Ассасины - Гладкий Виталий Дмитриевич - Страница 49

• Предыдущая
• 49/74
• Следующая

Металлическая науза была небольшой, поэтому всем поначалу бросилась в глаза крупная татуировка, окрашенная в темно-красный цвет, – оскаленная волчья пасть.

–  Понятно… – Вождь немного успокоился, но все равно чувствовалось, что он встревожен. – Уходим! – приказал он воинам, и все покинули хижину вместе с подростком – видимо, мальчик боялся оставаться наедине с пленником.

Ярилко домывался в полном одиночестве. Это было даже лучше. Смыв грязь и пот с тела, он натянул на себя новую одежду. Она была как раз впору, но, конечно же, с чужого плеча. Причем ее прежний владелец явно отдал одежду не по доброй воле, потому что на куртке Вилк увидел разрез – скорее всего от копья – небрежно зашитый неумелыми руками. Темные пятна засохшей крови, которые тяжело отстирать, лишь подтвердили предположение.

Кроме короткой куртки из прочной узорчатой ткани Вилку достались шерстяные светло-коричневые панталоны в обтяжку, ветхая рубашка из грубого полотна и короткие щеголеватые сапожки, тоже видавшие виды. А еще ему дали пояс – веревку с вплетенными в нее латунными жилками, которые должны были изображать золото. Обычно такие пояса носили монахи – Вилку довелось видеть нескольких в Винете.

Когда он наконец вышел из хижины, то едва не сдал назад – возле хижины топился народ. Все смотрели на него молча, словно на какое-то диво. Взяв себя в руки, Вилк уверенно шагнул вперед – и толпа расступилась. По образовавшемуся проходу он пошел к берегу фиорда, но тут его догнал светловолосый раб и сказал:

–  Господин, вождь желает, чтобы ты пришел к нему.

Раб говорил на языке русов, но с сильным акцентом.

–  Ты славянин? – спросил его юноша.

–  Да, господин.

–  Какой я тебе господин?! – рассердился Вилк. – Я такой же пленник, как и ты.

–  Это не так. Посмотри, на мне ошейник раба. А ты свободен. Тебя дал свободу сам вождь. Теперь ее никто не сможет отобрать.

–  Как твое имя?

–  Ачейко. Я из племени кривичей[101].

–  А меня зовут Вилк. Я рус. Что ж, веди, Ачейко, к вождю.

Идти было недалеко. Жилище ярла сильно отличалось от хижин других данов. Это была длинная прямоугольная изба из бревен, вкопанных в землю. И на крыше лежали не торфяные пласты, а деревянная черепица. Были в жилище Хальфдана и оконца – небольшие, со вставленной в рамы прозрачной слюдой.

Вилка уже ждали. Вход в дом вождя охраняли два воина. «Наверное, их поставили ради меня», – с ухмылкой подумал юноша, хотя на душе у него царили смятение и тревога – что будет с ним дальше?

Изба Хальфдана была не только длинной, но и широкой. Ее делили пополам столбы, поддерживающие крышу. На них были набиты доски, а поверх досок повешены звериные шкуры. Таким образом получились боковые помещения, где спал сам вождь и его семья. Очаг в жилище Хальфдана был огромным; на нем можно было испечь быка. Стены дома были увешаны самым разнообразным оружием, доспехами и щитами, а возле входа, в углу, ветвились огромные оленьи рога. Они использовались в качестве вешалки-сушилки.

В избе был накрыт стол, за которым сидел ярл, старейшины и знатные воины. Все выжидающе смотрели на Вилка. Он поклонился, чем вызвал одобрительный гул среди собравшихся, и выпрямился с непроницаемыми лицом – как учил его Морав. «Никто не должен знать, о чем ты думаешь, и что хочешь предпринять, – учил волхв. – Мысль и последующее действие должны быть тщательно скрыты как от друзей, так и от врагов. Первым они могут быть неподъемной ношей, а для вторых – разящим насмерть оружием».

–  Садись, ешь и пей, – приветливо сказал вождь, указав место на краешке стола.

Вилк уселся, виночерпий наполнил чаши, и застолье пошло своим чередом. Юноша так мало ел и пил, что вызвал недоуменные взгляды данов. Наконец ярл спросил:

–  Тебе не нравится наша еда?

–  Она очень вкусная, – ответил Вилк. – Но я долго голодал, а после этого обильная пища может причинить вред.

