Последний часовой - Елисеева Ольга Игоревна - Страница 40
- Предыдущая
- 40/94
- Следующая
Перед генералом выстроились продавцы с футлярами разного размера, цвета и материала в руках. Александру Христофоровичу было показано все, что таилось в священном чреве магазина. Ну или почти все. Он допускал, что где-то в трюмах заведения, за семью печатями хранятся сокровища, предназначенные только для особых клиентов – лучших родов и самой августейшей фамилии. Его взял азарт.
Познакомившись с сапфировыми эгретами, брошами из античных камей (подделка, конечно!), гранатовыми перстнями, японскими коралловыми гребнями, гость сделал скучное лицо. Чередой прошли жемчужные ожерелья всех оттенков от молочного до старой слоновой кости.
– Вот, взгляните, эти камни грушевидной формы доставлены из Турции, а туда присланы персидским шахом, – с заметной аффектацией проговорил хозяин. – Жемчуг – нежное создание. Он не может терять блеск и должен часто соприкасаться с человеческой кожей. Когда его везут через жаркую сухую пустыню, камень изнывает от жажды. Поэтому нити наматывают на тело ребенка. Плотно, кольцо за кольцом. Случается, что после доставки перевозчик умирает. У меня на родине многие знатные дамы мечтают получить именно такой, вобравший в себя чужую жизнь камень.
Александр Христофорович вообразил добрейшую Лизавету Андревну в подобном украшении. Брр!
– Нет, знаете ли. Хотелось бы что-нибудь менее извращенное.
– Индийские алмазы, может быть? Или изумруды в серебре? Чудные. Самые крупные, какие я видел.
Перед Бенкендорфом был открыт черный бархатный футляр. В нем покоилось колье – тонкая проволока спирали, три почти квадратных камня, подвижно закрепленные в гнездах. Великолепная вещь! И, вероятно, очень дорогая. К такому украшению понадобится новое вечернее платье. А по-хорошему, новая жена. Впрочем, разбогатев, к достойной супруге можно завести роскошную любовницу и благоденствовать.
Александр Христофорович снова скользнул глазами по изумрудам, но не они на этот раз привлекли его внимание. Плоская коробка казалась слишком большой и тяжелой для такой изящной вещицы. Второе дно?
Гость взял футляр из рук ничего не подозревавшего продавца. Увесистая штука. Слегка встряхнул его и услышал слабый шорох, будто внутри пересыпались сухие листья.
– Откроете сами?
Ему пришлось назвать себя и даже пригрозить полицией. Остолбеневший хозяин было попятился к двери, а его минуту назад столь учтивые приказчики напустили на себя грозный вид.
– Не стоит, – предупредил Бенкендорф. – К чему вам неприятности? Вы уважаемая фирма. А в Петербурге сейчас неспокойно. Хватают и правого, и виноватого. Когда-то еще разберутся. Договоримся?
Хозяин оценил предложение. Если его арестуют, доброе имя магазина будет смешано с грязью. Возможно, он оправдается. Но когда выйдет, кто станет ему доверять? Торговля драгоценностями требует безупречной репутации.
– Я не знаю, что там, – насупившись, произнес он. – И даже не знаю, как это открыть. Вы мне не верите?
Гость покачал головой.
– Тем не менее это правда. Мне передали футляр для одного лица. В сентябре прошлого года. Все сроки вышли, а оно не появилось. Если учесть события минувшего декабря, то, вероятно, уже не появится. Между тем колье недурное. Я хотел сбыть его с рук, переложив перед продажей в другой футляр, конечно.
– Принесите нож, – распорядился Александр Христофорович.
Явился нож для бумаги. На глазах у изумленного владельца магазина неугомонный покупатель просунул тонкое лезвие в щель между внешним коробом и бархатным ложем. Чуть-чуть нажал, потом сильнее, пружинка не выдержала, замочек щелкнул, и Бенкендорф едва успел отдернуть пальцы, чтобы не прищемить их сломанным механизмом. Он приподнял верхнее дно. Все пространство тайничка было плотно уложено долговыми обязательствами банкирского дома «Ротшильд и К» в Лондоне. Плотная бумага, подпись старины Натана Ротшильда, главной дойной коровы Священного Союза. Общая сумма составляла приблизительно 100 тысяч фунтов. Что-то около этого Натан занял правительству Георга III для войны с Наполеоном. Кому и на какие нужды предназначался неполученный кредит? Имени адресата на долговых расписках не было. Вероятно, он мог подписать их уже здесь, в России, и только потом договор вступал в силу.
