Зарницы в фиордах - Матвеев Николай Сергеевич - Страница 18

• Предыдущая
• 18/27
• Следующая

Шабалин мысленно представляет себя на месте летчика. Что бы делал он сам, если бы это его самолет горящим факелом падал в море? Конечно, до самой последней секунды, пока еще оставалась хоть малейшая надежда, он пытался бы спасти самолет. Ведь любому человеку, влюбленному в свое дело, жаль как живое родное существо, свой станок, свою машину, свой корабль, свой самолет. Наверное, и этому летчику, когда сбили его машину, тоже казалось, что гибнет товарищ и надо использовать все возможности, чтобы его выручить. Но все напрасно — пришлось выпрыгнуть с парашютом…

Сначала он не почувствовал холода, еще не остыла в нем горячка боя. Вода кажется вполне терпимой.

Там, где только что пылал огненный факел горящего самолета, теперь темно и безжизненно. Все кончено… Теперь уже ничего не сделать, надо думать о себе.

Сначала надо освободиться от запутавшихся лямок парашюта. Скоро он из помощника превратится во врага и будет тащить на дно. Несколько энергичных движений, и парашют уже качается рядом на волнах. Никогда не подумал бы, что можно так устать от такого, кажется, простого дела — снять парашют, теперь надо отдохнуть. Александр представил, как он лег на спину и море стало подбрасывать его на своей спине, раскачивать, как на качелях. Может, стоит плыть? Вряд ли! Это бессмысленно, плыть некуда — всюду море. Значит, надо держаться, держаться до тех пор, пока не придут свои, а они должны прийти обязательно.

Молодец тот, кто придумал спасательный жилет. Его высокий воротник доходит до подбородка и держит голову над водой. Чтобы не захлебнулся человек, если он ранен или потерял сознание, или, наконец, потерял надежду, что его спасут.

А волны стали наступать, бросать брызги горстями в лицо, показывать белые зубы — гребешки… Шабалин так ярко представил себе все это, что даже вздрогнул, когда ветер мокрой плеткой ударил его по лицу.

«Погода меняется. Как бы не было шторма», — подумал он, возвращаясь к действительности. И опять он, не отрываясь, смотрит в пустынное море.

Но что это? Какая-то черная точка темнее воды показалась вдали. Поворот штурвала, и катер ложится на другой курс. Теперь видно, что это человек, одетый в спасательный жилет. Желтое пятно одежды заметно выделяется на фоне темного моря. Моряки застывают в напряженном ожидании. Жив ли? Ведь жилет будет поддерживать на поверхности и того, кто уже погиб. Вот уже можно рассмотреть лицо! Жив! Ура! Летчик настолько потерял силы, что не мог им даже помахать рукой, лишь глаза выражали такую огромную радость и благодарность, что моряки почувствовали, как дрогнули у них сердца. Когда они подняли его на катер, он только мог прошептать: «Спасибо». И этого было достаточно. Спасенным оказался летчик сбитого истребителя, и, если бы моряки задержались хотя бы на полчаса, кто знает, остался бы он жив.

Шесть летчиков обязаны своей жизнью Шабалину и его команде, и они этого никогда не забудут…

А однажды произошел такой случай. Это тоже было в июне 1943 года. Наши береговые посты отметили, что немцы ведут активный огонь по морю. Никаких наших судов в это время там быть не могло — значит, фашисты обнаружили еще какую-то цель. И вот катер ТКА-13 получает задание выйти в море и разобраться в обстановке. Шабалин, выждав, когда несколько поутихнет огонь немецких батарей, вывел свой катер в море. Вывел на полном ходу, не маскируясь, оставляя за собой длинный белый след. В бинокль Александр разглядел, что на воде качается плот, а на нем неподвижно лежит человек.

Подошли вплотную, с трудом подняли замерзшего, одетого в изодранную солдатскую форму человека на борт. Положили у ног командира на палубе. Шабалин нагнулся над ним. Трудно было определить по изможденному, заросшему полуседой щетиной лицу возраст спасенного.