Даны снова одобрительно загудели. Положительно, юноша начинал им нравиться. На этот раз своим благоразумием. Вождь снова поинтересовался:

–  А кем ты был в своем племени?

Ярилко врать не стал.

–  Учеником волхва, – ответил он, заранее зная, как на его слова отреагируют даны.

Но он ступил на скользкую стезю и чисто интуитивно понимал, что сможет выжить лишь благодаря тем качествам, которые пугают данов. А даны волхвов боялись. Они имели своих жрецов, которые приносили жертвы богам. Но среди данов были и колдуны, которых они страшились не меньше, чем гнева богов. А волхвов даны считали черными колдунами. Если какой-либо воин в походе убивал волхва, то все знали, что он долго не заживется на этом свете. Так и случалось – этот несчастный или сходил с ума, или кончал жизнь самоубийством, или погибал на охоте непонятно по какой причине.

После этих слов Вилка в жилище вождя наступило молчание. Первым обрел душевное равновесие вождь. Он несколько натянуто улыбнулся и сказал:

–  Что приуныли? Где наш виночерпий?

После его слов вино полилось рекой; всем хотелось как можно быстрее избавиться от невольного страха, заползшего в их души словно змея. В конце обеда Вилк сказал вождю:

–  Я не знаю вашего языка. Но у вас есть раб-славянин, которого зовут Ачейко. Он мог бы помочь мне общаться с людьми племени…

–  Да будет так! – ответил изрядно пьяненький Хальфдан. – Можешь забрать этого раба себе. Дарю. Он принадлежит мне. Теперь он твой.

–  Премного благодарен. Чем я могу ответить на твою доброту, вождь?

–  Об этом поговорим завтра. А пока – гуляй. Эй, кто там! – крикнул Хальфдан. – Позовите музыкантов!

Пришли музыканты – три раба-славянина и один дан.

Он громыхал бубном. У остальных были гусли, флейта и рожок. Для начала музыканты заиграли совершенно варварскую мелодию, без ладу и складу, однако даны начали подвывать на разные голоса, и со стороны могло показаться, что в доме вождя заперли голодную волчью стаю. Видимо, это был какой-то старинный боевой мотив. Когда прозвучали последние аккорды, все расчувствовались и, восславив Тора, сына Одина и защитника людей, выпили по полной чаше вина.

А затем зазвучала совсем иная музыка. Вилк встрепенулся, узнав знакомые мотивы. Мелодия была гораздо благозвучней предыдущей, но пьяным данам уже было все равно, что там играют музыканты. Они начали обниматься, орать песни, вспоминать боевые походы, да так громко, что в ушах зазвенело, и Ярилко незаметно покинул жилище вождя. Хальфдан, который был трезвее своих гостей, или впрямь не видел, что Вилк уходит, или сделал вид, что не заметил. Если это так, то мудрый вождь был прав, что не остановил юношу; пьяные даны вполне могли затеять с Вилком свару.

По дороге в свое новое жилище он увидел Ачейко, который тащил тяжелое бревно, согнувшись в три погибели.

–  Брось его! – строго сказал Вилк.

Ачейко послушно исполнил приказание и перевел дух.

–  С этого дня ты мой слуга, – сказал Ярилко. – Это распоряжение вождя.

–  Господин!.. – Глаза Ачейко наполнились слезой. – Я… я за тебя в огонь и воду пойду!

–  Эй, раб! – вдруг раздался чей-то голос. – Почему не работаешь? Плетей захотел?

Вилк обернулся и увидел, что к ним идет дан в одежде, к которой прилипла стружка. Наверное, он был плотником и строил новое жилище.

–  Теперь он мой, – сказал Ярилко. – Так приказал вождь. Переведи этой дубине, – обратился он к Ачейко.

Но перевода не потребовалось – плотник узнал Вилка.

Он вдруг побледнел, взвалил бревно на плечи и поторопился уйти. Ачейко показал вслед ему язык и весело рассмеялся…

День незаметно склонился к вечеру, Ачейко куда-то смотался и принес ужин. Вилк честно разделил еду пополам, и оба юноши набросились на нее, как голодные волчата.

–  А скажи мне, Ачейко, что это вождь так милостив ко мне? – спросил Вилк, когда они насытились и принялись за пиво.

Пронырливый кривич добыл целую корчагу пенного напитка – еле приволок.

• Предыдущая
• 49/74
• Следующая