Выбери любимый жанр

Футбольный театр - Сушков Михаил Павлович - Страница 21


Изменить размер шрифта:

21

Впрочем, «мотылек» – слово, которое плохо вяжется с моими представлениями об этой команде. Ей под стать сравнение со слоном, ибо здесь играли действительно очень сильные спортсмены. Только «слон» был обречен с самого рождения.

Причин столь печального конца немало. Но в основе, мне кажется, лежит тот факт, что создавалась команда не совсем правомерным – волевым, как говорят теперь, волюнтаристским – способом.

Да, игроки очень сильные. Этого порою достаточно, чтобы получилась команда, ведь на том и стоят сборные. Но этого мало, чтобы сложился коллектив. В ту пору еще не знали термина «психологическая совместимость», но то, что под ним разумеется, было всегда. В РСКС, полагаю, не сложился необходимый для долговечности клуба моральный климат. Парни здесь, что называется, не сошлись характерами и потому никак не смогли составить ансамбля.

Это, видимо, закономерный результат такого метода организации. Команда должна складываться естественным, эволюционным путем. Залог ее долговечности в том, что она ПОСТЕПЕННО выращивает корифеев или также постепенно пополняется ими извне, а не сразу составляется из таковых.

Поначалу каждый из ее членов, по крайней мере, большинство в меру скромны, не слишком притязательны. Это позволяет им притереться друг к другу. Постепенно они находят свое место в коллективе – как правило, адекватное собственным спортивным возможностям. Выделяют из своей среды лидеров, учатся признавать их, подчиняться им. И хотя претензии каждого растут по мере роста успехов команды, отношения друг с другом не меняются, остаются достаточно ровными. Перейди теперь кто-либо из игроков в другую команду – особенно если она чуть послабее, – и гонор вдруг откуда возьмется, и ожидание особого к себе внимания. Но покуда он (игрок) у себя «дома», в его поведении мало что меняется.

Но в случае с РСКС в одной берлоге столкнулось одиннадцать медведей. Естественно, что ничего хорошего из этого не вышло…

Эти-то события и имели в виду наши остряки, выдавая свои ленивые, не слишком достоверные выдумки. Это и многое другое составляло суть их неуклюжих подковырок, в которых не было цели меня поддеть. Просто в ребятах пробилось желание чуть-чуть побрюзжать, выплеснуть бездумный скепсис, так свойственный молодости.

Досада ребят все-таки была понятной, в какой-то мере оправданной, поскольку сами-то они играли в команде, которая нашла верный путь развития и подтвердила это высокими результатами; в команде, ставшей осенним чемпионом Москвы 1920 года, весенним чемпионом 1921 года, осенним – 1923 и 1924 годов, обыгравшей не раз сборную Москвы, побеждавшей петроградские клубы «Спорт» и «Меркур», получавшей высокие отзывы прессы: «Безусловно, сейчас «Райкомвод» – одна из самых сильных команд Москвы и Петрограда», и: «Главной причиной успеха следует считать исключительную спайку игроков, ее хорошую стренированность, во многом зависевшую от постоянных выступлений в одном и том же составе и частых встреч с первоклассными иногородними клубами». Они, игроки «Райкомвода», бывшей «Стрекозы», сознавали себя членами коллектива, который нередко составлял основу сборных Москвы, России и даже СССР в международных матчах, и потому имели все основания считать, что их путь становления верен.

В осенний сезон 1924 года футбольную общественность страны взбудоражило событие – в Москву прибыла сборная Турции. Ей предложили выступить в трех матчах – с двумя сборными Москвы и сборной СССР.

Игры начались со второй сборной Москвы, в состав которой вошли шестеро игроков из нашей команды (остальных включили в первую сборную и в сборную СССР). В воротах стоял первоклассный вратарь из «Динамо» Чулков. В защите – известный «моссоветовец» Константин Блинков. Я играл в нападении. Но вот в списке рядом со своей с удивлением увидел незнакомую фамилию Булкин (настоящую фамилию этого игрока по этическим причинам не называю). «Кто такой Булкин?» – спрашиваю у товарищей, у знатоков футбола, у болельщиков, из тех, что знают даже мальчиков, стоящих за воротами в матчах пятых команд. «Такого не бывает!» – по-одесски убежденно отвечают они. Но он все-таки есть. И я его вижу рядом с собой в течение всей игры. Вижу, хотя не чувствую в нем ни игрока, ни его самого, как действующее звено в цепи нападения…

Впоследствии Паша Ноготков весьма компромиссно утолил наше любопытство, во всяком случае, его догадка нас вполне устроила. «Должно быть, переводчик с турецкого!» – сказал он. Возможно, и впрямь кто-то перестарался: для удобства общения с гостями приставил к нам человека, владеющего турецким языком. И прекрасно: пусть бы он подождал нас в раздевалке, ибо на футбольном поле соперники, к каким бы национальностям они ни принадлежали, разговаривают всегда на едином языке… А Булкин вместо этого, единого, знал турецкий. Сие нас не устраивало.

Понятно, такой подбор команды успеху не способствовал. И другое…

Осень тогда пришла рано. А в день нашего матча ©на еще и позаимствовала погоду у зимы – на поле лежал с утра чуть подтаявший и теперь покрывшийся ледяной коркой снег.

Турецкую команду принимали широко и хлебосольно, с известным национальным гостеприимством. К тому же в душах устроителей этих встреч – и не только их, но и всех, кто болел за Советскую власть, – жила ответственность за авторитет страны, которая только начала входить в контакты со старым, чужеродным миром. Великодушие, стремление к объективности побуждали к тому, чтобы уравнять шансы соперников. Все мы беспокоились о том, что русская погода ставит наших южных гостей в невыгодное положение. Переживали: как будут играть бедные турки, никогда не видевшие снега, на таком поле?

Поломали голову и придумали: нужно им посоветовать, чтобы на бутсы набили новые шипы. Сами себе этого почему-то не посоветовали, хотя на нашей обуви они тоже основательно поистерлись. Благодарные посланцы страны звезды и полумесяца тут же реализовали эту идею и прекрасно чувствовали себя на русском футбольном поле, в то время как мы на собственной шкуре убедились, что хоккей и впрямь ближайший родственник футбола. Нам сильно мешал мяч. По нему полагалось бить, а у нас была совсем другая задача: как бы удержаться при скольжении, не упасть.

Пропустив три гола в свои ворота, мы со злости все же забили один мяч. На том и кончилось это состязание.

Разумеется, наш дорогостоящий опыт учли. В следующих встречах играли только известные, хорошо проверенные игроки. Позаботились и о том, чтобы участники сборных не теряли контакта с землей. Выиграли обе наши команды: 1-я сборная Москвы победила со счетом 2:0, сборная СССР – 3:0.

При всей объективности причин нашего поражения «Известия спорта» после окончания сезона сделали все же не менее объективный вывод по поводу стиля советского футбола. Они писали, что основной недостаток наших команд – это слишком четкое деление игроков на две группы; нападающих на чужие ворота и защищающих свои. Это главная ошибка, ибо английское правило гласит: вся команда всегда нападает.

Говорили газеты и о другом недостатке. О том, что мы неверно используем крайних нападающих. Они должны вести игру стремительными проходами по краям, чтобы отвлечь защиту и в последний момент, перед воротами, посылать мяч в центр, к освободившимся от опеки центральным нападающим…

Любопытно, что пятьдесят лет спустя после мирового первенства по футболу в ФРГ в 1974 году футбольные теоретики высказывали в своих публикациях примерно те же тактические идеи с полным убеждением, что вещают новое слово в футболе. Поистине новое – это давно забытое старое!

Однако пора вернуться в павильон дяди Саши с тем, чтобы уже больше не отвлекаться и до конца рассказать о событии того дня.

Итак, все как в детских стихах: дело было вечером, делать было нечего. Мы пили чай и пели песни. Казимир Малахов проверял на нас свой новый репертуар. Меня тоже не оставили в покое, заставив спеть «Бога Гименея» из «Нерона». Паша Ноготков распотешил наши души сперва «Цыганочкой», потом чечеткой.

Наше чаепитие прервал Сергей Бухтеев. Он остановился в дверях, с минуту стоял неподвижно и, закусив губу, глядел на нас взглядом, в котором сквозила некая смесь горечи, любопытства, будто он впервые нас видел, и растерянности. От Бухтеева веяло стужей. Мы это с ходу почувствовали. Веселье увяло. Ясно было, что он принес недобрые вести. Сомнений не могло быть еще и потому, что всякого рода организационную информацию поставлял только он, ибо работал в Высшем совете физической культуры (ВСФК).

21
Перейти на страницу:
Мир литературы