Моряна - Черненко Александр Иванович - Страница 14
- Предыдущая
- 14/77
- Следующая
— Глуша!
Лешка-Матрос, как и всегда, восторженно улыбался.
— Послушай! — восхищенно кричал он. — Послушай!..
Он козырем подошел к Глуше и, хлопнув ее по плечу, сказал:
— Поезжай на маяк, батька дожидается...
Глуша недоверчиво посмотрела на него.
— Чего уставилась? — и Лешка снова хлопнул ее по плечу.
У ловца было розовое, брызжущее смехом лицо, — оно всегда сияло радушной, приветливой улыбкой.
— Бери у кого-нибудь лошадь да кати на маяк, говорю!
Сердце у Глуши радостно зачастило.
— А еще чего скажешь, Лешенька? — и она в беспокойстве шагнула к нему.
— Еще?.. Суженый вот еще твой перед тобою, — Лешка щеголевато подтянулся. — Забываешь только ты меня... И батька твой забывает...
Глуша дрожала, догадываясь, что ловец что-то утаивает от нее.
— Леш... родной, — она теребила его за рукав. — Скажи правду, Леш...
На секунду помрачнев, он недовольно проронил:
— Митька на маяке... С относа вырвался...
И, снова засияв улыбкой, тихо попросил:
— Не езди туда... Оставайся здесь, поговорим с тобой... Что тебе Митька? А я — суженый... Потолкуем по душам...
Глуша хотела что-то сказать, но вдруг, вздернув с боков юбку, пустилась бегом по улице.
— Ах, ты!.. — и Матрос нетерпеливо затыкал ногой-протезом в снег. — Вот ведь какое дело!
Он долго и грустно смотрел вслед убегавшей Глуше.
— Ну и ну!.. — ловец покачал головой. — Раньше на Мотьку меня променяла, а сейчас вроде на Митрия меняет...
Глуша бежала и думала:
«У кого же взять лошадь?.. Что с Митей? Напрасно не расспросила я Лешку. А Васька где?.. Не посмеялся ли надо мной Лешка? Не набрехал ли о Мите?.. Нет, не должно быть... А где же лошадь достать? Где?.. К Лешке еще забежать надо, узнать подробно... И к Насте надо...»
Завидев депутата сельсовета, Глуша бросилась к нему.
— Андрей Палыч, наряди, пожалуйста, побыстрей очередного на поиски Митрия и Василия! — умоляюще попросила она. — Я сама поеду! Лешка говорит, на маяке вроде они.
— Казак — на маяке, — глухо подтвердил Андрей Палыч. — А вот Василия — в относ, видать, угнало... — Помедлив, он сказал: — Наряжу тебе очередного, но с условием: заедешь в сельсовет и передашь мою бумажку о Василии. Иди к Дойкину и скажи: приказал, мол, депутат сельсовета дать лошадь. Так и говори: приказал!..
Когда Глуша вошла во двор Дойкина, из конуры, что была подле калитки, высунул страшенную морду Шайтан. Он глухо зарычал и выполз на волю; на нем была грязно-серая, длинная, в клочьях, шерсть, она шматками свисала с живота и волочилась по земле.
Глуша в тревоге посмотрела на толстую ржавую проволоку, которая тянулась от калитки в конец двора; по этой проволоке на цепи Шайтан громыхал по ночам, не давая покоя не только соседям, но и самым дальним жителям поселка.
Разгуливая по двору, окруженному, точно крепость, отменной стеной из шелевки, пес хрипло рычал, проволока вместе с Шайтаном беспрерывно скрежетала.
Пес надежно сторожил дойкинское добро — прочные, на замке, сетевые амбары и рыбные, в земле, выхода.
Пробираясь по-над стенкой застекленного коридора, Глуша видела, как у конюшни распрягали Рыжего сам Алексей Фаддеич и Шаграй.
— Стой, ш-шорт! — кричал на коня Шаграй, поддерживая его и пытаясь снять шлею. — Уй, какой, ш-шорт!
Рыжий, только что вернувшийся один, без ловцов, с моря, истощенный и надорванный, безнадежно валился с ног.
«Это та самая, — мелькнула у Глуши мысль о лошади, — что бросила Митю с Васькой... А может, они бросили ее?..»
Рыжий беспомощно свесил голову; вся сбруя на нем обмерзла, и ее никак нельзя было отодрать от обледенелой шерсти.
— Алексей Фаддеич! —окликнула Глуша.
Не оглядываясь и продолжая отдирать от хомута примерзшую гриву, Дойкин едва слышно пробурчал:
— Чего надо?
— Мне бы лошадь на часок...
— Одну вот попортили... — Дойкин помолчал, а потом в сердцах добавил: — Нет лошади! Не дам!
— Депутат сельсовета велел... Очередь ваша...
