Воздушный замок (илл. Гозман) - Джонс Диана Уинн - Страница 5

• Предыдущая
• 5/48
• Следующая

– Если бы не ты, я был бы печален сегодня, – сказал он. – Сдается мне, кто-то подкупил этих мерзких воришек, чтобы они стащили у меня кальмаров. Так ловко у них все получилось! И мало того – Стража меня оштрафовала. Я говорил тебе? Друг мой, думаю, у меня появились враги.

Хотя это подтвердило подозрения Абдуллы относительно продавшего ковер незнакомца, но ничего не прояснило.

– Быть может, – предположил он, – тебе следует внимательнее приглядеться, кого кусает твой пес?

– Нет-нет! – воспротивился Джамал. – Я – убежденный противник насилия. Если пес решит искусать все человечество, кроме меня самого, я не стану ему препятствовать.

После завтрака Абдулла еще немного поискал колпак. Колпак попросту исчез. Абдулла попытался вспомнить, когда же он на самом деле надевал его в последний раз. Это было накануне вечером, когда Абдулла думал о том, как бы продать ковер великому визирю. После этого ему приснился сон. Во сне на нем был колпак. Абдулла помнил, как снял его, чтобы похвастаться Цветку-в-Ночи (какое прелестное имя!) шевелюрой. С тех пор, насколько он мог вспомнить, колпак был у него в руке, пока он не присел рядом с красавицей на краешек фонтана. Затем Абдулла рассказывал ей о том, как его похитил Кабул Акба, и при этом, как ему ясно помнилось, размахивал обеими руками, а значит, колпака в них не было. Во сне предметы часто исчезают, это Абдулла знал, однако все свидетельствовало о том, что он уронил колпак, когда садился на край фонтана. Неужели он оставил его валяться на траве? Но тогда…

Абдулла окаменел, стоя посреди палатки и глядя на солнечные лучи, в которых, вот странность, не было больше видно уродливых следов пыли и старых благовоний. Нет – теперь это были золотые ломти небес.

– Так это был не сон! – воскликнул Абдулла.

Дурное настроение как рукой сняло. Даже дышать стало легче.

– Это была правда! – добавил он.

И повернулся, чтобы задумчиво поглядеть на ковер-самолет. Он ведь тоже был во сне. А это значит…

– Выходит, пока я спал, ты перенес меня в сад какого-то богача! – сказал Абдулла ковру. – Должно быть, я заговорил во сне и велел тебе это сделать. Скорее всего. Я думал о садах. Так ты куда ценнее, чем я считал!

Абдулла снова аккуратно привязал ковер к шесту и отправился на Базар, где и отыскал лавку самого искусного из промышлявших там разнообразных художников.

После положенных вступительных церемоний, в ходе которых Абдулла назвал художника королем кисти и кудесником красок, а художник горячо возражал, уподобив Абдуллу зефиру среди заказчиков, а его глаза – алмазу среди глаз, Абдулла перешел к делу:

– Мне нужны портреты всех мужчин, которые вам встречались, – всех видов и размеров. Нарисуй мне царей и нищих, купцов и ремесленников, толстых и худых, молодых и старых, красивых и уродливых, а также ничем не примечательных. Если кого-то из них ты не видел, прошу тебя выдумать их, о падишах палитры. А если воображение твое подведет тебя, в чем я сильно сомневаюсь, о халиф среди художников, что ж – обрати взор свой на площадь, гляди и рисуй!

Абдулла взмахнул рукой в сторону буйно бурлящей толпы покупателей на Базаре. Он едва не прослезился, поняв, что Цветок-в-Ночи никогда, никогда не видела столь заурядного зрелища.

Художник с сомнением провел рукою по клочковатой бороде.

– Разумеется, о благородный почитатель мужественности, с этим я справлюсь без труда, – произнес он. – Но не соблаговолит ли рубин рассудительности сообщить этому ничтожному рисовальщику, зачем ему понадобились все эти мужские портреты?

– А для чего малахит мольберта желает это знать? – спросил Абдулла, несколько смутившись.

