На острие меча - Азаров Алексей Сергеевич - Страница 9
- Предыдущая
- 9/34
- Следующая
Его люди не спускали глаз с дома 33 на бульваре Адольфа Гитлера. Ходили по пятам. Пеев чувствовал их присутствие; порой за ним ходили так плотно, что хотелось повернуться и спросить: «Ну как, братец, еще не надоело?» Однако он не стремился ускользать, вел себя как обычно и, только запершись вечером в кабинете, с привычной тщательностью анализировал: что это — результат прямых подозрений или превентивная мера? Прочти он доклад Сиклунова, и все бы стало на места, внеся спокойствие, но доклад был известен только Николе Гешеву — даже не Павлову! — и лишь ему одному. «Доктор Пеев утром, как только выйдет из дому, к восьми часам направляется в сладкарницу у входа в Борисов сад возле Орлова моста. Там он обычно встречается с офицером запаса полковником Ерусалимом Василевым, сторонником нынешней власти и известным в прошлом патриотом (доктор Пеев является его личным адвокатом); со Стояном Власаковым, одним из редакторов газеты «Мир» — журналистом, в прошлом «народняком» с русофильским уклоном, пользующимся доверием в обществе; с Костой Нефтеяновым — кооперативным деятелем, никогда в прошлом не имевшем левых проявлений; с профессором Грозьо Диковым из Софийского университета; с богатым торговцем из Софии и другими. Они пьют кофе до половины девятого, после чего каждый направляется по своим делам. Доктор Пеев идет в суд и к десяти приходит в Национальный кооперативный банк. Работает с директором банка в одной комнате, а директор — наш человек. В обед, к двенадцати часам, доктор Пеев обычно выходит из банка, садится в трамвай № 4 на площади Святой Недели и едет домой обедать. После обеда выходит из дому обычно в два часа и отправляется в банк. Иногда встречается с генералом Никифором Йордановым Никифоровым и вместе с ним гуляет по Борисову саду. До сих пор не замечено, чтобы доктор Пеев встречался с коммунистами. Я беседовал с Симеоном Ивановым Буревым и полковником запаса Ерусалимом Василевым. Оба уверяют, что доктор Пеев политикой не занимается».
В этом рапорте, в целом правильном, были две мелкие погрешности и две крупные. Мелкие касались часов прихода и ухода Пеева из кафе и банка; крупные были связаны с персонами генерала Никифорова и торговца. Поперек первой страницы Ге-шев плотным почерком, выработанным за годы службы в канцелярии, вывел резолюцию: «Наблюдение за доктором Александром Пеевым продолжать. Не надо забывать, что он наш идеологический враг». Ни генерал, ни торговец в разряд «идеологических врагов» не попали. Да и какие, спрашивается, претензии можно предъявить обоим: один служит трону, другой, мобилизованный из запаса, работает в цензуре на телеграфе. Очень, очень благонадежные люди, с безупречными послужными списками.
А между тем и в мировоззрении торговца происходил сдвиг. Пеев с интересом присматривался к бывшему компаньону по поездке в Москву... Перемены эти не были чем-то экстраординарным. Многие знакомые Пеева, принадлежащие к различным слоям общества, под влиянием многообразных событий меняли свои оценки и взгляды, заметно «левели».
Среди них оказался и не кто иной, как Георгий Говедаров, один из лидеров «Народного сговора», депутат Народного собрания нескольких созывов, человек, которого царь в знак благоволения называл на «ты» и «друг мой».
Партийная принадлежность не мешала Говедарову иметь свое мнение по поводу происходящего, а в глубине души у него теплилась хорошо упрятанная под броней «прогерманизма» с детства привитая семьей симпатия к России. Вслух он об этом не распространялся: был вообще, по природе молчалив и сдержан.
Впрочем, говорил он прекрасно. В 1939-м в Народном собрании обсуждался вопрос: ехать или нет в Москву парламентской делегации для осмотра сель-хозвыставки. Поездку инспирировал двор, считая, что так вот, без «протокола», парламентариям удастся не только полюбоваться павильонами, но и прощупать советских официальных лиц — о, разумеется, в частных беседах!—на предмет ориентации Кремля в отношении Болгарии. Считалось, что надо будет сколотить небольшую группу для поездки, не привлекая к этому особого внимания. Говедаров произнес в парламенте речь, как всегда блестящую и зажигательную, агитируя за поездку. В итоге 93 депутата изъявили горячее желание стать гостями выставки. «Девяносто три? — сказал с изумлением Борис, выслушав доклад председателя палаты.— Как это понимать? У нас что, в Народном собрании коммунистическое большинство?»
