Дочь времени - Тэй Джозефина - Страница 29
- Предыдущая
- 29/35
- Следующая
– Согласен. – С чего начнем?
– С того, кто где был и что делал в первые месяцы правления Генриха. Скажем, в первый год. Где-то там должна быть накладка. Помните, как в приготовлениях к коронации принца?
– Помню.
– А вы нашли что-нибудь о Тирреле? Кто он такой?
– Нашел. Он оказался совсем другим, нежели я себе представлял.
– Да? Вы уверены?
– Уверен. Он был влиятельным человеком, наш сэр Джеймс Тиррел из Гиппинга. Член многих… как вы их называете… советов при Эдуарде IV. При Ричарде с ним тоже все было в порядке. Не знаю только, участвовал ли он в битве при Босуорте. Многие явились туда слишком поздно. Вы это знали? Правда, я не уверен, что это важно. Как бы то ни было, но он не лакей. А раньше я представлял его себе только лакеем.
– Интересно. Ну а потом, при Генрихе?
– Вот… Здесь-то и начинается самое интересное. Для человека, столь верного и близкого к Йоркам, у него слишком хорошая жизнь. Генрих послал его констеблем в Гин. Потом послом в Рим. Он был одним из тех, кто заключал мирный договор с Карлом VIII в 1498 году. Генрих пожаловал ему пожизненный доход с некоторых земель в Уэльсе, но заставил обменять его на доходы с графства Гин. Непонятно только зачем.
– Понятно, – сказал Грант.
– Зачем?
– А вас не удивляет, что вся его карьера связана с пребыванием вне Англии? Даже последний подарок.
– Да, теперь удивляет. И как вы это объясняете?
– Никак. Может быть, он страдал легкими и ему был показан Гин. Наверное, мы слишком начитались всяких историй. Похоже на пьесы Шекспира, которые можно интерпретировать до бесконечности. И долго он наслаждался этим счастьем?
– Довольно долго. До 1502 года.
– А что случилось в 1502 году?
– Генрих от кого-то узнал, будто Тиррел хотел помочь одному из Йорков, находившемуся в Тауэре, бежать в Германию. Он послал на осаду замка в Гине целый гарнизон Кале, который, на его взгляд, действовал недостаточно быстро, поэтому он послал туда еще и лорда-хранителя печати… Если вы знаете, что это такое. – Грант кивнул. – Послал лорда-хранителя печати… Ну и названия вы, англичане, придумали для своих чиновников! Он послал его предложить Тиррелу охранную грамоту, если он поднимется на корабль в Кале…
– Не может быть!
– Дальше вы и сами могли бы додумать. Тиррел был заключен в Тауэр и обезглавлен «в великой спешке и без суда» шестого мая 1502 года.
– А его признание?
– Не было.
– Как не было?
– Не смотрите на меня так. Я не виноват.
– Я думал, он признался в убийстве принцев.
– Так пишут в книгах, но это все сообщения о его признании, а самого признания нигде нет. Вы меня понимаете?
– Значит, Генрих не обнародовал его признания?
– Нет. Его личный историограф Полидор Вергилий составил сообщение о том, каким образом было совершено убийство. Но это уже после смерти Тиррела.
– Если Тиррел признался, что убил по наущению Ричарда, почему ему не предъявили официального обвинения и не судили открыто?
– Понятия не имею.
– Ладно. Итак, о признании Тиррела узнали только после его смерти.
– Да.
– Тиррел признался, что в 1483 году, то есть почти двадцать лет назад, примчался из Варвика в Лондон, взял ключи от Тауэра у констебля… забыл его имя…
– Брэкенбери. Сэр Роберт Брэкенбери.
– Взял у сэра Роберта Брэкенбери на одну ночь ключи от Тауэра, убил принцев и вернулся с докладом к Ричарду. Таким образом, он делает признание, которое должно прекратить все разговоры о таинственном исчезновении мальчиков, и тем не менее его не показывают народу.
– Не показывают.
– Я бы не решился с этим идти в суд.
– Да, совершенно немыслимо. Никогда в жизни не слышал ничего более мерзкого.
– Они даже не призвали Брэкенбери, чтобы он засвидетельствовал эпизод с ключами.
– Брэкенбери был убит в Босуортском сражении.
– Какой удобный мертвец! – Грант немного помолчал, обдумывая возникшую ситуацию. – Что ж, погибший Брэкенбери – еще один свидетель нашей правоты.
– Каким образом?
