Стихотворения и поэмы - Колас Якуб Михайлович - Страница 98
- Предыдущая
- 98/119
- Следующая
Изменить размер шрифта:
98
XVII. ВОЛК
По будням все вставали рано:
Безделье, лень — хворобы пана,
А тут не надо подгонять,
Когда хлопот — не занимать!
Вновь запрягайся на неделю!..
Склонялась Ганна над куделью,
Мужчины, обрядясь теплее,
Шли поутру в гумно скорее, —
Михал Антосю помогал,
Покуда день не наступал:
Ведь нужно кончить с молотьбою,
Чтоб не висела над душою.
«Директор» Яська доброхотом{9}
Здесь тоже по утрам работал.
Он был парнишка деловитый
И до работы страх сердитый,
Хоть и казался с виду квелым;
Душевный хлопец и веселый!
Порожняком не ходит в хату —
Ну, что за тяжесть парню-хвату
Взять на дворе охапку дров.
Все сделать Яська наш готов
Для дорогих своих хозяев, —
Нет, Яська, брат, не из лентяев!
Раз каблуком он зацепился,
С дровами навзничь повалился
На шаг — не дальше — от порога.
Ну, почесался лишь немного
Да поглядел на каблуки:
Эх, миновали те деньки,
Когда, проворны и крепки,
Они на игрищах плясали,
А тут ходить не пожелали.
Своим порядком шло ученье.
Но все же Владя с большим рвеньем
За цеп и за метелку брался
Иль по лесу с ружьем шатался,
Охотясь на рыжух-лисиц
И на пронырливых куниц.
И батька с этим примирился.
Что ж! Для науки не родился.
Вот из меньших что, может, будет?
Пускай они уж выйдут в люди!
Алесь сидит, «закон» читает
И сам с собою рассуждает,
Чему-то тихо засмеется
И носом в книгу вновь уткнется.
У Костуся — «Родное слово»,
Он за склады берется снова,
Да что-то худо все выходит
И только злость одну наводит!
Из чащи темной и суровой
Заря денек выносит новый,
Денек короткий, чуть заметный,
Но все ж веселый и приветный.
Мороз берется, поджимает,
По лесу белому гуляет
И ткет холсты на бережку,
За ночь подкинуло снежку.
Михал с утра идет в обходы.
От звонкой солнечной погоды
Помолодел как будто весь.
Какой уж раз он ходит здесь!
Тут все тропинки и дороги
Ему давным-давно знакомы,
В любом конце Михал как дома:
Где не ступали его ноги!
Каких он уголков не знает!
Михал идет, следы читает.
Вот тут тонюсенькой цепочкой
Прочерчен путь по снежным кочкам —
Лежат следки друг к дружке близко,
Видать, мышиная расписка.
Другой рисунок — след тройной
Оставил заяц озорной.
А лис-хитрец, чтоб с толку сбить,
По снегу ровно тянет нить,
И следом в след свой попадает,
Ну, как одной ногой ступает.
В лесу мертво и глухо-глухо.
Напрасно звуки ловит ухо:
Кругом сугробы, все застыло,
Все сковано железной силой,
И только где-то на суке
Вдруг свистнет сойка вдалеке
Да дятел простучит уныло.
Не оттого ль и на Михала
Тоска внезапная напала, —
Глядит вокруг он хмуро, вчуже,
Как этот лес, объятый стужей.
Но все же бор, хоть онемелый,
Ведет невнятно сказ несмелый,
И сквозь холодный белый сон
Беседует с Михалом он.
Ведь каждое местечко бора —
Полянка, чаща, ров, пригорок —
Особый лик имеет свой
И воскрешает пред тобой
Все то, что память сохранила.
Да, много всякого тут было!
Ведь тут полжизни лесниковой!
Ну, хоть бы эта вот дуброва!
Грибов под осень здесь тьма-тьмуща,
И люд приходит гуща гущей, —
Смех, песни, выкрики несутся,
Далеко в чаще раздаются.
И вот, бывало, пан прикажет
Сойтись сюда тихонько страже —
С боков, и спереди, и сзади,
Чтоб очутился люд в засаде.
И это все на голых, бедных,
И все из-за панов зловредных!
Лови! А у иного нет
Рубля, быть может, на билет.
Но должен драть и с бедноты,
И виноват не пан, а ты:
Зол не хозяин — скажет всякий,
А злы хозяйские собаки…
А этот хвойник обгорелый?
Да тут рассказ бы вышел целый,
Когда б поведать все сначала,
Что в память остро так запало.
Но горько вспоминать об этом:
Здесь пан ругал Михася летом,
А он стоял, моргал глазами
Перед людьми и лесниками.
Вновь, как всегда, к одной тропинке
Сошлись все стежки-паутинки:
Своей земли бы раздобыть
И эту каторгу забыть…
Да только вот в чем заковыка:
Купить земли — купить не лыко, —
Откуда, из чего заплатишь?
Эх, руки коротки, не схватишь!
И только грусть гнетет сильнее!
Но думку все ж Михась лелеет,
Ее под самым сердцем носит —
Земли свободной думка просит!
Она с ним дома и в обходах,
Она и боль его и отдых.
И коль признаться, наш Михал
Давно уж угол свой создал.
