осталась вся его семья. Но граф продолжал упрямо смотреть вниз. – Язычники подняли против нас мощную армию, – продолжал Ги. – По слухам, силы Саладина превосходят нас вдвое. – По толпе пронесся ропот недовольства. – Сеньоры, что вы можете предложить мне и высокому собранию?

Он снова опустился на стул и стал ждать выступлений. Наступила непродолжительная пауза. Бароны предполагали, что первым захочет взять слово граф. Владея графством Триполи, он, по сути дела, был независимым принцем, находящимся лишь в союзе с остальным королевством, и графство его, как и княжество Антиохийское на севере, имело статус самостоятельного образования в числе четырех христианских государств, основанных в Святой земле.

Но Раймонд не сдвинулся с места. У Филиппа появилось смутное подозрение, что граф желал выступить последним, чтобы оказать наиболее сильное влияние на короля.

И все же в палатке нашелся один человек, которому не терпелось высказаться. С противоположного конца стола послышался резкий, с хрипотцой, знакомый Филиппу голос.

– Я думаю, нам нужно выступить на рассвете, сир, – выкрикнул Рено де Шатильон. – Озеро находится в пятнадцати милях отсюда, и к нему мы доберемся после полудня. Уверен, мы сможем окружить турок, разоружить и загнать в воды Галилейского озера!

В палатке послышались одобрительные возгласы: здесь было немало приверженцев политики агрессии. Оба Великих Магистра военных орденов, перегнувшись через стол, прокричали что-то в поддержку оратора.

Лицо короля просветлело, плечи расправились. Даже граф Триполийский на мгновение оторвал глаза от поверхности стола, перестав выстукивать пальцами дробь. Потом он поднялся, его высокая фигура слегка согнулась над столом.

Наступила тишина. Некоторое время граф всматривался в окружавшие его лица. Ему было хорошо известно, что в числе собравшихся в этой палатке находилось немало его врагов, но на лице его не отразилось ничего, кроме холодной отчужденности.

– У меня есть другое предложение, сеньоры, – тихо и будто бы нерешительно проговорил он странно притягательным голосом. – Мы должны отойти к Акре.

Рено, бешено вращая зрачками, вскочил на ноги и воскликнул в гневе:

– Предатель!

Тонкие губы графа слегка дрогнули, но он сдержался.

– Я не предатель, – все так же тихо проговорил он. – Если бы я даже решил предать вас, то неужели вы полагаете, что я мог бы оставить моих детей и жену на растерзание нехристям? Город Тивериада – мой город. Это мои земли, и сейчас туда вторглись войска иноверцев.

Он сделал паузу, чтобы дать возможность присутствующим оценить, взвесить его слова. Приведенные им доводы оказались настолько просты и очевидны, что ни у кого не могло остаться сомнений в его искренности. Филипп смутно ощущал силу личности графа и начал понимать, насколько верными были все характеристики, даваемые сиру Раймонду Триполийскому в Святой земле. Но, присутствуя при разговоре сира Хьюго с сиром Вальяном, он не мог не изменить своего мнения и явился на собрание, уже будучи сильно предубежденным против графа.

– Прошу вас внимательно выслушать меня, сеньоры, – сказал граф, наклоняя над столом свое длинное тело. – Если мы отступим, у нас будет сильный тыл – мощные стены Акры. Город хорошо снабжается провизией, и там есть большие запасы воды. Там мы сможем диктовать вражескому войску, где и когда вступить в сражение. Не мы должны идти к Саладину, а Саладин должен прийти к нам. Уж мне-то известно, насколько коварны иноверцы.

– Слишком хорошо известно, – прошипел дребезжащий голос с противоположного конца стола.

Граф не обращал ровно никакого внимания на язвительные выпады Рено.

– Да, я хорошо знаю мусульман, – спокойно повторил он. – Саладин сейчас на пике славы. Он привел огромную армию в Святую землю. И он не будет прохлаждаться под стенами Тивериады. Сами его сподвижники, вставшие сейчас рядом с ним под знаменем ислама, потребуют от него войны и побед над нами. Но нас то и не будет. Ему придется идти к нам. И тогда у него возникнут трудности с доставкой продовольствия и оружия. Одно поражение, и люди его разбегутся. А потом мы сможем напасть и разбить наголову его войско, тем самым утвердив позиции нашего королевства!

Граф снова сделал паузу, чтобы его слова как следует дошли до присутствующих.

К сожалению, в палатке находились люди, чья ненависть к туркам оказалась столь велика, что даже самые сильные аргументы, выдвинутые Графом, не могли переубедить их. Один из этих людей был Великий Магистр госпитальеров.

– Но почему бы нам не бросить все силы на Тивериаду, мой дорогой граф? – спросил он. – Неужели язычники настолько сильны, что мы должны их бояться? Мы уже не раз побеждали их. У нас в королевстве имеются огромные резервы; мы сражаемся за правое дело. У нас есть Святой Крест, принесенный из церкви Гроба Господня. Неужели вы думаете, что Бог оставит детей своих и позволит нам проиграть войну проклятым нехристям? Мы сильны своей верой, мы вооружены священной реликвией.

Филиппу стало не по себе. В этой фанатичной вере Великого Магистра было что-то притягательное и вместе с тем нечто отталкивающее. Рыцари, разделяющие с Великим Магистром его настроения, согласно закивали в ответ. Но граф Триполийский даже не шелохнулся.

– Поход на Тивериаду грозит нам смертью, – твердо заявил он. – Пятнадцать миль по изматывающей жаре, без капли воды.

– На дороге есть источники, – возразил чей-то голос.

– Они пересохли. Они всегда пересыхают летом. И наверняка турки для пущей уверенности засыпали их на всем пути.

– Но мы можем взять запас воды с собой! – выкрикнул кто-то из баронов.

• Предыдущая
• 26/71
• Следующая