Мои мужчины (сборник) - Токарева Виктория Самойловна - Страница 18
- Предыдущая
- 18/32
- Следующая
Однажды Татьяна простудилась, и Данил приехал ее навестить. К тем же односельчанам.
– Голодный приехал? – спросила я.
– Да.
– И ты встала с температурой и пожарила ему картошку с колбасой…
– А вы откуда знаете? – удивилась Татьяна.
– Догадываюсь. А шоколадку привез хотя бы?
– Нет.
Дальше я не комментировала. Деньги Данил отсылал семье, это понятно. Но какова роль Татьяны? Тоже понятно.
– А адвентистам можно изменять своим женам?
– Нет, наверное.
– Тогда почему он одно соблюдает, а другое нарушает? Какой-то непоследовательный у тебя адвентист.
Татьяна задумывалась, и все кончилось тем, что она стала его избегать, потом и вовсе бросила. Он звонил, настаивал, но в Татьяне что-то оборвалось. Она ему не верила. И даже не это: она предоставляла ему качественные трепетные чувства, а отзвука не слышала. И перспектив никаких. Что душу рвать?
Какое-то время Татьяна не ходила на выходные. Эти дни назывались накопительные. Она копила их в счет отпуска. Сидела при доме. Научилась хорошо готовить. Превратилась в прекрасную и преданную домработницу. Я ее ценила и часто спрашивала вслух:
– За что мне такое счастье?
Я была освобождена от домашних дел, могла полностью принадлежать профессии, могла ходить по гостям, могла дружить, интриговать, часами сплетничать по телефону, – жить полноценной жизнью. В сплетнях есть терапевтическое воздействие, в этом их смысл. Полезная вещь.
Время шло. Татьяна нашла себе армянина. Где? На базаре. Он ее приглядел и подкатил. Буквально. На грузовике.
С армянином обозначились расплывчатые перспективы, но он был страшный на лицо и почти совсем не знал русского языка. Постоянно звонил по телефону и мычал, как глухонемой. Я звала его Герасим.
Герасим перевозил с птицефермы битых кур. Татьяну кормил исключительно курами. Она уже их видеть не могла.
Герасим узнал о проблемах Татьяны и предложил поехать вместе к ней на родину и помочь с ремонтом. Но Татьяна стеснялась привозить Герасима в поселок. Соседи помнили ее красивого мужа, и представлять страшного мычащего Герасима ей было унизительно. Она зависела от общественного мнения. Отсутствие внутренней свободы.
Их романтические свидания происходили в грузовике. Зимой было холодно, и Татьяна в конце концов застудила себе плечевой сустав.
Она сидела неподвижно, как птица с перебитым крылом.
– Если ты не любишь этого Герасима, зачем он тебе? – спросила я.
– Досуг, – коротко ответила Татьяна.
Она хотела как-то наверстать упущенное время. После смерти мужа жила монашкой, потому что в поселке были строгие нравы. Полагалось соблюдать верность покойнику.
Вырвалась в Москву с робкой надеждой на счастье, но, как говорила моя мама: «К нашему берегу подплывет як не говно, так палка».
Татьяне стал звонить сын-алкоголик. У него появилась невеста по имени Жанна. Эта Жанна решила поехать поработать в Турцию, ей нужны восемьсот долларов на дорогу. Татьяна решительно отказала, будет она палить деньги на какую-то сомнительную Жанну. Сын стал рыдать в трубку. Татьяна не сдавалась.
Я взяла у Татьяны трубку и строго спросила:
– Не стыдно вымогать у матери деньги?
Он на секунду замолчал. Ничего не ответил. Этот мой вопрос был совершенно лишний. Какая разница – стыдно ему или нет? Нужны восемьсот долларов, их надо выколотить любой ценой, иначе Жанна откажет ему в сексуальном обеспечении.
Сына звали Вова. Он звонил по шесть раз в день, – умолял, угрожал, шантажировал, обещал, что вернет. В конце концов материнское сердце дрогнуло, и Татьяна послала ему восемьсот долларов.
Через месяц Жанна сообщила, что нужны новые восемьсот долларов – вернуться обратно. Работа, которую ей предложили, – в борделе. Нагрузка очень большая, а денег мало. Овчинка выделки не стоит. Жанна хочет вернуться к Вове, нужны восемьсот долларов.