И хатка эта вот какая:
Удобная, хоть небольшая,
Стоит над речкой иль криницей,
И две трубы, как две сестрицы,
На крыше высятся форсисто;
В дому покойчик светлый, чистый,
Все солнцем залито, а бревна
Лежат одно к другому ровно,
Широкие и без приточек,
И желтые, что твой желточек.
Гумно, сараи и ограда —
Все новое, все сбито ладом.
При доме садик молодой,
Но уж развесистый, густой.
И тут же рядом луг и поле,
Простор душе твоей и воля!
Из хаты вышел — и работай,
Без пана, собственной охотой!
Но это лишь мечты одни.
Исполнятся ль когда они?
В лесу еще угрюмей стало.
Заныло сердце у Михала,
Тоскою давит этот бор,
Душа же хочет на простор,
И очи просят света, воли.
Михал идет туда, на тюле,
Где Неман, быстрый и суровый,
Охватывает бор подковой.
Теперь же глух он и молчит,
Под ледяной укрывшись щит.
Кругом все тихо, тихо… Дали
Повиты дымкою печали,
А там над Неманом, на круче,
Село синеет темной тучей, —
Понуро, горько никнут хаты,
Снегами грузными прижаты.
Михась на голый холм взобрался
И тут немного задержался.
И как во сне — так зримо, живо
Его былое окружило.
Вот тут, в струях водоворота,
Девчина славная, Дорота,
Давно когда-то утонула, —
Ее волною захлестнуло.
А после случай был другой,
Уж года три назад, весной —
Якима к берегу прибило;
Родные выбились из силы,
Недели две пред тем искали
И, не найдя следов, отстали.
И тут же призрак появлялся
(Народ потом ходить боялся) —
Недвижный кто-то на воде,
Еще не виданный нигде,
Сидел и трубочку сосал
И вдруг распался, с глаз пропал…
Загадочны молвы скрижали!
Каких легенд вы не знавали!
Михал внезапно содрогнулся,
Взглянул еще раз и пригнулся,
Сорвал с плеча ружье-двустволку
И взял его наизготовку.
За камень спрятался, глядит:
Ему навстречу волк бежит,
Ну, просто валит на Михала!
Душа от радости взыграла:
«Постой же, брат, постой, волчуга!
Уж я сумею встретить друга!»
А волк несется, снег взрывает,
И только хвост его мелькает, —
Видать, задали где-то страху.
«Ну, брат Михась, не дай же маху!»
Патроны в сумке у руки,
Вот взведены уже курки.
«Не удерешь, башка дурная!» —
Михал смеется, поднимая
Ружье, а волк уже на речке…
Вот он за горкой… Не видать…
Ну, скоро выбежит опять…
«Держись же, брат, не дай осечки! —
Михась притихнул, не моргнет. —
Сейчас, сейчас он подойдет —
Ну, шевелись, скачи, зверюга!»
А время движется так туго!
Пора уж, был он недалеко,
Тьфу, что за чертова морока!
Вокруг себя глядит Михал.
Неужто так и потерял!
А руки все еще дрожат:
Не мог же волк уйти назад!
Куда ж он, дьявол, провалился?
Михал бегом с холма спустился,
Туда, сюда — и все не впрок,
И ринулся наискосок
Чуть вправо — там, быть может, встретит
Иль хоть следы его заметит.
Но понапрасну снег он топчет:
Нигде следов не видно волчьих.
Опять назад — все нет! Пропал!
Аж пот охотника пробрал.
Тогда на Неман он рванулся,
Взглянул Михал и содрогнулся,
Внезапно все в нем задрожало
И сердце громко застучало —
В широкой полынье пред ним
Метался зверь, водой гоним.
И, увидав Михася рядом,
Метнул в него звериным взглядом.
Михал схватился за двустволку,
Чтоб тотчас выстрелить по волку,
Но вдруг ружье само собою
Поникло тихо над водою, —
Вот он, бери его руками,
Висит на лапах, словно в яме.
Провал глубокий, лед покатый,
И бедный волк, водой прижатый,
Скребет по краю льда когтями,
Хрипит и ляскает зубами,
И весь пружинится, и рвется,
Но выбраться не удается!
Слабеет волк, иссякла сила, —
Страшна, видать, для всех могила!
Но он опять судьбу пытает,
На лапы крепче налегает,
Да не за что им зацепиться,
Из них уж кровь на лед сочится,
Они царапают, скользят,
Край полыньи перебирают, —
И тень надежды уплывает,
Мутнеет острый волчий взгляд.
Да, нет тебе уже спасенья,
Напрасны все твои стремленья,
Уже недолго остается
Тебе с погибелью бороться.
Изнеможен борьбой с бедою,
Волк поднял морду над водою
И вскинул взор свой на Михала,
Но злобы нет в его очах,
В них лишь мольба и мутный страх…
Тьфу! Жалко даже зверя стало,
Так очи горестно глядят,
Ну, как в него пустить заряд?
Еще раз бедный волк рванулся,
Вверх животом перевернулся
И, взвыв отрывисто, тоскливо,
Исчез под белой снежной гривой.
Михал стоит и размышляет,
Сосняк, сугробы озирает,
Как будто хочет он узнать,
Хоть никого там не видать:
«Ну, как, брат, это понимать?»
98
- Предыдущая
- 98/119
- Следующая
Перейти на страницу:
