Воздушный замок (илл. Гозман) - Джонс Диана Уинн - Страница 6
- Предыдущая
- 6/48
- Следующая
Абдулла кинулся в дальний угол палатки и вытащил потрепанный словарь, которым пользовался в школе. Затем, встав на ковер, он закричал:
– «Абажур»! Взлети, пожалуйста!
Ничего не произошло – ни тогда, ни после всех слов, начинавшихся на А. Абдулла упрямо перешел к Б и, когда это не помогло, двинулся дальше и прочел весь словарь. Поскольку то и дело Абдулле мешали продавцы портретов, времени у него ушло порядочно. Тем не менее к вечеру он добрался до «ящура», а ковер даже не шелохнулся.
– Значит, это слово вымышленное или на иностранном языке! – воскликнул Абдулла, обливаясь потом. Приходилось поверить в это – или решить, что Цветок-в-Ночи была всего лишь сном. Но даже если она существовала на самом деле, шансы на то, чтобы заставить ковер отнести его к ней, улетучивались с каждой минутой. Абдулла стоял на ковре, выдавливая из себя всевозможные диковинные звуки и все известные ему иностранные слова, а ковер по-прежнему не совершал ничего похожего на движения.
За час до заката Абдуллу снова отвлекли – снаружи скопилась огромная толпа с рулонами и большими плоскими пакетами. Художнику с папкой рисунков пришлось расталкивать ее локтями. Следующий час был исключительно суматошным. Абдулла изучал картины, отвергал портреты тетушек и мамаш и сбивал непомерные цены, назначенные за скверные изображения племянников. За этот час он приобрел не только сотню превосходных рисунков, которые принес ему художник, но и восемьдесят девять других картин, набросков, медальонов и даже кусок стены с написанным на нем лицом. При этом он расстался почти со всеми деньгами, которые уцелели после покупки ковра-самолета – если это, конечно, действительно был ковер-самолет. Когда Абдулле наконец удалось уговорить человека, твердившего, будто живописный портрет матушки его четвертой жены в должной мере походит на мужчину, что такая картина его не устраивает, и выпихнуть его из палатки, уже стемнело. Абдулла так устал и издергался, что даже есть не хотел. Он бы отправился спать, если бы не Джамал: тот получил бешеную прибыль, распродав свою снедь набежавшей толпе, и пришел к Абдулле с куском нежнейшего жареного мяса прямо на сковородке.
– Не знаю, что в тебя вселилось, – произнес Джамал. – Мне всегда казалось, ты в своем уме. Но свихнулся ты или нет, есть все равно надо.
– Безумие тут ни при чем, – ответил Абдулла. – Я просто решил открыть новое направление в торговле. – Однако мясо он съел.
Наконец сил у Абдуллы прибавилось настолько, что он смог взгромоздить все сто восемьдесят девять картин на ковер и улегся между них.
– Послушай же, – сказал он ковру, – если по счастливой случайности я произнесу во сне волшебное слово, немедленно отнеси меня в ночной сад Цветка-в-Ночи.
Ничего лучше он, судя по всему, сделать не мог. Заснуть ему удалось не скоро.
Проснулся он от нежного аромата ночных цветов и оттого, что чья-то рука осторожно коснулась его плеча. Над ним склонилась Цветок-в-Ночи. Абдулла увидел, что она куда прелестнее, чем ему запомнилось.
– Тебе и вправду удалось раздобыть множество картин! – обрадовалась Цветок-в-Ночи. – Как это мило с твоей стороны!
Получилось, победно подумал Абдулла.
– Да, – сказал он. – У меня здесь сто восемьдесят девять разных мужчин. Думаю, что по крайней мере общую идею тебе уловить удастся.
Он помог девушке снять с кустов побольше золотых фонариков и расставить их в круг на траве. Затем Абдулла показал Цветку-в-Ночи все портреты, сначала поднося их к фонарикам, а затем прислоняя к пригорку. Он чувствовал себя уличным художником.
Цветок-в-Ночи изучила каждого мужчину, которого предъявлял ей Абдулла, абсолютно бесстрастно и очень сосредоточенно. Затем она взяла фонарик и снова осмотрела все рисунки, которые сделал художник с Базара. Абдулле было очень приятно. Художник оказался настоящим мастером. Он рисовал портреты в точности так, как просил его Абдулла, – от царственного героя, явно скопированного со статуи, до горбуна, который чистил на Базаре башмаки, и не забыл и про автопортрет.
