Практика внимательности в повседневной жизни - Тарт Чарльз - Страница 7

• Предыдущая
• 7/62
• Следующая

Я полагаю, что прекрасным примером «слабых йогов» являются университетские профессора. Они много знают, блестяще владеют словом, могут что угодно объяснить и взаимосвязать. Но если посмотреть на качество их личной жизни, то можно обнаружить, что они так же тупы и невротичны, как и все остальные. Я говорю об этом на основании довольно богатого личного опыта!

Гурджиев говорит, что он учит четвертому пути, который, в отличие от первых трех [4], требует сбалансированного развития всех трех модусов функционирования.

Он говорил об этом и другими словами (напомню, что эксперимент Гурджиева состоял в формулировании его собственных идей и методов таким образом, чтобы западные люди могли их понять). Так, он отмечал, что мы имеем три «мозга». Он использовал слово мозг, поскольку в материалистическом мире это слово имело как бы больший вес, нежели слово ум. Мы все сейчас уверены, что ученые, изучающие мозг, – это настоящие ученые; так же обстояло дело и в начале века, когда Гурджиев излагал свое учение.

Он называл людей «трехмозговыми» существами. Кроме интеллектуального мозга (единственного, который мы считаем собственно мозгом), существует эмоциональный мозг и телесно-инстинктивный. Каждый из них является мозгом в том смысле, что: а) принимает информацию о нас самих и об окружающем мире; б) обрабатывает ее и сравнивает с прошлым опытом; в) использует свой собственный род логики, принимая всевозможные решения; г) рекомендует производить действия, которые кажутся осмысленными с точки зрения его внутренней логики.

Беда в том, что практически у каждого человека достаточно развит лишь один мозг. Одни люди интеллектуальны, другие – телесно-инстинктивны, третьи – эмоциональны. Другие два мозга не только не развиты, но нередко находятся на крайне примитивном уровне; это как бы мозг идиота, причем не просто идиота, а типично невротического идиота, продукта неуравновешенного развития.

Интеллектуалы пытаются решить почти все свои проблемы путем осмысления. Но бывают моменты, когда нужно действовать с помощью тела или прислушаться к чувствам. Люди эмоционального типа пытаются разрешить свои проблемы правильными чувствами, но бывают моменты, когда нужно абстрагироваться от чувств и интеллектуально проанализировать ситуацию или же прислушаться к собственному телу. Люди телесно-инстинктивного типа пытаются во всех случаях использовать силу воли, но порой бывает нелишне прислушаться к чувствам или хорошо подумать о своих проблемах.

Таким образом, гурджиевский подход к внимательности требует развития всех трех аспектов, достижения относительно нормального уровня интеллектуального, эмоционального и телесно-инстинктивного функционирования организма. Сбалансированное развитие такого рода является принципиально важным для четвертого пути.

Мне кажется, я посвятил уже достаточно много времени общему обзору. Теперь предлагаю задавать мне вопросы, чтобы вы смогли лучше понять сказанное мною, а я – почувствовать, как вы схватываете эти идеи.

Студент: Я читал немного о Гурджиеве. Как я понимаю, он старался заставить людей проснуться. Когда вы говорите о внимательности, вы имеете в виду ту же идею? Она так же важна и в других традициях?

Несколько упрощая, можно сказать, что сущность высших духовных путей состоит в том, чтобы постоянно быть открытым к сознаванию всего. Результатом этой постоянной, все углубляющейся внимательности может быть все остальное. Суть каждого конкретного пути заключается в способе его достижения.

Важность внимательности легче всего доказать, рассматривая феномен невнимательности. Совершал ли кто-нибудь из вас нелепые поступки только потому, что не заметил чего-то важного в окружении, чересчур расфантазировавшись? (Все поднимают руки.)