– Если все было именно так и по приказу Ричарда ключи кому-то передавались, то в Тауэре должно было остаться множество свидетелей этого события. Просто невероятно, чтобы никто не доложил о нем Генриху, когда тот явился в Тауэр, особенно если мальчики действительно исчезли. Брэкенбери умер. Ричард умер. Но кто-то же из официальных лиц, остававшихся в Тауэре, должен был привести принцев к Генриху. И если он не смог этого сделать, то должен был сказать: «В такую-то ночь констебль отдавал ключи тому-то и тому-то, и с тех пор мальчиков никто не видел». И все должны были громко возмутиться поведением человека, отдавшего ключи. Он стал бы живым доказательством номер один против Ричарда и страусовым пером на головном уборе Генриха.
– Более того, Тиррела слишком хорошо знали, чтобы он мог ходить неузнанным по Тауэру. В маленьком Лондоне в то время он был заметной фигурой.
– Правильно. Следовательно, будь сия история правдива, Тиррела казнили бы в 1485 году прилюдно. Его некому было защитить. – Грант потянулся за сигаретами. – Давайте вернемся к тому, с чего начали. Генрих казнил Тиррела в 1502 году, после чего с помощью прирученных историков объявил, будто Тиррел признался в совершенном им двадцать лет назад преступлении.
– Все так.
– Но он когда-либо объяснял, почему не судил Тиррела за ужасное преступление, в котором тот признался?
– Насколько мне известно, нет. Генрих всегда действовал исподтишка. Он никогда не шел в открытую, тем более когда убивал. Ему всегда требовался камуфляж, чтобы убийство не было похоже на убийство. Чтобы скрыть убийство и найти якобы законное для него основание, он мог ждать много лет. Знаете, что он сделал, едва стал Генрихом VII?
– Нет.
– Казнил несколько человек, которые сражались на стороне Ричарда, обвинив их в предательстве. И знаете, как ему удалось обвинить их на законном основании? Он объявил первым днем своего царствования день, предшествовавший Босуортскому сражению. – Многозначительно замолчав, Брент взял сигарету, предложенную ему Грантом, но долго не выдержал. – И знаете, с рук ему это не сошло. Англичане, благослови их Бог, поставили его на место.
– То есть?
– С очаровательной английской вежливостью они представили ему парламентский акт, согласно которому верный слуга короля не может быть обвинен в измене, приговорен к штрафу или тюремному заключению, и заставили его поставить свою подпись. Ох уж эта убийственная английская вежливость. Они не кричали на улицах, не кидали камни из-за того, что им не понравилось такое мошенничество. Нет, они заставили его проглотить этот составленный разумно и дальновидно парламентский акт, да еще изобразить удовольствие. Держу пари, Генриху было несладко. Увы, мне пора. Ужасно рад, что вы уже сидите. Значит, скоро в Гринвич? А что там, в Гринвиче?
– Прекрасная архитектура и грязная река.
– И все?
– Еще несколько хороших пабов.
– Плывем в Гринвич!
Когда Каррадин ушел, Грант лег и, куря сигарету за сигаретой, долго размышлял о судьбе наследников из семьи Йорков, благоденствовавших при Ричарде III и ушедших из жизни при Генрихе VII.
Некоторые из них, вероятно, на это напросились. Вряд ли записи Каррадина отражают всю картину тогдашней жизни. В них немало наивных суждений, еще больше прямолинейных: белое – это белое, черное – черное. Однако в одном он прав. Все, кто мог стоять между Тюдорами и короной, все были вырезаны под корень.
Без особого энтузиазма Грант взял в руки книгу, которую ему оставил Каррадин. «История жизни и царствования Ричарда III» некоего Джеймса Гарднера. Каррадин уверял, что Гарднера стоило почитать. Доктор Гарднер, по выражению Каррадина, – это «нечто».
Грант не ждал от труда доктора Гарднера ничего особенного, но уж лучше читать о Ричарде, чем всякую чепуху, и он принялся листать страницы. Постепенно Грант понял, что имел в виду Брент, сказав про «нечто». Безусловно, доктор Гарднер верил в то, что Ричард был убийцей, но, будучи человеком честным и образованным, ' и, если судить по приводимым им объективным фактам, он не занимался манипуляциями. Спектакль, который разыгрывал доктор Гарднер, пытаясь увязать факты с общепринятой версией, был, наверно, самым занимательным во всей той словесной эквилибристике, свидетелем которой стал Грант.
- Предыдущая
- 29/35
- Следующая
