Убить Ланселота - Басирин Андрей - Страница 21
- Предыдущая
- 21/74
- Следующая
Относительно этих петель мнения разделились. Хоакин решил, что петля – это знак верности шарлатану до виселицы. Инцери покраснела, вспыхнула и заявила, что их носят одни срамники и пошляки. Что будь у людей раздувающиеся горловые мешки (как у саламандр-самцов), надобность в позорных тряпках отпала бы. Маггара считала, что это знак особой касты волшебников.
К сожалению, петленосцы тоже не знали, где обитает шарлатан. Самые толковые и знающие ссылались на загадочную Вилею. Вилея Аччелерандо хранила все тайны Бахамотовой Пустоши. Она властвовала чуть ли не наравне с шарлатаном.
Отыскать ее не удавалось. Как потом выяснилось, Истессо неправильно подошел к вопросу. Он искал могущественную волшебницу, серого кардинала в юбке. А на самом деле…
Но не станем забегать вперед.
Скоро Хоакином заинтересовались гвардейцы охраны. Сперва на него просто косились. Затем стали покашливать и делать знаки. Наконец, один из них подошел к стрелку и взял его за плечо.
– Вы охотник на чудищ? – доверительно спросил он.
Хоакин кивнул.
– Так называемый Гури Гил-Ллиу?
Хоакин насторожился. Он был вольным стрелком. Слова «так называемый», «якобы», «именующий себя» наводили на нехорошие мысли. Обычно за ними следовало «пройдемте, сударь».
– Несомненно. Он – это я.
– В таком случае пройдемте, господин Гури.
В зеркале за спиной стражника мелькнул знакомый алый камзол. Каким образом Гури удалось освободиться, Хоакин гадать не стал. Он просто дал деру.
– Вот он!!
Стражник озадаченно посмотрел на клок зеленой ткани в руках. Истессо исчез. Он уже мчался по багровой дорожке в самые глубины Пустоши.
– Дер-р-ржи самозванца!
Хоакин проверил на бегу, как ходит в ножнах шпага.
– Стой, мерзавец! Не уйдешь!
К топоту башмаков за спиной добавилось буханье сапог и скрип монашеских сандалий. Положение становилось критическим.
Хоакин нырнул в темную каморку под лестницей. Подождал, пока преследователи промчатся мимо, осторожно выглянул наружу. Его нос уткнулся в огромную вязанку хвороста. Стрелок мог поклясться, что миг назад ее здесь не было.
На вязанке сидела старушка. Заметив Хоакина, она обрадовалась:
– Охти-сынок-милок! – затараторила. – Годы-мои-годы-распогоды! Бабушке-бабулечке-то, а? Хворосточку не донесешь?
Помни Хоакин свое разбойничье житье, он бы сразу узнал старушку. Как не узнать? Ее физиономия ухмылялась со всех гобеленов, украшавших хижину. Но воспоминания Истессо обрывались на ночи в обществе шарлатана, а начинались с лесной дороги. Никаких старушек (кроме госпожи Ляменто) он припомнить не мог.
Но, к счастью, стрелок был отзывчивым человеком.
– Хворост? – переспросил он. – Ладно. Давайте вязанку, бабушка.
Он огляделся. Преследователи знали Пустошь лучше его. С минуты на минуту они должны были вернуться.
– Только быстрее, быстрее, бабушка!
– А ты не спеши. Тише едешь – дальше будешь.
Она приложила ухо к ковру:
– Враг бежит, этаж дрожит. За тобой гонятся, да? Не беда это, касатик. Стань к двери и замри.
Хоакин не успел ахнуть, как одеревенел. Ноги вросли в кадку, волосы зазеленели, раскинулись зелеными веерами. Ведьма превратила его в пальму – зеркальное отражение той пальмы, что стояла у окна. Сама же, выхватив из рукава ведро и швабру, принялась усердно надраивать полы.
Широкая мокрая полоса пересекла коридор. Вернувшиеся гвардейцы замерли перед ней, словно кони на краю пропасти.
– Куда? – Бабка погрозила им тряпкой. – Стоять! Вымыто здесь.
– Госпожа Аччелерандо, – загремели стражники, – нам вот так вот надо на ту сторону. Негодяя-шпиона ловим!
– Перетопчетесь. Пока коридор не домою, вам сюда ходу нет.
Гвардейцы переглянулись и пожали плечами. С ведьмами не спорят. Дело так бы и закончилось ничем, но тут прогрохотали еще чьи-то шаги. Разъяренный Гури ссыпался по лестнице и…
– Держи самозванца!!
…вылетел на блистающий чистотой пол.
