Женский день - Метлицкая Мария - Страница 35
- Предыдущая
- 35/60
- Следующая
Она побросала вещи в дорожную сумку, заказала такси и поехала в аэропорт. Публичная казнь отменяется. Почему? Испугалась? Да бросьте! Просто нет сил. Совсем нету сил. На разборки эти, расстрелы у стенки, оправдания, снова ложь. На разводы, разъезды, дележки имущества. На вопросы родных, взгляды коллег. Шушуканья, сплетни. Разборы полетов. Вранье.
Нет сил. Пусть все идет как идет. И – наплевать. Кривая вывезет. Всегда вывозила! Кривая…
Она купила билет, натянула вязаную шапочку по самые глаза, нацепила на нос очки, взяла в буфете стакан крепкого кофе, булочку с маком и бутерброд с колбасой. Наплевать. На все наплевать. И на запрещенные булки и копченую колбасу тоже. Она уселась в самом дальнем углу, угнездилась в глубокое кресло, съела все без остатка и крепок уснула.
Проснулась она оттого, что кто-то настойчиво теребил ее за плечо. Она вздрогнула, открыла глаза и увидела перед собой молодое и бородатое незнакомое лицо.
– Вы кто? – испугалась она, не сообразив сразу, где она так крепко уснула.
– Володя, – улыбнулся бородач, – и, как мне кажется, ваш попутчик.
Она оглянулась по сторонам, сообразила, что она в аэропорту, встрепенулась, испуганно затараторила:
– Господи, я пропустила свой рейс! – Аля резко вскочила из кресла.
Он мотнул головой.
– Все в порядке. Надо, правда, поторопиться. Регистрация уже заканчивается. Побежали? – И он протянул ей большую и крепкую ладонь.
Аля с удивлением посмотрела на протянутую руку, отвела ее и сказала со вздохом:
– Ну, побежали. Раз уж так вышло.
Он подхватил ее сумку, и они припустились со всех ног.
У стойки регистрации она остановилась.
– Погодите. А откуда вы узнали, что я лечу в Москву?
Он рассмеялся.
– Да никаких чудес! Вы заснули, а ваш билет упал на пол. Ну, я его и поднял. А когда положил его вам на колени, я вас узнал. Вот и все.
– В каком смысле – узнал? – нахмурилась Аля.
Бородач улыбнулся.
– Вы же Ольшанская, верно?
Она еще больше нахмурилась.
– Вы… обознались. Я однофамилица. Точнее, оч-чень дальняя родственница. Бывает такое.
– Правда? – искренне расстроился он. – А так похожи!
Она махнула рукой.
– Ну не вы первый. Привыкла.
Они зарегистрировались и пошли по резиновой кишке к самолету. Самолет был полупустой.
– Не возражаете? – поинтересовался бородач, указывая на свободное место рядом с Алей.
Она равнодушно пожала плечами. Прогнать неудобно. Все-таки выручил. Знакомиться ближе – ну, это совсем бред! «Ладно, буду спать дальше», – подумала она и закрыла глаза.
Потом вдруг спросила его:
– А вы что – смотрите сериалы?
Он улыбнулся.
– Ну, не то чтобы очень… Мама смотрит и сестра. Ну, и косвенно, получается, я!
– Попали, значит, – вздохнула Аля, – косвенно, а попали.
– Ну, какое «попал», – удивился он, – есть лица… Которые… завораживают! Как, например, Александра Ольшанская. На которую вы так похожи. Она… такая… Ну, как из родника напьешься, так, что ли… Простите за выспренность, – смутился он. А потом осторожно спросил: – А вам? Она нравится?
Аля зевнула.
– Куда уж! Так нравится, что… Господи не приведи! – пробормотала она и снова закрыла глаза.
Во время обеда они перебросились какими-то незначительными фразами, потом она снова пыталась уснуть, но ничего не получалось, и она открыла глаза и стала листать журнал.
За кофе они разговорились. Володя рассказал, что сейчас живет в столице, но сам родом из Омска, мать и сестра переехали с ним, отношения такие, что порознь никак нельзя: «Единственный мужчина, что вы хотите, – со смехом пояснил он, – я за них отвечаю!»
Дальше он поведал, что учится на факультете журналистики, об МГУ мечтал с ранних лет, слава богу, что поступил и сейчас абсолютно счастлив.
Аля хмыкнула:
– Приятно! Приятно видеть счастливого человека!
Потом он грустно добавил, что мама ведет дом.
– Все непросто, старшая сестра человек нездоровый, а точнее, очень больной.
Подробностями Аля не заинтересовалась, просто подумала: «А хороший, наверное, парень. Лицо хорошее, доброе. Печется о своих женщинах. Жалеет их, определенно, любит. Повезет какой-нибудь девочке, повезет. Если мать и сестра “отдадут” его в чужие руки. И если она согласится на весь этот груз. Тогда все будут счастливы. С такими мужиками женщины счастливы всегда. Только вот достаются они не всем – только тем, кто успел на раздачу. А не шарил глазами в поисках сильных страстей».
На улицу вышли вместе. Володя шустро поймал такси и попросил разрешения проводить Алю до дома.
– Не стоит, – резковато отказалась она, – езжайте, Володя, к своим. И по дороге купите цветы! Женщинам это приятно.
Она села машину и увидела его грустное и растерянное лицо. Она махнула ему рукой, и ей почему-то стало смешно. И еще чуть полегчало на сердце. Вот интересно даже – почему?
Герасимов позвонил на следующий день. Был по-деловому краток и сдержан:
– Ты здорова? Что у твоих?
Она отчиталась короткими фразами:
– Все здоровы, по всей видимости, твоими молитвами.
Он удивился.
– Не в духе?
Она делано рассмеялась.
– Да что ты! Все замечательно. И дух мой крепок – не сомневайся! – И первая положила трубку, не спросив про его дела – ни одного слова.
Бородач нашел ее через три дня – она парковала машину и вытаскивала из багажника сумки.
Увидев его, она оторопела и замерла на месте. Потом с досадой сказала:
– Глупость какая-то! Просто… ужасная глупость с вашей стороны. И как прикажете мне на все это реагировать, а? – она здорово разозлилась.
Он хлопал огромными густыми ресницами и молчал.
– Идите домой, Володя! – резко сказала она. – К сестре и к маме. И выкиньте из головы все эти глупости. Вы меня поняли?
Он молчал. Она резко развернулась и пошла к подъезду. Охранник с испугом посмотрел на нее.
Она притормозила.
– Почему во дворе посторонние? Вам что, зарплату задерживают? Или так развлекаетесь?
Охранник густо покраснел и направился к Володе.
– Без фанатизма! – предупредила Аля и со вздохом вошла в подъезд.
И очень сдерживалась, чтобы не обернуться. Старалась – просто из самых последних сил. Получилось. Хоть кошки на сердце скребли. Но знала точно – так правильно.
Господи, какая же чепуха! Все то, что происходит с ней в последнее время. Очень, конечно, жаль, но – чепуха.
А через две недели она пошла с ним в кино. Очередная глупость, конечно. Но так хотелось тогда почувствовать, что она все еще кому-то интересна. Кому-то нужна. Что она все еще женщина. После кино они целовались в парке, и ей снова было смешно. Хотя… Целовался он замечательно! Очень грамотно, надо сказать, целовался. И руки его были нежными, сильными и умелыми. И когда он обнимал ее, ей уже не казалось, что он сопливый и восторженный мальчик. Нет! Ее обнимал мужчина. И вообще он был мужиком. Внимательным, терпеливым, отзывчивым.
А после их первой ночи… Ей вообще показалось, что она им увлеклась. Бред, ей-богу! Какой же все это бред!
Только вот… Когда она думала про К., про Ангелину с белой косой, про мальчика Диму… и, кстати, про своего все еще мужа Герасимова, ей уже было легче. Ну, не так трагично все это воспринималось, что ли. В общем, спас ее Володя. Спас, что и говорить. От самого страшного бабьего краха – я старая и уже никому не нужна.
А смерть бабушки… Ее не стало именно в то время, в тот месяц, когда Але было особенно плохо. Так плохо, что не хотелось жить. Бабушка была единственным родным человеком. Самым близким, самым любимым. И такое одиночество тогда навалилось, господи! Такая образовалась дырка в душе! Просто пулевое отверстие!
И снова помог Володя, поддержал, не оставил, утешал.
А Герасимов… Герасимов продвигал свою драгоценнейшую кампанию. Нет, конечно, звонил.
Но не приехал! Дела.
- Предыдущая
- 35/60
- Следующая
