Сказки - Толстой Алексей Николаевич - Страница 16

• Предыдущая
• 16/62
• Следующая

В дремучем лесу жили три зверя – Крымза двузубая, Индрик-зверь, да Носорог.

Человечки боялись их больше всего на свете. Ни житья от зверей, ни покоя. И кликнул царь маленького городка клич:

– Найдется добрый молодец победить зверей, за это ему полцарства отдам и дочь мою Кузяву-Музяву Прекрасную в жены.

Трубили трубачи два дня, оглох народ – никому головой отвечать не хочется. На третий день приходит к царю древний старец и говорит:

– На такое дело, царь, никто не пойдет, кроме ужасного богатыря великана, что сейчас у моря-окияна сидит и кита ловит, снаряди послов к нему.

Снарядил царь послов с подарками, пошли послы раззолоченные да важные.

Шли, шли в густой траве и увидали великана; сидит он в красной рубашке, голова огненная, на железный крюк змея надевает.

Приужахнулись послы, пали на колени, пищат. А тот великан был мельников внучонок Петькарыжий – озорник и рыболов. Увидал Петька послов, присел, рот разинул. Дали послы Петьке подарки – зерно маковое, мушиный нос, да сорок алтын деньгами и просили помочь. – Ладно, – сказал Петька, – веди меня к зверям.

Привели его послы к рябиновому кусту, где из горки торчит мышиный нос. – Кто это? – спрашивает Петька. – Самая страшная Крымза двузубая, – пищат послы.

Мяукнул Петька по-кошачьи, мышка подумала, что это кот, испугалась и убежала. А за мышкой жук топорщится, боднуть норовит рогом. – А это кто? – Носорог, – отвечают послы, – всех детей наших уволок. Петька за спину носорога ухватил, да за пазуху! Носорог царапался. – А это Индрик-зверь, – сказали послы. Индрик-зверь Петьке на руку заполз и укусил за палец. Петька рассердился: – Ты, муравей, кусаться! – И утопил Индрик-зверя в окиян-море. – Ну что? – сказал Петька и подбоченился. Тут ему царь и царевна Кузява-Музява Прекрасная и народ бух в ноги. – Проси, чего хочешь! Поскреб Петька стриженый затылок: – Вот когда с мельницы убегать буду, так поиграть с вами можно? – Играй, да легонечко, – пискнул царь. – Да уж не обижу.

Перешагнул Петька через городок и побежал рыбу доуживать. А в городке во все колокола звонили.

В дремучем лесу под елью в норе живет леший.

Все у него шиворот-навыворот – полушубок задом наперед надет, правая рукавица на левой руке, ноги вперед пятками и нет правого уха.

Начнет сморкаться, кулаком продерет зеленые глаза леший и загогочет. Или то в ладоши бить примется.

А ладоши у лешего деревянные. Разорвался раз у него лапоть, кругом ни одной липки не растет. И пошел леший на пасеку. Дерет лыки, а сам приговаривает: Дерись, дерись шибко,

Лыко, моя липка. На пасеке у пасечника жил Мишка-вострый и знал про лешего всю подноготную.

Услыхал Мишка – липы шумят, вылез из шалаша, смотрит – ободрал все липки леший, идет назад, лыками машет и гогочет, а, высунувшись из-за сосны, смеется месяц.

Прокрался Мишка от куста к кусту до самой ели, прошмыгнул раньше хозяина в темную нору и спрятался во мху. Леший лучину зажег, принялся из сырых лык лапти плести. Ухмыляется лошадиными губами, посвистывает, а Мишка шепчет: Дерись, дерись шибко, Лыко, моя липка. Затрясся леший: – Кто тут? Вылез Мишка из угла, руки в боки и говорит:

– Ты меня только напугать можешь, а сделать ничего не сделаешь, а я вот тебе скажу: овечья морда, овечья шерсть. Заплакал леший: – Не губи меня, Миша, я все тебе сделаю.

– Хорошо, – говорит Мишка, – сделай пчел дедушкиных золотыми, а ульи хрустальными.

Пошел Мишка на пасеку и видит… Стоит Мишкин дедушка, словно его мешком из-за угла хватили…

Что за диво?.. Переливаются ульи хрустальные, летают пчелы из чистого золота и гнутся под ними цветы луговые. – Это, дедушка, леший наделал, – говорит Мишка.

– Какой леший? Ах ты, разбойник, над стариком смеяться, вот я тебя хворостиной… А леший в иные леса ушел – не понравилось.

На весеннем солнышке греется пес Полкан. Морду положил на лапы, пошевеливает ушами – отгоняет мух. Дремлет пес Полкан, зато ночью, когда на цепь посадят, – не до сна. Ночь темна, и кажется все – крадется кто-то вдоль забора.

Кинешься, тявкнешь, – нет никого. Или хвостом по земле застукает, по-собачьи; нет никого, а стукает…

Ну, с тоски и завоешь, и подтянет вон там, за амбаром, зальется чей-то тонкий голос. Или над поветью глазом подмигивать начнет, глаз круглый и желтый. А потом запахнет под носом волчьей шерстью. Пятишься в будку, рычишь. А уж жулики – всегда за воротами стоят, всю ночь. Жулика не страшно, а досадно – зачем стоит.

Чего-чего не перевидишь ночью-то… охо, хо… Пес долго и сладко зевнул и по пути щелкнул муху. Поспать бы. Закрыл глаза, и представилась псу светлая ночь.

Над воротами стоит круглый месяц – лапой достать можно. Страшно. Ворота желтые.

И вдруг из подворотни высунулись три волчьих головы, облизнулись и спрятались. «Беда», – думает пес, хочет завыть и не может. Потом три головы над воротами поднялись, облизнулись и спрятались. «Пропаду», – думает пес. Медленно отворились ворота, и вошли три жулика с волчьими головами. Прошлись кругом по двору и начали все воровать. – Украдем телегу, – сказали жулики, схватили, украли. – И колодец украдем, – схватили, и пропал и журавль и колодец. А пес ни тявкнуть, ни бежать не может. – Ну, – говорят жулики, – теперь самое главное! «Что самое главное?» – подумал пес и в тоске упал на землю. – Вон он, вон он, – зашептали жулики. Крадутся жулики ко псу, приседают, в глаза глядят. Со всею силою собрался пес и помчался вдоль забора, кругом по двору. Два жулика за ним, а третий забежал, присел и рот разинул. Пес с налета в зубастую пасть и махнул. – Уф, аф, тяф, тяф… Проснулся пес… на боку лежит и часто, часто перебирает ногами. Вскочил, залаял, побежал к телеге, понюхал, к колодцу подбежал, понюхал – все на месте. И со стыда поджал пес Полкан хвост да боком в конуру и полез. Рычал.

Пошел топор по дрова. Постукивает по горелым пням, посмеивается: – Моя воля: хочу – зарублю, хочу – мимо пройду, я здесь хозяин.

А в лесу березка росла, веселенькая, кудрявая, старым деревьям на радость. И звали ее Люлинькой. Увидал топор березку и стал куражиться: – Кудрявая, я тебе покудрявлю, начну рубить, только щепки полетят… Испугалась березка. – Не руби меня, топор, мне больно будет. – А ну-ка, поплачь! Золотыми слезками заплакала березка, веточки опустила. – Меня дождик в невесты сватал, мне жить хочется.

• Предыдущая
• 16/62
• Следующая