Стражники зажмурились. Паркет лентой выплеснулся из-под башмаков бродяги и улегся на место. Задрав к потолку голенастые ноги, Гил-Ллиу шлепнулся на спину.
– Это как же? – ошеломленно прошептал он. – Это почему же?
– Идемте, господин Гури. – Один из стражников ухватил его за подмышки и осторожно поставил на ноги. – Идемте. Я обходной путь знаю. Не связывайтесь, сударь.
У каждой ведьмы свой пунктик. Госпожа Вилея Аччелерандо славилась аккуратностью. Чистоту, которую она наводила, можно было собирать про запас. Проведя рукой по грязной батарее, вы измажете пальцы в пыли. Ступив на вымытый Вилеей пол, Гури «испачкался» чистотой. Она отторгала любую грязь, и Гури в том числе. А устоять на ногах, когда подошвы вас отталкивают, довольно сложно.
Пятки Гури вновь сверкнули в воздухе. На этот раз гвардейцы были настороже. Двое подхватили бродягу на руки, третий сорвал злосчастные башмаки. Обувка полетела в угол. Пыль шарахнулась от сверхчистых подошв.
– Извините за беспокойство, бабушка, – раскланялись стражники, – мы уже уходим.
– Заходите на чаек, молодцы.
Погоня умчалась, и Вилея превратила пальму обратно в Хоакина. В носу у того защипало. Мучительно захотелось чихнуть, но ничего не вышло. Разлитая по полу чистота уничтожила всю пыль в воздухе.
– Пойдем, милок, – посоветовала ведьма. – Гвардейцы – ребята ушлые. Так просто от них не отделаешься.
Хоакин вскинул на плечо вязанку и затрусил вслед за бабкой.
Погоня настигала их еще дважды. Оба раза Вилея отводила глаза стражникам. В первый раз нарисовала на стене дверь; дверь вышла почти настоящей, и гвардейцы ушли через нее в пятое измерение. Когда же разобрались что к чему, их ждал новый сюрприз: перекрученная ковровая дорожка. Этот орешек оказался служивым не по зубам. Возник зловещий треугольник (казначейство, податной департамент, кабинет первого министра), в котором бесславно сгинула погоня.
– Славненько, славненько! – щебетала госпожа Аччелерандо. – Умнички вы мои золотые. Теперь можно и чайком угоститься.
Гобелены лгут. Задайся кто-нибудь целью создать классификацию старушек, ведьма с гобеленов получила бы статус «гнусной карги». Госпожа Аччелерандо занимала промежуточное положение между «сбрендившей старушенцией» и «занятной бабулей».
Черного она не носила. Никогда.
Привычка видеть мир таким, каким он должен быть, играет с восприятием дурные шутки. Если вы знаете, что перед вами ведьма, воображение само дорисует черный плащ и остроконечную шляпу. Но госпожа Вилея одевалась вызывающе ярко. Три узорчатые кофты (зеленая, беж и киноварь), фиолетовая шерстяная юбка, синий фартук. Голову ее украшал растрепанный платок; выражение лица каждый миг менялось. Временами Хоакину казалось, что ей лет под девяносто, а временами – не больше сорока.
Настоящая ведьма. Вилея путала ковровые дорожки, варила зелья, разговаривала с рыбками в фонтане. Младенцам, заблудившимся в лабиринте дворцовых переходов, лучше бы не попадаться ей на глаза. А еще госпожа Вилея заготавливала хворост. Откуда она его брала, живя во дворце, – это загадка. Но все гвардейцы (а также канцлеры, поварята и министры) хотя бы по разу, да помогали донести вязанку.
– Пришли, касатик. Стой, раз-два.
Хоакин свалил хворост у входа в подсобку. Рубашка промокла от пота. Госпожа Аччелерандо нырнула в каморку и принялась греметь ведрами. Возилась она долго: переставляла швабры, развешивала тряпки. На Хоакина пахнуло с детства знакомыми запахами. Мыло, мокрая шерсть и песок. В школьные времена Истессо частенько прятался от одноклассников в подсобке, среди щеток и лопат.
– На сегодня хватит, – пробормотала Вилея, пряча связку ключей под фартук. – Разбаловались охламоны.
Даром что дворец – свинячат, как свиньи.
Она вытерла руки о фартук и приказала:
– Подсобка, подсобка, повернись к фойе задом, ко мне – передом.
Стена заскрипела, задрожала. Дверной проем поехал в сторону. Промелькнули ведра, штукатурка, каменная кладка, замурованный скелет – и выплыл темный проход.
- Предыдущая
- 21/74
- Следующая
