Выбери любимый жанр

Звезды — холодные игрушки. Дилогия - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 77


Изменить размер шрифта:

77

Я терпел.

Рвануло вверх. Приподняло. Вытянуло. Что там мелкие шалости куалькуа с когтями, вырастающими из пальцев! Я упал на колени, тело обмякло и опустилось на труп Наставника.

Боль…

Лицо разминали изнутри. Глаза вылезали из орбит. Плечи съеживались. Ноги искривлялись.

Это не навсегда…

Я уткнулся в вязкие, негнущиеся колени Наставника Пера. Блудный сын, вернувшийся к доброму отцу. Я раскаялся, отец. Я согласен до конца дней своих пасти тучные стада. Лишь пожалей меня, коснись ласковой рукой и прирежь поскорее откормленного тельца. Благослови меня мертвой рукой, Наставник…

…Голова кружилась. Тело стало чужим. Сухим, неловким, старческим. Поднявшись, я посмотрел на себя глазами Наставника Пера.

Теперь я полноправный, хоть и оплошавший, член общества Геометров.

Наставник Пер.

Неужели мне так и суждено менять обличья, переходить из тела в тело? Становиться врагом, чтобы понять его? Убить – понять – притвориться?

Разве этого я хотел?

Безумие стартов на древних «Протонах», сладость джампов, дозволенная экзотика чужих миров и радость возвращения – вот что было моим миром. Гнусным, безумным, лишенным надежды, но моим.

Кто я, чтобы решать судьбы миров? Я и над своей судьбой никогда не был властен!

Но так уж сложилось. Так легли карты, сданные тысячи лет назад – землянами, Сильными, Геометрами. В конце старой истории, в начале новой – всегда стоит кто-то, чья роль – принять ответственность. Решить. За всех.

Без права на оправдание. Без надежды на снисхождение. Любой поступок станет ошибкой, когда на весах – жизнь и смерть цивилизаций. Я должен вернуться домой. Рассказать, что это такое – Геометры. И в обличье Наставника Пера я смогу это сделать. Пройти транспортными кабинами, взять корабль, привести его в ту точку космоса, где ждет флот Алари.

Война. Конклав против Геометров и их Друзей.

А можно пойти в Мировой Совет. Рассказать о Конклаве, о планете Земля, изнывающей под игом чужих.

Война. Конклав против Земли и Геометров…

Я не хочу принимать решений. Пока есть хоть тень надежды… Тень…

Третья сила.

То, что устрашило Геометров.

Может быть, в этом мире еще есть спасение? Путь, не признающий холодную логику Сильных и злое добро Геометров?

…Я вышел из санитарного блока. Отчаянно, словно вновь прыгая в темный колодец, опустил руку на терминал.

– Распорядок моих дел на сегодня!

Пробуждение – через семнадцать минут…

Я расхохотался от туповатой исполнительности управляющей системы. Она не контролировала сознание. Она опознавала людей по отпечаткам пальцев или по генной структуре. Но в святая святых, в собственные мозги, Геометры машины не допускали.

Знакомство с подопечными. Занятия. Сорок минут назад было принято решение о проведении урока плохой погоды. Дальнейший план работы отсутствует.

– Будут вам уроки, – пообещал я. Даже голос стал чужим. Суховатым, подрагивающим, скучным голосом Наставника Пера.

Управляющая система молчала.

– Как я могу избавиться от большого количества органических отходов?

В санитарном блоке имеется люк мусоропровода.

Я извлек руку из терминала. Неприятный итог, Наставник Пер?

Ничего. Я тоже не знаю, на какой свалке кончу свой путь…

Но я не мог этого сделать.

Никак.

– Я могу покинуть здание? – спросил я, вновь активируя систему.

Аварийные выходы находятся на первом этаже.

Я посмотрел на экран, по-прежнему демонстрирующий холл на первом этаже. Мальчик-дежурный еще спал.

– Еще десять минуток, малыш, – сказал я. – Ага? Пусть тебе приснится новая планета или не-друзья, которых надо срочно регрессировать.

Мальчик продолжал спать, и я принял это за согласие.

* * *

В интернат я вернулся, промерзнув до костей. Куалькуа не предложил мне свою термоизоляцию, а я не стал просить.

В конце концов, это заняло не так уж и много времени – закопать в сугробе тело Наставника Пера.

Прах – земле.

Лед – снегу.

