Когда птицы молчат (СИ) - "Птичка Певчая" - Страница 25

• Предыдущая
• 25/129
• Следующая

Однако мысль, что она вряд ли еще когда-нибудь согласится на встречу, неприятно бьет в виски, словно шарик от пинг-понга, ударяется снова и снова, не желая вылететь.

Извиняюсь и иду в мужской туалет. Набираю ее и думаю, что ей сказать. Тысячи слов приходят на ум, но я понимаю, что все это будет выглядеть как невнятное блеяние. По хр*ен, лишь бы взяла трубку. Когда услышу ее голос, пойму, что нужно, чтобы успокоить ее.

Но она упорно не отвечает. Трижды набираю ее и слушаю унылые гудки. При этом внутри словно образуется какая-то дыра, куда проваливаются все внутренности.

Обиделась, значит. Не хочет меня видеть. И слышать тоже не хочет. В ярости жму на отбой. Какого черта?! Что мне, баб мало? Вон одна уже сидит в мокрых трусиках, бери и пользуйся. Но я не хочу ее, я хочу видеть потрясенный взгляд, когда Ира кончает подо мной, хочу чувствовать, как сжимается вокруг меня, как льнет ко мне, словно весь мир рушится, и я единственный, кто не исчезнет.

Подобие рычания вырывается из груди, я в бешенстве ударяю о дверцу кабинки, и она с грохотом врезается в стену.

Как все чертовски запутанно! Почему нельзя обойтись без всех этих сцен? Ей со мной хорошо, я это знаю, мне с ней тоже. Я же не требую, чтобы она бросила своего мужа. Пусть спит с ним, мне по фигу. Да и спит ли вообще? Он целый день хмурый, по телефону с ней ругается. Ей бы кайф ловить, что сейчас может оттянуться в постели, а она из себя недотрогу корчит, словно девочка наивная.

Иду за столик и вижу, что в нашем полку прибыло. По-моему, это тот самый мужик, с которым она ужинала. Что за хр*ен такой? Солидно одет, дорого, вид лощеный, но глаза цепкие, взгляд прямой. Палец ему в рот не клади, руку откусит.

Она что, на два фронта работает? Спит еще с кем-то кроме меня? Яма внутри становится еще шире, засасывает остатки благоразумия.

Нет, надо взять себя в руки.

Здравствуйте, — протягиваю ему руку, он жмет крепко и быстро.

Сергей, это мой давний приятель, Михаил Петрович Лавров. Это один из моих директоров, Сергей Вронский. Михаил Петрович основал свое производство, когда уехал из родного города. Ну да не всем здесь везет, — мой босс улыбается с чувством легкого превосходства.

Это точно, Петрович, тезка, — беззлобно отвечает мужчина. Его лицо расслаблено и выражает довольство. — Зато девки меня всегда больше любили.

Что было, то было. Вот и Надя… — Валентин Петрович осекся, извиняясь взглядом.

Да что уж там, десять лет прошло. А мне о ней иногда и поговорить не с кем.

Ты так вдовцом и ходишь?

Да я и не жалуюсь, — почему-то эту самодовольную ухмылку с его лица мне хочется стереть кулаком. Он что, действительно с Ирой крутит? И эта наивная пустоголовая с*чка спит со стариком? Кулаки сжимаются сами собой, и Настя бросает на меня удивленный взгляд.

Какими судьбами здесь?

Да приезжал с партнерами поговорить, нужно было на производство взглянуть, завтра уже уезжаю. А заодно решил городу помочь.

Как именно?

Вышла тут со мной на связь девочка одна. Из вашего управления городского, что-то там по социальной помощи. У вас в городе Дом престарелых закрывают, вот и ищут, кто бы помог деньгами. Тогда они смогли бы его содержать без помощи городского бюджета.

У меня что-то клокочет внутри. Ярость, наверное, смешанная с маленькой частичкой облегчения. Значит, она обзванивает всех, у кого водятся деньги, встречается с ними, выклянчивает, а мне ничего не сказала?

А ведь мы тоже, знаешь ли, в стороне не стоим, — отвечает мой босс. — Сергей вон вызвался от нашего имени благотворительностью заняться, одаренным детям помогаем.

Ну это дело нужное. У меня же фонд благотворительный, я уже давно в этом верчусь.

Молодец. Мы тоже немного покрепче на ноги встанем и займемся.

Остальной разговор я едва улавливаю. Наверное, ей было стыдно попросить. Мои обычные подружки не стеснялись клянчить для себя, а ей стыдно для других. Постепенно напряжение отпускает. Я даже слегка улыбаюсь.

