Взгляд со стороны - Столяров Андрей Михайлович - Страница 4
- Предыдущая
- 4/11
- Следующая
Краем глаза он заметил, что человек, подходивший к нему около урны, держится поблизости, точно следит, но сейчас же забыл о нем, потому что карусель остановилась и благообразная тихая очередь, томившаяся в ожидании, неожиданно переломилась где-то посередине и, как бешеная напирая, начала возбужденно продавливаться сквозь узкую калитку ограды. Все размахивали билетами, в том числе и Конкин, другой рукой сжимая маленькую ладонь Витюни, он боялся, что их здесь совсем затолкают, но раздраженная, остервенело жестикулирующая женщина-контролер выхватила у него билеты и привычным движением замкнула цепь, перегородив таким образом толпу надвое.
Они проскочили последними.
Однако, оглядываясь, Конкин снова заметил невысокого щуплого человека с африканскими волосами и темным лицом — тот стоял у ограды, прижатый толпой, безразличный, спокойный, и спокойствием своим как бы отъединенный от клокочущего вокруг неистовства. Кожа его казалась еще смуглее, вместо глаз почему-то синели фиолетовые провалы, а запястья, высовывающиеся из рукавов рубашки, при прямом освещении выглядели угольно-черными.
Словно это был не человек, а какое-то загробное существо.
Конкину вообще почудилось, что и остальные — вопящие, поднимающие над ограждением руки с билетами — также абсолютно не похожи на людей: странно высохшие потемневшие, с выпирающими сквозь кожу костями. Лица у многих были как бы покрыты густой паутиной и прилипшие нити ее блестели, точно обмазанные слюной, а из плещущих яростных ртов торчали черные зубы.
Он даже зажмурился.
Впрочем, наваждение продолжалось недолго. Уже в следующую секунду просияла небесная синь, как подброшенные выпорхнули грачи, торопящиеся куда-то за кормом, и послышался раздраженный, но в данный момент успокаивающий и привычный крик контролера:
— Куда прете?!..
Жизнь вернулась в обычное русло.
Заскрипел, завизжал суставами механизм карусели, деревянный круг мелко дрогнул и пошел вперед, набирая скорость, окружающее пространство начало поворачиваться, размазываясь удлиненными пятнами, радостно вскрикнул Витюня, вцепившийся в гриву лошади, плотный, пропитанный звериными запахами воздух шарахнул в лицо — Конкин так же судорожно вцепился в деревянную гриву. Он не понимал, что происходит. Травма? Травма была месяц назад. И какая там травма — толкнуло боком автобуса. Он ведь даже по-настоящему не упал. Просто мягко и сильно ударился о «жигули», стоящие у тротуара. Полежал всего один день, а потом как ни в чем не бывало пошел на работу. Правда, с этого все и началось. Отвращение к жизни, отвращение к привычному миру. Будто в сознании у него что-то сдвинулось. Может быть действительно что-то сдвинулось в сознании? Сотрясение мозга или что-нибудь в этом роде? Может быть, в самом деле имеет смысл показаться врачу? Одно время Таисия на этом настаивала. Но явиться к невропатологу — значит признать болезнь. И в дальнейшем всю жизнь за тобой потащится комплекс неполноценности. Нет, к врачу обращаться не стоит. Это — мелочи, ерунда, это, конечно, пройдет. Надо просто очень серьезно взять себя в руки. Надо взять себя в руки и не отчаиваться. Не отчаиваться — тогда все будет хорошо.
— Все будет хорошо! — крикнул Конкин.
Крик пропал, сорванный встречным потоком воздуха. Чтото взвизгнул в ответ сияющий от восторга Витюня. Что именно — Конкин не расслышал: вспыхнули краски и загремела бьющаяся о купол карусели бодрая неутомимая музыка.
Все действительно было хорошо.
Из аттракциона они вышли, расплываясь улыбками. Витюня держал Конкина за мизинец — подпрыгивал, чтобы обратить на себя внимание, и непрерывно, как маленький телевизор, тараторил, всем своим телом изображая недавние переживания — что, вот, видишь, нисколько не испугался, ты говорил, что я испугаюсь, а я нисколько не испугался, ну — совсем нисколько, ну, ни на вот чуть-чуть, и даже глаза не закрывал, а все вокруг — вертится, вертится, и мама тоже — вертится, вертится, а он взлетает выше всех, и ему ничуть, ни на вот столько не страшно…
— Молодец, — одобрительно сказал Конкин.
Он был рад, что все уже позади. И Таисия, глядя на них, тоже непроизвольно заулыбалась — крепко взяла Конкина под руку немного прижавшись. Со стороны они, наверное, напоминали рекламный плакат: «Папа, мама и я». Но Конкину было все равно. Он тряхнул головой и втянул ноздрями дразнящую майскую свежесть:
— Великолепный сегодня день… Правильно сделали, что — поехали…
— Ну вот, а ты не хотел, — сказала Таисия.
И Конкин, признавая свою ошибку, кивнул:
— Виноват, виноват…
Ему по-прежнему было хорошо. Чувство это даже усилилось, когда они вышли к площадке молодняка, представляющей собой громадную квадратную клетку без крыши, сверхъестественными размерами создающую иллюзию полной свободы и, тем не менее, обнесенную по периметру толстой садовой решеткой. Пятеро взъерошенных медвежат играли внутри. Они ползали по бревну, перекинутому между двумя массивными чурбанами, карабкались на распиленное сучковатое дерево, основание которого уходило в бетон, неуклюже боролись друг с другом, плескались в огромной лохани, взбрыкивали, толкались или, наконец, просто пытались подрыть затоптанную до каменной глади, плоскую сухую землю. Витюня искренне смеялся, глядя на них. Особенно ему понравился шестой медвежонок, который, держась несколько в стороне, пробовал на излом железные прутья клетки. Забавный был медвежонок. Он сначала обхватывал один их прутьев, тряс, пихал и недоуменно рычал на него, потом старался согнуть, напрягаясь так, что вздувались бугры круглых мускулов на спине, затем грыз неподатливое железо, как бы надкусывая белыми, неожиданно яркими зубами, и, наконец, рассердившись, бил по нему лапой и переходил к следующему. Так — раз за разом. Неутомимо. Конкин, точно загипнотизированный, наблюдал за ним. Было в его движениях нечто привлекающее внимание. Может быть, та почти человеческая настойчивость, с которой он пытался вырваться на свободу.
— Бедный. Так и не привык, — сказала про него Таисия. Опять взяла Конкина под руку и, наклонившись к плечу, шепнула, заранее напрягаясь. — У тебя все в порядке? Я прямо-таки испугалась, когда ты позеленел. Думала — приступ, рецидив болезни. Честное слово, уже хотела бежать за врачом. — И не дождавшись ответа, потому что Конкин лишь недовольно поморщился, вздохнув, добавила. — Они ведь, по-моему, и рождаются в зоопарке? Настоящего леса никогда не видели — откуда такое упорство?
- Предыдущая
- 4/11
- Следующая