Если оставить в стороне проблемы бессознательной мотивации, то можно сказать, что нелепости такого рода составляют сущность невнимательности. К сожалению, я могу описывать это бесконечно. В действительности же меня интересует просветление, а не невнимательность, но я не знаю, что это такое. С другой стороны, я могу считать себя авторитетом в области затемнения. Я не только всесторонне изучал его, но и практиковал лично более пятидесяти лет; я хорошо знаю, что оно означает.

Подобное знание может в какой-то мере помочь нам быть более внимательными. В идеальном варианте вы могли бы выработать в себе своего рода чистую внимательность, просветление, которое дало бы возможность полностью избежать того, что мы теряем в фантазиях, искажении восприятия действительности и т.п. Можно было бы миновать все человеческие проблемы. Но знать на своем опыте, что такое затемнение, весьма полезно. Намного проще наполнить бензином бак своей машины, если вы знаете, где он находится, и понимаете, что если указатель приближается к нулю, то бензин нужно долить, иначе вы никуда не доедете.

Определение внимательности как сложного, постоянного сознавания всего теоретически верно, но настолько абстрактно, что на практике совершенно бесполезно. Если я, к примеру, погружен в свои фантазии, то переживаемое мною может быть живым и ярким, однако они блокируют многое другое. Мы собираемся говорить об очень основательной внимательности – о точном восприятии того, что происходит именно здесь и именно сейчас.

Обычно мы не очень хорошо сознаем мир вокруг себя, несмотря на то что у нас достаточно возможностей для этого. Мы обладаем, например, великолепным набором физических чувств. При близком рассмотрении мы видим, что это замечательные органы. Если, скажем, вы, обладая нормальным слухом (не перегруженным слишком большими дозами громкой рок-музыки, что сейчас, к сожалению, не редкость), войдете в абсолютно звукоизолированную комнату, то нельзя сказать, что вы ничего не будете слышать. Вы услышите легкий шипящий звук – шум молекул воздуха, сталкивающихся друг с другом! Это максимальная чувствительность, какой только можно было бы желать. Если бы ухо было более чувствительным, то это шипение заглушало бы все. Все наши органы чувств невероятно хороши, и все же большинство из нас не замечает множества вещей, поскольку мы живем «во сне наяву».

Гурджиев говорил: «Человек спит». Он повторял это вновь и вновь, но затем сформулировал данную мысль в более, как мне кажется, точной метафоре: «Мы движемся во сне наяву – опасном сне». Ночной сон вполне безопасен, поскольку мы просто лежим в постели. Мы не делаем в физическом мире ничего такого, что навлекло бы на нас беду. Сновидения же наяву вовлекают нас во множество неприятностей, поскольку мы не находимся в прямом контакте с тем, что происходит вокруг нас; однако мы действуем и пожинаем плоды своих действий. Только что прозвенел колокол.

Проговорил наш «стохастический учитель». Быть более внимательным прямо сейчас, когда колокол только что прозвенел, прийти в настоящее означает для меня среди прочего то, что я в большей степени вхожу в свое тело. Я стараюсь быть внимательным и когда говорю, в том числе и сейчас, но это трудно. Так что когда прозвенел колокол, я начал лучше сознавать свое тело с помощью некоторых способов. В ступнях и лодыжках, например, появляется иное качество чувствования, чем в остальной части тела. Я почувствовал пульс в груди. Сейчас я, конечно, говорю о прошлом, пытаясь остановить мгновение. Быть поистине внимательным на уровне тела – значит отслеживать все ощущения тела от мгновения к мгновению, как они приходят, остаются, трансформируются и уходят.

Если вы находитесь в ситуации, когда получаете сенсорную стимуляцию, то быть внимательным в таком случае означает сознавание сенсорной стимуляции в более или менее непосредственной, неотвлеченной форме. Я имею в виду, что в нашем обычном состоянии сознания мы почти никогда не бываем в непосредственном контакте с тем, что происходит вокруг нас.

• Предыдущая
• 7/62
• Следующая