Говедаров по-прежнему был принят при дворе. Царь называл его «друг мой» и на «ты», но держался холодно и отчужденно. Это, впрочем, не мешало Говедарову быть одним из осведомленнейших людей в стране и в то же время одним из самых надежных информаторов Пеева.
Загадочная метаморфоза? Нет, закономерность. Честный, как известно, ищет общества честных, патриот идет к патриотам.
...22 июня 1941-го, выслушав по радио сообщение о войне, Пеев, не советуясь с Елисаветой (знал, что одобрит), позвал сына к себе. В коротких точных фразах объяснил, что является руководителем группы подпольщиков; в таких же коротких и точных фразах изложил суть. Попросил:
— Будь очень осторожен... Теперь ты знаешь все и не имеешь права рисковать. Я требую — слышишь, требую! — чтобы ты отошел от ремсистов 1. Так надо. Ты все понял?
— Все. Ты прав, отец.
— Хорошо, иди. И забудь.
— Я хочу тебе помогать,— сказал сын.
Молчание. Резкая складка на лбу отца.
— Я использую тебя на связи,— был ответ.
5
«...В посольство СССР поступил служащий по имени Борис, платный осведомитель полиции. Примите меры...» Пеев отложил ручку, сунул ее меж страниц «Бай Ганю». Подумал: Центр, конечно, меры примет, но как быть нам самим? Не нравятся мне связи Эминла Попова, слишком много людей посвящены в его дела. Слишком много...
Испанец, делясь опытом, особое внимание уделял конспирации и был прав: в стране, пронизанной полицейскими метастазами, лишь хорошая конспирация могла отвести от группы угрозу провала.
А она существует, эта угроза? У Пеева не было ответа. Теоретически любые звенья в цепочке, идущей от него к Попову, Никифору Никифорову или Янко Пееву, либо ниточки, связывающие Эмила Попова с его друзьями, могли подпасть под подозрение людей Гешева по самому незначительному поводу. Кроме того, недавно возникла новая опасность: Никифоров случайно узнал, что по требованию представителя абвера Делиуса из Германии переброшены автобусы с пеленгаторными установками. Их разделили поровну между военной разведкой и отделением «А» службы ДС. Впрочем, Гешев, кажется, не собирается ими пользоваться, полагается на агентурную часть, ухитрившуюся внедрить осведомителей едва ли не в каждый дом Софии.
О Гешеве в салонах и кофейнях болтали разное. Одни превозносили как великого мастера сыска, единственного «европейца» в службе ДС, применяющего неожиданные и тонкие методы. Другие ругали за неспособность и примитивизм, утверждая, что единственный способ, доступный ему для развязывания языков,— зверские побои и пытки. Невысокого роста, хорошо одетый, замкнутый, появляясь где-либо, он внушал страх. Даже не страх — ужас. Достоверно известно было, что он сильно пьет и почти всегда в одиночку. Иногда, во время допроса, приказывает принести в кабинет две бутылки ракии, предлагает арестованному бокал на брудершафт, чокается, шутит. Если с ним отказываются пить, агент для особых поручений Гармидол цо прозвищу «Страшный», звериной лапой разжимает рог, вливает в глотку стакан за стаканом. Гармидол — палач, садист. Сколько арестованных женщин изнасиловано им, скольким мужчинам переломал он кости, содрал ногти, выжег или вырезал метки на теле? Это известно только Гешеву. Иногда Гармидола используют для убийств, если против подозреваемого нет улик. У «Страшного» свой прием: подкараулит ночью на улице, переломит хребет и — кинжалом по шее, отсекая голову напрочь. В полицейской газетной хронике убийства приписывают «коммунистическим террористам».
Гешев... Мнения разные, но ясно одно: на посту начальника отделения «А» он пережил всех своих шефов, совершив стремительный подъем от безымянного сотрудника № 07179 до всесильного руководителя охранки. Не директор полиции Антон Куза-ров, а он пользуется правом непосредственного доклада царю и бывает во дворце чаще, чем глава службы державной сигурности Павлов... Да, воистину Болгария подлинно демократическое государство, где покои либерального монарха доступны любому гражданину. Это цитата из «Зоры», редактор которой неожиданно показал себя в строках оных блестящим сатириком.
- Предыдущая
- 9/34
- Следующая