«Как же мне везет!» – усмехнулся Бенкендорф. Он стал складывать бумаги обратно в футляр, и вдруг его пальцы нащупали под обивкой небольшой бугорок. Бархат отстал, и в дырочку закатилось кольцо – хорошо знакомая печатка с числом «71». «Нет, положительно везет». Теперь, по крайней мере, ясно, кому предназначался кредит. «Нашим бы карбонариям да сто тысяч фунтов! Но… дорога ложка к обеду».
– А кто должен был прийти за футляром? – спросил генерал. – Имя?
Хозяин отрицательно замотал головой.
– Я не знаю. Не знаю. Он показал бы мне точно такой же перстень…
– Вот я и поймал вас на лжи, – холодно заметил Бенкендорф. – Вы же говорили, что не открывали футляра. А печатка лежит внутри.
Торговец, поняв, что его схватили за руку, замолчал.
– Послушайте, любезнейший, я могу немедленно подвергнуть вас аресту. Завтра в Следственном комитете вам придется отвечать уже на допросе. И судить вас будут по здешним законам. А это Сибирь, рудники, кандалы… Может статься, и виселица. – Гость намеренно сгущал краски. – Так что лучше сейчас сообщите мне частным образом, что знаете, и, слово дворянина, те, кто послал футляр, никогда не заподозрят вас в болтливости.
Хозяин колебался. Он давно выслал продавцов. Но, вероятно, среди них имелся осведомитель, потому что глазки мистера Вандемейера все время перебегали с лица генерала на дверь.
– Клянусь, мне ничего не известно. Мой магазин давно принадлежит банку Ротшильдов. Они финансируют все операции… Я взялся только передать. Тот человек должен был показать перстень и уйти. Я не хотел иметь дело с заговорщиками…
– А почему вы думаете, что это был именно заговорщик?
Хозяин опять прикусил язык. Ведь действительно о политическом характере займа ничто не говорило.
– Я догадался. Когда в стране мятеж, а у вас на руках долговых обязательств на… страшно сказать, на какую сумму… и их требуется передать столь таинственным образом… поневоле задумаешься. И вот он не пришел… А кругом аресты. Только слепой…
– Какую роль играет колье? – уточнил Бенкендорф. Иногда и детали способны многое подсказать.
– Практически никакой, – поспешил заверить хозяин. – Тот человек, мне намекнули, очень состоятельный и знатный. Он должен был выбирать подарок для жены. И футляр бы ему вручили вместе со всем содержимым.
– Совсем как я! – рассмеялся Александр Христофорович. «Разве что со знатностью и богатством подкачал». Он опустил руку в карман и достал оттуда кольцо-печатку, взятую им у Орлова.
Хозяин магазина обомлел.
– Так это вы! – возопил он, воздев руки к небу. – Проклятая страна! Проклятые русские! Разве можно так пугать почтенного джентльмена? Полиция! Следствие! Угрозы! Как вам не стыдно? О, я уеду отсюда! Дом, милый дом! Даже огонь в моем камине будет английским! Забирайте и уходите!!!
Торговец схватил футляр со столика и ткнул его в руки гостя.
– Желаю в следующий раз предпринять более успешную революцию!
Генерал взял коробку и, провожаемый ошалелыми взглядами продавцов, покинул лавку. Отменно. Ему понравилось. Надо будет зайти еще разок. Он не собирался арестовывать хозяина. Разоблаченный эмиссар – большая ценность. Мистеру Вандемейеру не дадут уехать в Лондон. Через него можно передать Ротшильдам привет. А можно и что-нибудь посущественнее. Зависит от контекста.
Но что особенно согревало душу – это колье. Кажется, Лизавета Андревна вытянула свой лот на ярмарке тщеславия.
Всему приходит конец, и близости между державами тоже. Канцлер Меттерних понимал это как никто иной. Людей подталкивает друг к другу взаимное влечение, государства – интерес. Только дилетант путает их местами. Но еще больший дилетант тот, кто не уверяет своих партнеров, будто глубже выгоды лежат горячие чувства. Слова способны умягчить любые противоречия. И сгладить боль от обмана.
- Предыдущая
- 40/94
- Следующая
