Стихотворения и поэмы - Колас Якуб Михайлович - Страница 104

Вагон еще катился, грохал,

А началась уж суматоха:

Багаж хватают пассажиры, Шныряют темные проныры,

Паны снимают чемоданы,

Коробки, где духи, румяна И прочий женский скарб хранится, Чтоб их паненкам молодиться, Скрывая хитростями моды

Подвохи матери-природы.

Средь люда разного и панства,

Средь шляп и прочего убранства И дядька виден в скромном платье — В сермяге, в шапочке-оладье.

Машина стала. Валит валом Народ в туннеле под вокзалом,

И дядька тут же трется сбоку — »

От армяков неподалеку.

Антось еще не видел сроду Такого скопища народу -

Панов, чиновников богатых,

Таких толстенных и пузатых,

Что можно булку съесть для спору, Пока объедешь эту гору.

И выступают все тузами,

Не видят ног под животами.

Под ними даже камни гнутся.

«Как студень, шеи их трясутся.

Ну и панов! Ох, боже милый,

Какие гладкие все рыла!

А что за бороды, усищи,-

Для пугала страшней не сыщешь!

На огород поставь такого -

Вороны сдохнут, право слово.

И нет им ни конца ни края,-

Глазеет дядька, размышляя. — Лоснятся щеки, как под лаком, Видать, едят и пьют со смаком.

И панночки, на крыльях вроде, Кажись, летают, а не ходят,

Так деликатно, так красиво,

Как мотылечки, право, диво.

Да что ж и делать им другое,

Как не порхать веселым роем, — Растут, цветут в довольстве, в холе,

С серпом идти не надо в поле,

Где вся краса твоя слиняет,

А ржище ноги пробивает».

Идет наш дядька и боится,

Чтоб как-нибудь не оступиться,

Не отдавить прохожим ноги И не спихнуть кого с дороги.

А сапожищи, как назло,

Ступают, черти, тяжело — Гремят, как конские копыта,

На весь вокзал, такой умытый. Дивился дядька наш немало Устройству хитрому вокзала:

Как все прилажено тут славно, Как чисто прибрано, исправно,

А сколько блеска, полировки, Ступеней, переходов ловких! Вверху ж над самой головою Бегут вагоны чередою.

Тут чей-то хитрый ум старался!..

Туннель отсюда разветвлялся,

И вал сермяжного народу Направо ринулся к проходу. Паны ж налево важно шли,

Где оскорбить их не могли Ни запах дегтя, ни корчаги,

Ни вид заплатанной сермяги.

На площади перед вокзалом Антосю дурно чуть не стало:

Ну, пекло! Шум неугомонный,

А воздух затхлый и зловонный. Народ толчется возле конки,

По камню бьют подковы звонко, Г ремят повозки и колеса -

До неба гомон стоголосый.

И эти звоны, грохот, крики, Сливаясь в общий гул великий, Терзают с непривычки ухо И бьют по сердцу тяжко, глухо. Народ снует, как на пожаре,

Ну просто — гнутся тротуары.

Эх, божий люд! Какая сила Тебя здесь вихрем закружила? Зачем тут бьешься и шумишь? Какую в сердце боль таишь? Куда ведет твоя дорога?

И отчего печаль, тревога На лоб морщины наложила?

Глядишь на божий мир немило,

И нет в твоих глазах привета,

Как будто ты не видишь света!..

Течет народ, как волны в море,

Как тучи в небе на просторе,-

И старики и молодые,

Друг другу дальние, чужие,

Идут несметной чередою,

И каждый занят лишь собою.

С толпою дядька наш смешался,

Зерном меж зерен затерялся.

Антось в лесах, в борах бывал,

И голос дебрей понимал,

И со столетними дубами Знавался близко, как с друзьями,

А тут — один, для всех чужой;

На камне камень, пыль и зной,

Не видно неба за домами,

Все загорожено стенами.

Шагает дядька, не спешит,

Один за пятерых гремит.

«А где ж тот банк?» — спросить он хочет. Тут прошатаешься до ночи,

Задаром время проведешь,

А сам туда не попадешь.

Но к людям страшно приступиться, Спросить прохожих он боится,-

Все смотрят важно и сурово,

Ни одного лица простого.