– Да, вижу, – сказала наконец Цветок-в-Ночи. – Мужчины действительно очень разные, как ты и говорил. Внешность моего отца вовсе не типична – и твоя, разумеется, тоже.
– Значит, ты согласна с тем, что я не женщина? – уточнил Абдулла.
– Вынуждена согласиться, – отвечала она. – Прошу прощения за ошибку. – И она пронесла фонарик вдоль пригорка, чтобы изучить некоторые портреты в третий раз.
Абдулла с беспокойством отметил, что выделила она самые красивые портреты. Он смотрел, как она с напряженным видом склоняется над ними, слегка наморщив лоб, и как на морщинки падает выбившийся темный завиток. Абдулла спросил себя, что за кашу он заварил.
Цветок-в-Ночи собрала все рисунки и аккуратно сложила их у склона.
– Так я и думала, – сообщила она. – Ты мне нравишься больше, чем все эти портреты. Одни кажутся мне слишком самовлюбленными, а другие – гордыми и жестокими. А ты добрый и скромный. Я намерена попросить отца отдать меня в жены тебе, а не очинстанскому принцу. Ты не против?
Сад так и завертелся вокруг Абдуллы вихрем золота, серебра и сумеречной зелени.
– Я… По-моему, ничего не выйдет, – промямлил он наконец.
– Почему? – спросила Цветок-в-Ночи. – Разве ты уже женат?
– Нет, нет! – испугался Абдулла. – Дело не в этом. По закону мужчине можно иметь столько жен, сколько он может содержать, но…
Лоб Цветка-в-Ночи снова собрался в морщинки.
– А сколько мужей можно иметь женщине? – поинтересовалась она.
– Конечно, одного! – ошарашенно ответил Абдулла.
– Чудовищная несправедливость, – заметила, поразмыслив, Цветок-в-Ночи. Она села на траву и задумалась. – Как ты считаешь, может ли получиться, что у очинстанского принца уже есть другие жены?
Абдулла смотрел, как морщинки у нее на лбу становятся глубже, а тонкие пальчики правой руки перебирают травинки едва ли не раздраженно. Да, кашу он заварил. Цветок-в-Ночи обнаружила, что ее отец намеренно скрывал от нее много важных сведений.
– Если он принц, – не без трепета сказал Абдулла, – то, я думаю, весьма вероятно, что у него уже довольно много жен. Да.
– Тогда он жадничает, – постановила Цветок-в-Ночи. – Ты снял камень с моего сердца. А почему ты решил, будто у нас не получится пожениться? Ты ведь тоже принц – ты вчера упомянул об этом.
Абдулла почувствовал, как щеки у него запылали, и проклял себя за то, что выболтал ей свои мечты. И хотя он твердил себе, что болтал, поскольку был убежден, будто все это сон, лучше ему не стало.
– Это правда. Но я рассказал тебе и о том, что потерялся и живу вдали от моего королевства, – ответил он. – Как ты могла заключить, зарабатывать на жизнь мне приходится низменными средствами. Я продаю ковры на занзибском Базаре. А твой отец явно человек очень богатый. Едва ли ему покажется, что мы подходящая пара.
Пальчики Цветка-в-Ночи гневно забарабанили по дерну.
– Ты говоришь так, будто это мой отец собирается за тебя замуж! – возмутилась она. – В чем дело? Я же тебя люблю. А ты меня любишь?
И с этими словами она взглянула Абдулле в глаза. Он в ответ посмотрел ей в глаза – в целую вечность огромных темных глаз. И услышал собственный голос: «Да». Цветок-в-Ночи улыбнулась. Абдулла улыбнулся. Прошло еще несколько лунных вечностей.
– Когда ты соберешься уходить отсюда, я пойду с тобой, – сказала Цветок-в-Ночи. – Поскольку то, что ты говоришь об умонастроениях моего отца, скорее всего окажется правдой, нужно сначала пожениться и лишь затем сообщить отцу. Тогда он уже ничего не сможет возразить.
Абдулла, у которого был некоторый опыт общения с богачами, от души сожалел, что не в силах разделить ее уверенность.
– Все не так просто, – возразил он. – Вообще-то теперь мне кажется, что единственно благоразумным решением для нас будет покинуть Занзиб. Это нетрудно, поскольку по случайности я владею ковром-самолетом – вон он, на пригорке. Он принес меня сюда. К несчастью, его нужно приводить в действие волшебным словом, которое я, по всей видимости, способен произносить лишь во сне.
- Предыдущая
- 6/48
- Следующая