Я тоже помню это чувство гордости, когда всего добивался сам. И добился! У отца ни разу ни на что не попросил. И он тоже сейчас вспоминает о моих успехах при встречах с приятелями, каждый раз подчеркивая, что он к ним не имеет никакого отношения. А она, видно, подумала, что если спит со мной, то упоминание о деньгах сравняет ее с остальными моими … Нет, она не шлюха. Ее нельзя к ним приравнивать. И что во мне все так взыграло? Нужно успокоиться и выпить еще виски. Настю сегодня домой отправлю. Завтра вставать в пять и лететь за тысячи километров в Китай. Хорошо, что она со мной не увязалась.

А Ира… С ней что-то придумаю.

Быстро бегает легконогая лань, но ягуар быстрее.

Последние три дня были для меня испытанием на прочность. Я делала все возможное, чтобы не рассыпаться, как ком сгоревшей бумаги. Такая же хрупкая, такая же прогоревшая насквозь. Только очертания и остались, а на самом деле это лишь пепел.

Мысли о поступке Вронского, о собственных действиях терзали меня и днем и ночью, терзают и до сих пор. Но больше ни одной слезинки не выкатилось из глаз. Все, что я могла сделать — переступить через это и идти дальше, забыв обо всем, как о страшном сне.

Весна пришла резко, как обычно в наших краях. Столбик термометра не опускался ниже пятнадцати градусов тепла. Сегодня мой выходной, и я решила провести его так, чтобы успокоиться самой и доставить удовольствие Жене. Я задумала завтрак в парке.

Из закромов кладовки я достала плетеную корзину, которой обычно пользовалась только на Пасху. Вместе в дочкой начали ее наполнять сэндвичами, фруктами, шоколадными батончиками. Все, что было бы нам в радость.

Мам, я хочу какао.

Тогда я сварю какао и мы отправимся на наш завтрак. А ты аккуратно сверни подстилку и положи в корзину.

Пока я варю какао, думаю о том, что было бы неплохо делать такие вылазки почаще. Природа всегда успокаивала меня. Как бы ни было тяжело, как бы сильно кошки не скребли на душе, я всегда оживала, когда просто гуляла среди деревьев, возле речки или по городской аллее. Будто древняя энергия, которую таила земля, вливалась в меня, подпитывала измученную душу.

Термос отправился в корзину, и мы с Женей выдвинулись в парк.

Зелень лужаек разбавило золото одуванчиков. Обожаю их. Дочка, визжа и смеясь, неслась впереди меня по этому пестрому океану. Я чувствовала свежий запах смятой травы, самый волшебный запах матушки-природы.

Женя выбрала место в тени раскидистой ивы. Мы устроились на подстилке и стали с жадностью поглощать сэндвичи, запивая их какао. На свежем воздухе любая еда вкуснее.

Я подумала о том, как было бы здорово сделать шашлыки, но тут же одернула себя. Влада мне по-прежнему не хотелось видеть больше, чем это было необходимо. Он до сих пор отсыпался. Иногда мне казалось, что мы с Женей у него на втором месте после работы, хотя я знала, что это не так. Просто приоритеты у мужчин и женщин разные, кто бы что ни говорил. Он никогда не вскакивал с кровати по утрам, зная, что ребенку необходимо готовить завтрак. Никогда не прекращал разговор по телефону, если она ходила по большому в памперс, и его нужно было срочно заменить. Природа словно обделила мужчин инстинктом, который заставлял женщин вздрагивать от малейшего звука их ребенка.

Все, наелась, — Женя откинулась навзничь на подстилке, довольно жмурясь.

Тогда немножко полежи и начинай собирать одуванчики.

Мы будем плести венок? — ее глаза загорелись.

Да.

Я уже отдохнула!

Она вскочила, и я рассмеялась, завидуя ее энергии. Только дети могут двигаться постоянно, без передышек, пока сон не свалит их с ног.

Легкий ветерок лениво играет моими волосами, и я искренне улыбаюсь, впервые за эти дни. Внутри все еще живо и болит, как открытая рана. Но теперь она начинает затягиваться.

Что мне делать с Владом? Не знаю. Иногда мне хочется, чтобы он все узнал, чтобы сам вынес приговор. И я приму его решение, каким бы оно ни было. Сначала мне было страшно, что я не вынесу груза финансовых обязательств. Моя зарплата госслужащего так смехотворно мала, что нам с Женей не хватит. Но всегда есть шанс подыскать более прибыльную работу.

• Предыдущая
• 25/129
• Следующая