«Здорово тебе, друг, досталось, — подумал Александр Осипович сочувственно, — вот руки какие изуродованные, расшибленные в кровь…»

Водяной столб вдруг возник перед катером и рассыпался на множество частей. Снаряд упал совсем близко. Немецкая батарея снова начала свою работу.

— Раненого в моторный отсек, — приказал Шабалин.

Двое моряков осторожно спустили солдата в трюм.

— До чего же легкий! Кожа да кости! — удивился кто-то.

Но выяснять, кто спасенный, не было времени, надо срочно уходить. Умело сброшенные дымовые шашки скрыли под надежной пеленой катер, и он ушел к своим.

На базе, после того как врачи осмотрели и перевязали раненого, Шабалин спросил, кого же они на этот раз спасли. Оказалось, что это наш солдат, взятый в плен под Харьковом. Вместе с товарищами он организовал побег из лагеря военнопленных. Бежало их несколько человек, но спасся он один, чудом дошел до моря, связал два бревна, сделал плот и решил во что бы то ни стало добираться до своих. Так и получилось — его подобрал ТКА-13.

Чтобы получить наиболее полное впечатление о буднях катерников, расскажем еще о двух случаях.

В записной книжке вице-адмирала А. В. Кузьмина имеются такие строки:

…В штаб флота получено донесение, что противник сосредоточивает в Бос-фиорде боевые средства.

Какие средства? Сколько их? На эти вопросы смогут ответить разведчики и еще более точно захваченные на месте «языки».

— Высадите группу разведчиков в Маккаурсан-фиорде, — получил приказ Шабалин.

План был таков: разведчиков высаживают в Маккаурсан-фиорде, а дальше они уже пешком добираются до Бос-фиорда.

Задание ясно, и катер держит курс к высоким скалам мыса. В другое время можно было удивляться, как природа умудрилась так точно распилить и гладко отполировать скалы, но сейчас людям было не до восхищения. Важно пройти незамеченными, не попасть под вражеский обстрел. С каждой минутой приближаются скалы, надвигаются на катер, как будто хотят зажать его в каменных ладонях.

Катер идет тяжело — несет непосильный груз: привычный — торпеды, а сверх нормы — разведчиков. Двойная ответственность и на командире — нужно не только доставить на место людей живыми и невредимыми, надо доставить их так, чтобы катер стал невидимкой, — ждал бы возвращения разведчиков, притаившись под самым носом у врага. Морские разведчики уже знакомы Шабалину — их командир Виктор Леонов имеет добрую боевую славу. Там, где высаживалась его группа, в панике убегали гитлеровцы, часто даже не дожидаясь прихода разведчиков, и облегченно вздыхали местные жители. Пришли русские — значит снова возродится жизнь, прекратятся насилия и голод…

Боевой командир Виктор Леонов — хороший товарищ. Это Шабалин может подтвердить — им уже приходилось ходить вместе. Он еще раз взглянул на часы и проверил себя по табличке пройденных расстояний — все правильно. Скоро будет вражеский берег. Вроде все известно и ясно, но когда идешь в темноте крадучись, то тут надо иметь еще какое-то особое чувство, чтобы не сбиться с дороги, точно выйти к цели.

Шабалин еще раз бросил взгляд на катер. Все в порядке, смотровое стекло рубки прикрыто, чтобы не заблестело в лучах прожектора. Берег уже совсем рядом. На берегу вражеские укрепления. Сейчас они не видны. Но иногда на черном фоне кое-где возникают четкие яркие квадраты. Появится такой квадрат и исчезнет — снова все погружается в темноту. «Дверь кто-то открыл, вышел, — думает Шабалин. — Ничего, сейчас к вам придут незваные гости. Ждите». Катер осторожно шел по заливу, забираясь все дальше и дальше. Тихо на катере: молчали разведчики, молчала команда.

Тонкий луч прожектора вдруг скользнул по катеру, и через секунду с немецкого сигнально-наблюдательного поста светящимися горошинками посыпались точки и тире.

— Запрашивают позывные, — доложил боцман.

— Не отвечать, — приказал Шабалин.

Катер уверенно шел в глубь фиорда. Еще и еще раз замигал прожектор — немцы настойчиво требовали ответа.

• Предыдущая
• 18/27
• Следующая