— Пусть он наряжает свою кобылу! — и Дойкин крепко выругался.
Был он крупный, жирный; ватная фуфайка туго обхватывала его плотное туловище.
— Я же, Алексей Фаддеич, хочу на поиски Митрия и Васьки ехать. — И вдруг голос Глуши зазвучал тверже, требовательней: — А они на тебя ловили, и ты должен дать лошадь на поиски!
— Как?! — Дойкин приподнял голову и косо взглянул на рыбачку.
— На тебя, говорю, ловили они! — вспылила Глуша. — И лошадь ты должен дать!
У Дойкина изогнулись вихрастые брови, что до этого покойно лежали на могучих надбровных буграх.
— Марш отсель! — гневно крикнул он и снова стал распрягать Рыжего. — Ишь, хозяева какие!..
Постояв немного, Глуша направилась к калитке.
— Ч-чорт жадный! — выругалась она, выходя на улицу.
Навстречу ей шагал Антон.
— Дома Алексей Фаддеич? — спросил он, пытаясь задеть рыбачку локтем.
Не отвечая и сторонясь его, Глуша подумала:
«Верно, рассчитываться за краденую рыбу идет, проклятый обловщик!»
И, быстро перебежав на другую сторону, она направилась к каменному дому Краснощекова.
Антон вразвалку вошел во двор и, боясь встречи с Шайтаном, еще издалека громко кликнул Дойкину:
— Здравствуй, Алексей Фаддеич!
Взглянув на ловца исподлобья, Дойкин что-то пробормотал и шагнул к конюшне, куда Шаграй только что увел Рыжего.
— Алексей Фаддеич!
— Ну? — Дойкин приостановился и, подняв с земли ржавый снастевой крючок, сунул его в карман.
— Подсчитаться хочу, Алексей Фаддеич. Ночью я... Мироныч-то, должно, говорил тебе?
— Говорил... Уехал он по делам. Приедет, и подсчитаешься.
Антон забеспокоился:
— Путиной пахнет, Алексей Фаддеич. К весне готовиться надо.
Дойкин осторожно скользнул взглядом по ловцу.
— Никак сам ловить хочешь? — испытующе спросил он.
— Да собираюсь, Алексей Фаддеич, — Антон тихо улыбнулся. — Потому-то и хочу подсчитаться за эту ночь и за прошлые.
— Так-так... — Дойкин, нашарив в кармане крючок от снасти, вытащил его и, переваливая из ладони на ладонь, спросил: — Значит, сам хозяин?
Он ухмыльнулся и окликнул:
— Шаграй!
Из конюшни вышел в мохнатой шапке казах.
— Сегодня утром принимал с Миронычем рыбу от Антона?
— Принимал.
— Сколько?
— Сорок семь пуда.
— Ладно. Ступай!
Прищурив глаз, Алексей Фаддеич быстро зашептал, производя подсчеты с Антоном.
Ловец в ожидании нетерпеливо переступал с ноги на ногу.
«Не меньше как две сотни, — думал он, — окромя всяких вычетов. Отсюда прямо к Тимохе зайду, задаток дам за бударку».
— Получай! — неожиданно сказал Дойкин и, вытащив, засаленный бумажник, отсчитал семь червонных билетов. — Получай семьдесят целковых...
Недоверчиво принимая деньги, Антон удивленно спросил:
— И всё?
— Даже лишку трешница, — уверенно сказал Алексей Фаддеич; — Думаю, за тобой не пропадет, — и пошел было в конюшню.
— Ошибка тут, — Антон за рукав придержал Дойкина. — Все четыре раза подсчитывал?
— А как же?
— Ошибка, Алексей Фаддеич!
— Никакой ошибки! — Дойнин вполуоборот взглянул на. ловца. — Четыре пуда ржаной брал?
— Брал.
— Полтора пшенишной?
— Брал.
— А полпуда пшена?
— Тоже брал.
— Ну, так вот — мука вздорожала, пшено поднялось в цене, — и Дойкин шагнул в дверь конюшни.
— Алексей Фаддеич!
— Чего еще?
— Все равно, приходится больше!..
По лицу Дойкина сразу пошли багровые пятна, появляясь то на лбу, то на щеке, то под глазом...
— А что я с твоей рыбкой буду делать?! Знаешь, какой кавардак идет в городе? Слыхал? — Откинув шапку на затылок, он снова шагнул к двери: — Говорил этому дурынде, Миронычу: не принимать больше рыбы! Куда ее, что с ней делать, когда в городе такое...
И, скрываясь в конюшне, сердито пробурчал:
— Помощь нужна будет — заходи!
Отупело разглядывая зажатые в руке червонцы, Антон долго стоял возле конюшни... Потом, очнувшись, понуро двинулся к калитке.
- Предыдущая
- 14/77
- Следующая
