Страсти по Казимиру (СИ) - "Mind the Gap" - Страница 18
- Предыдущая
- 18/32
- Следующая
В доме зажёгся весь свет. Кот заранее знал о исходе погони в замкнутом пространстве: как он ни бегал, как ни нарезал круги по всем поверхностям, всё же был прижат к полу, схвачен за шкирку и на его спину огненной полосой лёг первый обжигающий удар. Казимиру показалось, что его разрезало пополам, — шнур от электрического удлинителя пришёлся взбешённому человеку как нельзя кстати. Совсем не то, что тапок или свёрнутая в трубочку газета, которыми уже привыкла получать Катя.
Поняв, что как-то вывернуться и оказать сопротивление Казимир не сможет, он только плотнее прижал уши и хвост и ждал, покуда человек не выплеснет всю злость на его хребет. Манон верещала где-то рядом, цеплялась за руку в замахе, пыталась перехватить свистящий провод — всё ещё берегла чужую собственность. Полосы человеческого гнева вспыхивали и ложились на Казимирову спину одна за одной, но чувствовать их каждую в отдельности он уже не мог — голова горела, отключая сознание, а шкура потеряла чувствительность.
Часть 6
Обычно своего питомца Тимур кормил сам. Мастерил толстые сэндвичи, мыл фрукты, нарезал кубиками сыр с пряностями, открывал какую-нибудь бутылку с алкоголем, заряжая его снотворным из личных соображений гуманизма. Приносил с утра сам, старался пораньше, пока питомец ещё спит: новых сцен ненависти Тимур не хотел, из-за них у него начиналась мигрень и на весь день портилось настроение. А тратить жизнь на плохое настроение — слишком расточительно. Илья вина не пил, предпочитал бодрствовать и изводить себя упрёками, лёжа лицом в потолок. А ещё Илья чувствовал, что у Тимура что-то не ладится, по-другому объяснить его долгий арест он не мог; если бы документы на Малевича были выправлены, то его бы сразу выперли бы под зад. Причём не исключено, что выперли бы так, что ему бы пришлось не о Малевиче думать, а о себе.
Илья очень жалел, что не обзавёлся сонмом друзей, что только с Варькой Малышкиной сохранил близкие отношения. От остальных он дистанцировался, или дистанцировались от него. Лучший друг уехал в Канаду, редких любовников он не допускал до своей жизни, а с большинством знакомых поддерживал либо деловые, либо вялотекущие контакты. Никто его не потеряет. Только Казимир. Но мысли о коте были невыносимыми. Илья тогда чувствовал себя не только преданным, но и предателем. Он уже дал себе зарок, что как только вырвется, то сразу поедет к Манон, заберёт своего друга. Казимир, конечно, будет долго обижаться, фыркать, зыркать зло, но Илья вернёт его мурчание и доверие.
Однажды утром еду в комнату принёс не Тимур, а Бегич. Илья этому удивился. Он всегда слышал, как утром открывалась дверь и Тимур, объятый лживым ароматом согретого солнцем дерева, гвоздикой и итальянским апельсином — запахом какого-то модного парфюма, тихонько входил, ставил на маленький подоконник подносик с едой, убеждался, что вино не тронуто, подбирался к «спящему» Илье, зачем-то всматривался в его лицо, а потом так же неслышно уходил и звякал дверным замком. В этот раз всё не так. Бегич прямолинеен, ему ни к чему осторожность и мягкость, он просто зашёл, звякнул посудой, хмыкнул, увидев, что бутылка вина полная, всё равно поставил рядом ещё одну и, шаркая по полу, удалился, хлопнув дверью. Илья весь день простоял у оконца, он понял, что Тимур уехал: «рендж ровера» нет, Бегич отобедал, приложившись к водочке, что бывает с ним только в отсутствии дел и хозяина, никто не появлялся во дворе, только стерильно белый снег побывал с утра, но и тот к вечеру исчез, наследив серой кашей.
Илья почти не спал этой ночью, прислушивался: не приехал ли хищник? И мглистым утром с удовольствием увидел, что «рендж ровера» нет. Не вернулся. Илья никогда не был героем, прошибающим лбом чужие носы, перелетающим махом высокие ограды, носящим кастеты и лихо гоняющим на незнакомых тачках. Он был обычным человеком, не Вин Дизель, не боец. Но, видимо, хотя бы раз в жизни приходится скинуть с себя миролюбие и попробовать вкус агрессии. Илья решил, что этот раз настал. Пока в доме двое, он не выберется отсюда, а сейчас только Бегич, можно рискнуть.
Он увидел, как Бегич, позёвывая, прошёлся по двору, как понёс корытце с кормом для Хэнка, собаки, что жила в загончике, рядом с воротами. Пёс был очень умным, немецкая овчарка, не пустолайка какая-нибудь, настоящий цербер, признающий только руки Бегича. На Хэнка можно было оставить дом, надёжен и грозен. Илья наблюдал, как Бегич потрепал Хэнка за шкуру, посидел рядом с ним на корточках, пока пёс занимался едой. Прямо любовь… Илья подумал, что, должно быть, Хэнк — это вся семья Бегича; к Тимуру охранник относился без обожания, возможно, даже с лёгким презрением к излишней для мужчины красоте и уж тем более не одобрял парня в комнате для утех. Но молчал. Срабатывал кодекс самурая в отношении своего дайме. А вот Хэнку Бегич что-то говорил, что-то с настоящей товарищеской простотой и маскулинной нежностью.
Потом Бегич запер пса в загончике, пошёл в дом кормить хозяйского питомца. У Ильи застучало сердце. Сейчас или никогда. Он свернул одеяло так, чтобы было не сразу понятно, что на кровати никого нет, взял полную бутылку за горло и встал к стене, рядом с дверью. Минут десять стоял, прислушивался. И, наконец, дождался: за дверью раздались звуки шагов человека, поднимающегося по лестнице. Скрежет ключа в замке — и дверь уверенно открывается. Всё, нельзя медлить! Илья вздёрнул руку и приложил тяжёлой бутылкой по лысой голове, что появилась из двери. Попал! Не по плечу, не по спине, а прямо в темечко. Бутылка крякнула, но не разлетелась в куски — наверное, толстая этикетка сдержала осколки. Бегич рухнул на пол лицом вниз. Илья понимал, что это ненадолго — мужик быстро очухается — и надо бежать.
Илья выскользнул из комнаты, запер дверь. Теперь у него в руках связка ключей, нужно найти свою сумку и забрать Малевича.
Сумку с вещами он нашёл быстро: она была там, где её и оставили, — на мансарде, рядом с компьютером. Илья натянул на себя джинсы, рубашку, накинул куртку, проверил наличие телефона (сдох, конечно!), ключей, почти пустого кошелька. Помедлил. Вытряхнул шмотки из сумки, завернул в джемпер вакомовский дисплей, поместил его в сумку, туда же отправился футляр с пером, связка шнуров, вернул пару вещичек. Что делать с системником? Илья подхватил его левой рукой, прижал к телу. Теперь Малевич!
Наверху всё ещё тихо, у Ильи даже мелькнула мысль: не убил ли он Бегича бутылкой? Это ведь только в фильмах лихие ковбои крошат о затылки бутылки с крашеной жидкостью. И это выглядит как аттракцион. В реальности убить человека можно и менее тяжёлым предметом. Илья с трудом отыскал ключ от кабинета Тимура. Он опасался, что его зелёная папка покоится в каком-то хитроумном сейфе, или под пуленепробиваемым стеклом, или вообще он её увёз. Но оказалось всё проще. Папка торжественно лежала на столе, являясь единственным зелёным пятном в золотистой комнате...
...В золотистой от свечных бликов комнате пьяный вечер гремел посудой, табуретками и дверьми. В доме отрубили электричество, но это не меняло сценария праздника. Казимир даже радовался своей ссылке в холодные сени — тут было спокойнее. Можно было дождаться предутренней тишины и вернуться в дом, поискать еду и, если повезёт, декларировать своё отношение ко всему происходящему гордой лужей посреди комнаты. Каждый такой манифест увенчивался новой попыткой отловить и наказать, но Казимир хорошо научился скрываться в сенях, в подвале или щели под лестницей на чердак, а на каждый полученный пинок теперь обязательно отвечал своими кошачьими методами. Он ничего не знал о человеческих представлениях о воспитании котов, зато понимал, что ни одно «наказание» порядочный кот не может оставить без ответа. Там, где неделю назад хлёсткие следы от провода пересеклись на Казимировой шкуре, шерсть сошла неровными клочками, но это не остановило кота, и он продолжал с азартом нарываться.
- Предыдущая
- 18/32
- Следующая