Вот мужика бы повстречать,

Да тут нигде их не видать.

И дядька начал озираться,

Чтоб у кого-нибудь дознаться.

Один уж раз он сделал пробу,

Спросил какую-то особу.

Она Антосю так сказала,

Что лучше б рта не разевала.

Тут дядька шагу прибавляет,

С кокардой пана нагоняет,

Бочком подъехать норовит,

Но гордый пан и не глядит,

Идет себе и знать не хочет,

Как дядька вкруг него хлопочет

И как нуждается он в нем,-

Идет, играючи хлыстом.

Тут дядька чуточку пригнулся,

Рукою к пану прикоснулся:

«Скажи, паночек, как далеко Земельный банк?» Недобрым оком На дядьку глянул пан суровый: «Спроси о том городового»,-

И шагу, рассердись, прибавил,

Как будто дядька обесславил Его мужицкими словами Перед вельможными панами.

«Ишь, навострил, гляди-ка, лыжи,

Как от причастья черт бесстыжий!» — * Антось беззлобно усмехнулся И на прохожих оглянулся.

Помалу дядька стал свыкаться:

«Да что? Чего мне здесь бояться!» Пошел вольней, глядит смелей,

На сердце стало веселей.

Глаза он кверху поднимает,

На лавках вывески читает,-

Недаром же когда-то в школе Учитель дядькой был доволен.

Да зачитался он не в меру -

На столб наткнулся, на холеру, — Ударился с разгону лбом,

Аж белый свет пошел кругом,

Слетел с панели, как шальной, Крутясь на пыльной мостовой, Чуть-чуть манерку не расквасил И грязью сам себя украсил.

Но все ж быстрехонько вскочил,

Глаза таращит — угодил,

Совсем как глупый окунь в нерет,

Не разберешь, где зад, где перед.

«А, чтоб вас дьяволы спалили,

Столбов без счету понабили!» — Антось бранится, сам не свой,

Сбивая с шапки пыль рукой. Очнувшись, дядька оглянулся И видит, что в тупик уткнулся.

И впереди и сбоку — стены…

И шагу не шагнешь, как пленный. Пропала улица куда-то,

Толчется дядька наш помятый -

Нет ходу из угла глухого,

Ну хоть зови городового.

Кой-как все ж выбрался бедняк, Усталый, красный, словно рак.

Бредет и город проклинает.

Зашибла злость его такая,

Вот взял бы, кажется, соломы Да подпалил подряд хоромы,

Что все пути загородили И белый свет ему затмили.

Минуты шли. Из переулка На свет он выбрался, где гулко Носились шум, и лязг, и крики,

Где город пел многоязыкий.

Уж дядьку чтенье не манит,

Он больше под ноги глядит.

Лишь иногда посмотрит вбок -

Не видны ль шашка и свисток.

Как будто бога, ищет дядька В толпе блюстителя порядка.

А вот и он. Стоит, здоровый,

И смотрит поверху сурово -

Ну, впрямь тебе пастух над стадом, Следит, чтоб все вершилось ладом:

Губернский город как-никак.

На мостовую сделав шаг,

За шапку дядька наш берется:

«День добрый, — молвит, как ведется, Еще поближе подступает И шапку вежливо снимает. — Скажите, где тут банк? Уважьте.

Мне по земельной нужно части».

«А вот пойдешь ты, человече, Костелу этому навстречу,

Там будет улица направо, — Заговорил служака бравый.-

Ты правой улицы держись,

Да вновь спроси, а не кружись,

А там и банк совсем уж близко».

Антось опять склонился низко.

«Вот это человек иной,-

Подумал дядька, — как родной!

Коль дело кончится счастливо,

Ему поставлю пару пива.

Есть и закуска — ломоть сала».

И дядьке снова легче стало.

Еще протопав три квартала, Переспросив людей немало,

Антось уперся в двери банка;

Ступени чистые, как склянка, Широкий шаг его сдержали И страху на душу нагнали.

Стоит наш дядька в размышленье, Ступить не смея на ступени:

Боится он мужичьим ботом, Пропахшим и землей и потом, Корябнуть что иль замарать,

Уж лучше б «их» вовек не знать. Пройдешь не так, и — милый боже! — Ведь сразу по шеям наложат.