Порт-Артур. Том 2 - Степанов Александр Николаевич - Страница 47

• Предыдущая
• 47/153
• Следующая

– Делайте как хотите. Я совершенно не одобряю ваших намерении, но запретить вам писать об этом не могу, – обозлился Стессель.

Наденя поспешил откланяться и отправился к себе.

Вечером того же дня он старательно выводил гусиным пером – стальных не признавал – на толстой пергаментной бумаге: «Всепресветлейший, Державнейший Государь Император, Царь Всемилостивейший…» – и излагал все свои сомнения в связи с получением награды.

Когда послание Надеина было вручено Стесселю, он сердито бросил его Рейсу.

– Положите под сукно, а этому старому дураку сообщите, что отослано с первой почтой в Чифу.

На Залитерную батарею последние новости привез Звонарев. Войдя в блиндаж к Борейко, он громко проговорил:

– Получены телеграммы: Стесселя…

– Убирают ко всем чертям? – обрадовался поручик.

– …наградили званием генерал-адьютанта и крестом третьей степени.

– Это, верно, по ходатайству японского микадо за то, что он отпустил Танаку.

– Фока тоже наградили…

– За потерю цзинджоуских позиций?..

Солдаты были возмущены и удивлены.

– Не слыхали, чтобы генерал Стессель был из героев! Уж наш Белый больше заслужил: денно и нощно скачет по батареям, – говорил Блохин.

Известие о зачете месяца артурской службы за год произвело гораздо большее впечатление.

– Теперь, значит, как война кончится, все поедем по домам, – мечтал Белоногов.

– Скоро мира не дождешься! – возразил Блохин. –

Вот если бы наш брат солдат делами ворочал, мигом бы с японцами договорились.

– С генералами-то ихними, что ли?

– На хрен они нам сдались! С солдатами же, конечно. Они небось тоже по своим бабам скучают.

– Больно у тебя все просто, Филя! Иди-ка на «литербу», отнеси капитану рапортичку о расходе снарядов, – распорядился взводный Родионов.

На следующий день был назначен торжественный парад на одной из площадей, укрытых от японского обстрела. День выдался ясный. Море искрилось на солнце. Японцы не беспокоили. Артур ожил; по улицам сновали прохожие, магазины бойко торговали. На площади, невдалеке от дома Стесселя, были выстроены покоем войска. Посредине высился покрытый серебряной парчой аналой, около которого, блестя ризами, собралось все артурское духовенство. Стессель с огромной свитой стоял впереди и громким шепотом торопил священников. Наконец протодьякон провозгласил последнее многолетие «богоспасаемому граду сему и его жителям», и молебствие кончилось. Выйдя на середину, Стессель зычным голосом зачитал царские телеграммы и поздравил гарнизон с царской милостью. Затем от свиты отделился Фок и начал речь в честь Стесселя:

– Генерал-адъютант – приближенное к царю лицо. Он представляет в Артуре священную особу для государя императора. Генерал Стессель – наша слава, наша гордость, наш вождь. Под его руководством мы не пропадем. Ура артурскому герою!

Гремел оркестр, Фок и Стессель торжественно поцеловались.

После парада к гечерал-адьютанту подошел с поздравлениями Эссен. Стессель, как всегда, был с ним отменно вежлив и любезен.

– У меня есть просьба к вашему превосходительству, – обратился моряк к генералу.

– Заранее готов ее исполнить, Николай Оттович.

– Весьма вам признателен за ваше благосклонное отношение к моей скромной персоне. Я хотел вас просить о помиловании госпожи Блюм, осужденной якобы за шпионаж вместе с генералом Танакой.

– Разве ее еще не повесили?

– Никак нет! Со вчерашнего дня она православная. Дело вчера разбиралось в военно-морском суде под моим председательством, и мы решили просить о ее помиловании.

– Счастлив ее бог. Черт с ней, пусть живет, но чтобы я о ней ничего больше не слыхал, – смилостивился Стессель.

Эссен поспешил поблагодарить и отошел в сторону, где его ожидал уже Акинфиев.

В тот же день Варя Белая увидела на «Этажерке» Риву под руку с Акинфиевым и очень удивилась. Ее соперница опять оказалась на воле. За разъяснениями она отправилась к Желтовой.

– Завтра ее свадьба с лейтенантом, – пояснила Варе Мария Петровна.

Варя запрыгала и бросилась целовать Желтову.

