Черная стрела - Стивенсон Роберт Льюис - Страница 7
- Предыдущая
- 7/50
- Следующая
– Уж не надеешься ли ты попасть в луну из арбалета? – сказал Дик. – Он храбрый рыцарь, и рука у него железная. И если он догадается, что я помог тебе удрать, мне будет плохо.
– Бедный мальчик! – сказал Джон Мэтчэм. – Он твой опекун, я знаю. По его словам, он и мой опекун тоже. Он, кажется, купил право на устройство моего брака. Я в этом плохо разбираюсь, но у него есть какой-то повод притеснять меня.
– Ты опять называешь меня мальчиком! – сказал Дик.
– А разве ты хочешь, чтобы я называл тебя девочкой, добрый Ричард? – спросил Мэтчем.
– Только не девочкой, – ответил Дик. – Я девчонок терпеть не могу!
– Ты говоришь, как мальчишка, – сказал Джон Мэтчем. – Ты гораздо больше думаешь о девчонках, чем хочешь сознаться.
– Вот уж нет! – решительно сказал Дик. – О девчонках я никогда и не вспоминаю. Черт с ними! Я люблю охоту, сражения, пиры, я люблю веселую жизнь в лесах! А девчонки на такие дела не годятся... Была, впрочем, одна не хуже мужчины. Но ее, бедняжку, сожгли, как ведьму, за то, что она, вопреки природе, одевалась по-мужски.
Мастер Мэтчем набожно перекрестился и прошептал молитву.
– Что ты делаешь? – спросил Дик.
– Молюсь за ее душу, – ответил Мэтчем дрогнувшим голосом.
– За душу ведьмы? – воскликнул Дик. – Ну что же, молись за нее. Это была лучшая девушка в Европе, и звали ее Жанна д'Арк.[10] Старый Эппльярд-лучник рассказывал, как удирал от нее, словно от нечистой силы. Это была храбрая девушка!
– Если ты не любишь девушек, добрый мастер Ричард, – продолжал Мэтчем, – ты не настоящий мужчина. Ибо господь нарочно разделил род человеческий на две части и послал в мир любовь для ободрения мужчин и утешения женщин.
– Вздор! – сказал Дик. – Ты много думаешь о женщинах потому, что ты молокосос, младенец! По-твоему, я не настоящий мужчина. Ну что ж, слезай с коня, и я чем угодно – кулаками, или мечом, или стрелой – на твоей собственной особе покажу тебе, мужчина я или нет!
– Я не воин, – сказал Мэтчем поспешно. – Я вовсе не хотел тебя обидеть. Я просто пошутил. А о женщинах я заговорил потому, что слышал, будто ты скоро женишься.
– Женюсь? – воскликнул Дик. – Первый раз слышу! На ком же я женюсь?
– На Джоанне Сэдли, – ответил Мэтчем краснея. – Это затея сэра Дэниэла. Эта свадьба ему выгодна: он получит деньги и жениха и невесты. Мне говорили, что несчастная девушка очень огорчена. Не знаю... быть может, она, так же как ты, питает отвращение к брачной жизни, а быть может, ей просто не нравится жених.
– От свадьбы, как от смерти, никуда не уйдешь, – проговорил Дик покорно. – Она огорчается? Видишь, какие бестолковые эти девчонки! Она огорчается, хотя ни разу меня не видела. Разве я огорчаюсь? Нисколько. Если мне придется жениться, я плакать не стану... Ты знаешь ее? Расскажи мне, какая она. Красавица или урод? Злая или добрая?..
– А не все ли тебе равно? – сказал Мэтчем. – Если нужно жениться, ты женишься. Какое тебе дело, урод она или красавица? Это все пустяки. Ты ведь не молокосос, мастер Ричард. Если тебе придется жениться, ты плакать не станешь.
– Хорошо сказано, – ответил Шелтон. – Мне все равно.
– Приятный муж будет у твоей жены! – сказал Мэтчем.
– У нее будет такой муж, какого она заслуживает, – возразил Дик. – Бывают мужья и лучше, бывают и хуже.
– Несчастная девушка! – воскликнул Матчем.
– Чем же она такая несчастная? – спросил Дик.
– Она выходит замуж за человека, сделанного из дерева, – ответил Мэтчем. – О горе! Деревянный муж!
– Я, вероятно, действительно сделан из дерева, – сказал Дик, – раз ты едешь на моем коне, а я иду пешком. Но если из дерева, так из хорошего.
– Добрый Дик, прости меня! – воскликнул Мэтчем. – Я пошутил. У тебя самое доброе сердце во всей Англии! Прости меня, милый Дик!
– Глупости! – сказал Дик, смущенный пылкостью своего товарища. – Все в порядке. Я, хвала святым, не обидчив.
Ветер дул им в спину и внезапно донес до них звук трубы; это трубил трубач сэра Дэниэла.
– Тише! – сказал Дик. – Труба!