– Само собой, патриарх покупателей поймет этого скрюченного червя, если тот скажет, что должен выбрать материал для работы, – отвечал художник. На самом-то деле ему просто было любопытно, зачем понадобился такой странный заказ. – Стану ли я писать маслом по холсту либо дереву, или рисовать пером по бумаге либо пергаменту, или даже создавать фреску на стене – зависит от того, как поборнику правдоподобия угодно поступить с этими портретами.

– А! На бумаге, пожалуйста, – поспешно сказал Абдулла. Ему вовсе не хотелось распространяться о встрече с Цветком-в-Ночи. Ему было ясно, что ее отец наверняка человек очень богатый и станет возражать, если юный торговец коврами покажет его дочери других мужчин, помимо очинстанского принца. – Эти портреты – для одного калеки, который ни разу в жизни не покидал дома.

– Тогда ты еще и магараджа милосердия, – рассудил художник и согласился нарисовать портреты за поразительно низкую цену. – Нет, нет, о избранник судьбы, не надо меня благодарить, – отмахнулся он, когда Абдулла попытался выразить свою признательность. – Причин у меня три. Во-первых, у меня хранится множество портретов, которые я делал для собственного удовольствия, и нечестно было бы просить с тебя плату за них – ведь я бы все равно их нарисовал. Во-вторых, твое задание вдесятеро увлекательней моей обычной работы, заключающейся в рисовании портретов юных дам, их женихов, коней или верблюдов, причем так, чтобы вне зависимости от истинного положения дел выходили они красиво, или в изображении выводков чумазых детишек, чьи родители желают, чтобы они выглядели сущими ангелами, – и снова вне зависимости от истинного положения дел. А в-третьих, сдается мне, ты безумен, о благороднейший из покупателей, а сыграть на этом – значит навлечь на себя невезенье.

Почти немедленно по всему Базару разнеслась весть, что юный Абдулла, торговец коврами, утратил рассудок и покупает все портреты, какие ему ни предложат.

Для Абдуллы это оказалось весьма некстати. Остаток дня его постоянно отрывали от дел разнообразные личности с длинными цветистыми речами о портрете бабушки, с которым они вынуждены расстаться только под бременем крайней нужды, или о красочном изображении любимого бегового верблюда самого Султана, случайно свалившемся с повозки, или о медальоне с портретом обожаемой сестрицы. У Абдуллы ушла уйма времени на то, чтобы выпроводить их вон, однако в нескольких случаях он все-таки приобрел портреты – само собой, портреты мужчин. Разумеется, из-за этого народ только прибывал.

– Только сегодня! Мое предложение действительно только сегодня до заката! – заявил наконец Абдулла собравшейся толпе. – Пусть всякий, у кого на продажу найдется изображение мужчины, придет ко мне за час до заката, и я куплю картину. Но только в этом случае!

Это позволило Абдулле отвоевать несколько спокойных часов, которые он отвел на опыты с ковром. Он уже засомневался, верно ли решил, будто его визит в сад не был просто сном. Ведь ковер не двигался. Разумеется, сразу после завтрака Абдулла снова испытал его, попросив подняться на два фута – чтобы удостовериться в его послушании. Но ковер остался на полу. Вернувшись из палатки художника, Абдулла еще раз испытал его, но ковер его воле не повиновался.

– Наверное, я дурно обращался с тобой, – сказал Абдулла ковру. – Ты остался верен мне и не улетел, несмотря на мои подозрения, а я в благодарность привязал тебя к шесту. Станет ли тебе лучше, друг мой, если я положу тебя на пол? Я угадал?

Он оставил ковер на полу, но тот все равно не полетел. Ковер ничем не отличался от любой старой циновки.

Абдулла подумал еще – в промежутке между наплывами разных людей, надоедавших ему с портретами. К нему снова вернулись подозрения относительно незнакомца, продавшего ковер, и страшного шума, который разразился у жаровни Джамала как раз тогда, когда незнакомец повелел ковру лететь. Абдулла припомнил, что видел, как оба раза губы незнакомца двигались, но расслышал далеко не все слова.

– Так вот в чем дело! – закричал Абдулла, стукнув кулаком в ладонь. – Перед тем как ковер полетит, надо сказать волшебное слово, а этот человек утаил его от меня по собственным соображениям – вне всякого сомнения, злонамеренным. Вот негодяй! А во сне я, должно быть, это самое слово и произнес.

• Предыдущая
• 5/48
• Следующая