– Как я всему этому рада – она на свободе, и…

– …и больше не угрожает твоему счастью с Звонаревым, – докончила учительница.

Девушка еще раз крепко ее поцеловала.

Отрядная церковь была ярко освещена.

В церкви находился Эссен с группой своих офицеров, среди которых стоял взволнованный и раскрасневшийся Андрюша Акинфиев. У алтаря Борейко договаривался с причтом о подробностях венчания. Тут же стоял Звонарев в белых перчатках, с букетом цветов в руках.

– Невеста что-то опаздывает, – недовольно бурчал поручик.

Наконец в церкви появилась Рива в сопровождении обеих учительниц и Желтовой.

– Становитесь рядом. Жених справа, невеста слева, возьмитесь за руки, – командовал Борейко. – Сережа, дай ленту связать их руки, чтобы не убежали из-под венца, – шутил он.

– Подойдите, брачующиеся, – пригласил священник, и молодые подошли к аналою.

Обряд начался. Прапорщик посменно с Борейко держали венец над Ривой и Акинфиевым. Когда служба подходила к концу, в церковь вошла Варя Белая с букетом чайных роз. Она с трудом протолкалась вперед и внимательно осмотрелась вокруг, затем тихонько подозвала к себе одного из матросов и попросила его передать невесте букет после венчания. Сунув матросу в руку рублевку, она надвинула на лоб сестринскую косынку и поспешно вышла из церкви. В дверях обернулась па жениха и невесту и, радостная, сбежала на паперть.

– Жена да убоится своего мужа! – провозгласил дьякон.

– Да не дюже, – в тон ему прогудел на ухо Риве Борейко.

Обряд венчания окончился. Все направились к молодым с поздравлениями. Подошел и матрос с букетом.

– Барышня-сестрица приказали вам его передать, – доложил он.

– Какая сестрица? – удивилась Рива.

– Не могу знать. Субтильная такая, все глазами по сторонам зыркает. Платочек обронили. – И он протянул небольшой, обшитый кружевцем носовой платок.

Из церкви молодые с гостями направились в маленький домик Ривы в Новом городе.

Эссен и Желтова, бывшие посаженными отцом и матерью, благословили молодых иконой. Оля и Леля осыпали их рисом, а Борейко во всю силу своих могучих легких прокричал: «Горько молодым!» Андрюша и Рива смущенно целовались под аплодисменты гостей.

– Теперь горько шаферам и шаферицам, – ответил Андрюша.

– Горько, горько! – поддержали остальные.

Звонарев осторожно приложился к щечке Лели Лобиной, зато Борейко, поставив маленькую Олю на стул, наградил ее таким поцелуем, что получил немедленно звонкую оплеуху.

– Этот медведь не целуется, а кусается, – обиженно объявила девушка. – Я так и думала, что он сейчас меня проглотит. Не смейте больше ко мне прикасаться, косолапый!

– Так я же, можно сказать, любя, – оправдывался поручик и опять был награжден пощечиной, на этот раз совсем легонькой.

– Не говорите глупостей. Кто же поверит, что такой страшный зверь способен на нежные человеческие чувства. Уж, во всяком случае, не я!

– Как известно, дурной пример заразителен, чья теперь очередь? – спросил Эссен.

– Сережи Звонарева и его амазонки, – ответил Борейко.

– Да, кстати, я получила от неизвестной сестры прекрасный букет роз, – сообщила Рива. – Себя она не назвала, но обронила, уходя, вот этот платок. Кто бы это мог быть?

Леля Лобина с Желтовой принялись рассматривать платок.

– Да ведь это Вари Белой, – узнала Леля. – Пахнет аптекой – значит, ее. Она ведь не признает духов и предпочитает благоухать конюшней или карболкой.

– Молодчина Варя! Я всегда говорила, что она – прекрасный человек! – с жаром проговорила Оля.

– Я очень, очень тронута ее вниманием и прошу вас, Сережа, горячо поблагодарить ее за меня, – проговорила Рива.

– Боюсь, что я ее увижу не скоро, Ривочка.

– Во-первых, я больше не Рива, а Надежда Сергеевна Акиифиева, а для друзей – просто Надя, и, вовторых, вы сегодня же увидитесь с ней. Она, наверно, сама вас найдет и подробно расспросит про свадьбу. Для нее все это представляет большой интерес. Мы, женщины, как известно, очень любопытны во всем, что касается любви.

• Предыдущая
• 47/153
• Следующая