Вова понял, что надо немедленно спасать любимую и высылать деньги на билет. Где их взять? У матери. Снова начались звонки с утра до вечера. Татьяна пользовалась исключительно моим телефоном, чтобы не тратиться на свой мобильный. Ее деньги – драгоценность, а мои деньги – мусор.
Мой телефон постоянно звонил, там то мычали, то рыдали басом.
Телефон – это мое пространство, и я не люблю, когда его замусоривают чужими проблемами. Но что делать? Татьяна – не посторонний человек, и кто ей посочувствует и поможет, как не я? И на кого ей опереться, как не на меня?
Я догадалась, что Жанна разводит Вову, а может, Вова разводит маму, а может, они вместе, Вова и Жанна, принялись за бедную Татьяну. Я приказала Вове больше сюда не звонить и, когда слышала иногородний звонок, – отключала телефон. Вытаскивала из розетки.
Татьяна присутствовала при всем и была такая несчастная, что впору одолжить ей большую сумму, заплатить вперед. Но я знала, что после первого транша последует второй и третий, поскольку у денег есть отвратительная манера: заканчиваться. Как сказал Бернард Шоу: «Если бы деньги умели говорить, они говорили бы только два слова: “до свидания”».
Татьяна послала Вове следующую порцию денег. Какое-то время он не звонил, а потом все же позвонил и сообщил глухим голосом:
– Меня избили.
Оказывается, он где-то что-то украл. Возможно, у своих соседей. На селе этого не любят. И его избили. Не стали сдавать в ментовку, а наказали сами.
Татьяна зарыдала – уже не театрально, а натурально – и потребовала, чтобы Вова немедленно приехал в Москву. Она найдет ему здесь работу.
Вова приехал. Не ко мне, слава богу. Нашлись какие-то дальние родственники по линии отца. Эти родственники тоже приехали в Москву на заработки и снимали жилье. Вове нашлось место на полу. Индивидуальный матрас и подушка.
Вову пристроили разнорабочим на стройку, но Вова быстро запил и заснул возле бетономешалки. Хорошо, что не упал в бетон. Прораб все понял, он на таких насмотрелся. Вова был немедленно уволен.
Он неделю слонялся без дела, а потом приехал к Татьяне в гости. То есть ко мне.
Меня в этот момент не было дома. И я не видела, к счастью.
Татьяна покормила его впрок, на неделю вперед, а потом выгребла весь холодильник, сложила в пакеты и дала с собой. Материнское сердце – что тут скажешь…
Вова удалился из моего дома, прихватив кошелек с деньгами. В кошельке лежали мои долларовые запасы на год вперед. Я случайно оставила кошелек на подоконнике, собиралась его спрятать в тайник, но отвлеклась. Вспомнила по дороге, но не испугалась. Татьяне я доверяла. Она была верующая, молилась по утрам, исполняла заповеди. Когда я вернулась, кошелька не было в помине. Я растерялась и стала искать по всему дому. Безрезультатно. Как корова языком слизала.
– У нас кто-то был? – спросила я Татьяну.
– Был. Вова. А что, нельзя?
– Можно. Но у меня пропал кошелек.
– Это не он.
– А кто?
– Я не знаю. Вы сами куда-то положили и забыли.
– Помоги мне найти.
Она стала рыться вместе со мной в комоде, лицо у нее было замкнутое, какое-то загнанное, и я поняла: она знает. Вор – Вова. Но ведь она не будет выдавать сына.
Мне было жаль денег, и я так трудно их зарабатываю. И еще мне было жаль самого кошелька. Это был дорогой лакированный кошелек, который подарил дорогой мне человек. Память, качество, а какая-то тварь смахнула с подоконника и ушла. Какого черта? В доме стояла тяжелая тишина.
На другой день Татьяна отправилась на выходной. Я села и стала думать: что делать? А ничего не делать. Вызывать милицию я не буду, хлопотно очень, и настроение испортится. Я, конечно, хотела вернуть деньги, но не любой ценой. Сдавать Вову – это тяжелый поступок. Душа не выдержит. Фиг с ними, с деньгами. В конце концов, никто не умер. Все живы. Заработаю.
Неожиданно позвонила Татьяна:
– Я где-то забыла мобильный телефон. Посмотрите, пожалуйста, он в доме? Он должен быть в прихожей под зеркалом…
- Предыдущая
- 18/32
- Следующая