– Ах! – сказал Мэтчем. – Они заметили, что я удрал, а у меня нет коня!
Он смертельно побледнел.
– Не трусь! – ответил Дик. – Ты их здорово обогнал, а до перевоза уже рукой подать. Это у меня нет коня, а не у тебя.
– Увы, меня поймают! – воскликнул беглец. – Дик, добрый Дик, помоги мне!
– По-моему, я все время тебе помогаю, – сказал Дик. – Ты очень труслив, и мне жаль тебя. Слушай же, Джон Мэтчем: я, Ричард Шелтон, даю слово доставить тебя невредимым в Холивуд, что бы ни случилось! Да покинут меня святые, если я покину тебя! Ободрись, сэр Трус. Дорога здесь лучше. Пришпорь коня. Скорей! Скорей! Обо мне не заботься: я бегаю, как олень.
Конь бежал крупной рысью, но Дик без труда поспевал за ним. Так миновали они болото и добрались до хижины перевозчика на берегу реки.
Глава III
Перевоз у болота
Широкая, медленная, илистая река Тилл вытекала из болот и бесчисленными своими протоками огибала низкие островки, поросшие ивняком.
Река была мутна; но в это яркое, прекрасное утро все казалось красивым. Ветер и нырявшие повсюду большие болотные крысы рябили воду, и в ней отражались клочья голубого улыбающегося неба.
Тропа упиралась в маленькую бухту; на самом берегу стояла уютная хижина перевозчика, построенная из жердей и глины; на крыше ее зеленела трава.
Дик отворил дверь. Внутри, на рваном коричневом плаще, лежал перевозчик и дрожал. Это был долговязый, тощий человек, изнуренный болезнью: его трясла болотная лихорадка.
– А, мастер Шелтон! – сказал он. – Собираетесь на ту сторону? Плохие времена, плохие времена! Будьте осторожны. Здесь разбойничает целая шайка. Поезжайте лучше через мост.
– Нет, я тороплюсь, – ответил Дик. – У меня нет времени, Хью-Перевозчик. Я очень спешу.
– Вы человек упрямый, – проговорил перевозчик, вставая. – Вам очень повезет, если вы благополучно доберетесь до замка Мот. Больше я ничего не скажу.
Он заметил Мэтчема.
– А это кто? – спросил он, прищурив глаза и останавливаясь на пороге своей хижины.
– Это мой родственник, мастер Мэтчем, – ответил Дик.
– Здравствуй, добрый перевозчик! – сказал Мэтчем, который уже слез с коня и вел его под уздцы. – Пожалуйста, спусти лодку. Мы очень торопимся.
Тощий перевозчик продолжал внимательно его разглядывать.
– Черт возьми! – крикнул он наконец и захохотал во всю глотку.
Мэтчем покраснел до ушей и вздрогнул, а Дик, рассвирепев, схватил невежу за плечо.
– Как ты смеешь, грубиян! – крикнул он. – Делай свое дело и не смейся над людьми, которые гораздо знатнее тебя!
Хью-Перевозчик, ворча, отвязал свою лодку и столкнул ее в воду. Дик ввел в лодку коня. Мэтчем тоже забрался в лодку.
– Какой вы маленький, мастер! – сказал Хью, усмехаясь. – Вас, верно, делали по особой мерке... Ну, мастер Шелтон, я к вашим услугам, – прибавил он, берясь за весла. – Даже кошке разрешается смотреть на короля. Разрешите же мне поглядеть на мастера Мэтчема!
– Молчать! – сказал Дик. – Принимайся за дело!
Они выехали из бухточки, и вся ширь реки открылась перед ними. Ежеминутно низкие острова загораживали им путь. Тянулись илистые отмели, качались ветви ив, дрожали камыши, ныряли и пищали болотные крысы. Водный лабиринт казался безлюдным.
– Сударь, – сказал перевозчик, одним веслом управляя лодкой, – говорят, на острове засел Болотный Джон. Он ненавидит всех, кто связан с сэром Дэниэлом. Не лучше ли нам подняться вверх по реке и высадиться на расстоянии полета стрелы от тропинки? Не советую вам спутываться с Болотным Джоном.
– Он тоже в той шайке разбойников? – спросил Дик.
– Об этом я говорить не буду, – сказал Хью. – Но, по-моему, надо плыть вверх по реке, Дик. А то еще, чего доброго, в мастера Мэтчема попадет стрела.
И он опять рассмеялся.
– Пусть будет по-твоему, Хью, – ответил Дик.
10
Жанна д'Арк, или Орлеанская дева (ок. 1412–1431), – крестьянская девушка, которая стала во главе французской армии и нанесла англичанам ряд тяжелых поражений. Орлеанской девой ее прозвали за победу, одержанную ею над англичанами возле города Орлеана. Англичане взяли ее в плен, объявили ведьмой и сожгли на костре.
- Предыдущая
- 7/50
- Следующая