У дверей – тех самых, в которые я безуспешно бился пару часов назад, – я отряхнулся, поправил короткий, кургузый, по земным меркам, пиджак. Двери послушно открылись. Я вошел в холл и напоролся на испуганный взгляд мальчика, вытянувшегося под никелированным гарпуном.

Проснулся все-таки.

– Радостное утро, малыш, – сказал я.

– Радостное утро, Наставник, – тоненьким голоском ответил он.

Мальчика явно занимала одна-единственная мысль – видел ли я, что он спал на посту. А скорее – степень его вины…

– Когда я был маленьким, – произнес я ту дурацкую фразу, что вертится на языке у каждого взрослого, говорящего с детьми, – то порой засыпал на дежурстве. У нас на входе стоял… э… старинный плуг. Штука, которой пахали землю в Крепостную эру. Вот я возле него и засыпал. Думаю, не такая это беда, подремать под утро. Правда?

– Правда, – завороженно ответил мальчик.

Я заговорщицки подмигнул ему и пошел к лестнице. Пусть малыш запомнит, что Наставник простил его прегрешение, а не то, что он выходил гулять под снегопадом.

– Я действительно не виноват, Наставник? – жалобно спросил он вслед.

Остановившись, я посмотрел на мальчика. Нет, мир Геометров вовсе не пародия на бесклассовое общество, как мне показалось вначале. Будь тут в ходу деньги – ничего бы не изменилось.

Это мир воспитания. Обучения. Наставления.

Мир, воплотивший мечту безумного педагога.

Мир, в котором учитель, Наставник стал высшим мерилом справедливости.

Из них можно вылепить все что угодно. Приучить есть человечину или загорать на снегу. Они податливы, как пластилин. Идеальное сырье, идеальное пушечное мясо.

Пронесем Дружбу через всю Галактику!

Я мог подойти к малышу, обнять его, сказать, что никто в мире не бывает виновен. Ни тот, кто спит на посту, ни тот, кто крадется в ночи, сбежав из концлагеря под названием «Свежий ветер». И даже человек, чье тело коченеет сейчас в сугробе, невиновен. Может быть, лишь тот, кто сотни лет назад принял ответственность за мир Геометров, Риг-вонючий или его Наставник – виновны…

Но это был тупик. Ибо каждый шаг, каждое слово меняет тех, кто рядом. И дороги в ад мостят лишь благими намерениями, а принцип меньшего зла, стоящий на вооружении регрессоров, порой так соблазнителен и манящ.

А еще я не мог позволить себе даже каплю любви и нежности. Потому что они стали тут оружием. Безотказным и смертоносным.

– Я ни капельки на тебя не сержусь, – сказал я.

И это было тем, что надо. Мальчик улыбнулся, вытягиваясь под древним гарпуном, которым предки Геометров дубасили местных китов.

Я пошел наверх.

Интернат просыпался. Я слышал легкий шум за дверями, возню, сонные вопли. Кто-то проснулся, кого-то будили. Нормальный ребячий гомон. Ну неужели этот уютный мирок хуже Земли? Зачуханных детишек, вечно пьяных взрослых, школ, в которых учат ничему, профессиям, которые не приносят радости?

Хуже. Если позволю себе усомниться в этом – я обречен.

Как и мечтал Андрей Хрумов, я стал мерой в себе. А эталон свободен от сомнений. Метр или килограмм – они не зависят от мечтаний продавцов или претензий покупателей.

Не нравится мне мир Геометров!

Значит, надо идти дальше. По их следам, сквозь изнанку пространства и небо, лишенное звезд. Пока ночь не вспыхнет миллионом холодных искр. Пока мир Тени, обративший в бегство Геометров, не даст мне ответ.

Что служит мерой, когда отказал разум и предало сердце?

– Радостное утро, Пер!

Я приветливо улыбнулся молоденькой девушке, выходящей из своей комнаты. Она была Наставницей, но на меня смотрела с уважением и неловкой жалостью. Как же. Ведь Пер оплошал. А она подобных ошибок совершать не намерена. Еще недавно мозги промывали ей, теперь славная эстафета принята.

– Радостное утро… э…

– Лори. Наставница Лори.

Коротенькая юбка. Кусок материи, обмотанный вокруг груди, – они называют это женской лентой. Черная коса. На Земле ей поглядывали бы вслед, но скорее из-за симпатичности, а не из-за странностей в одежде. На мой взгляд – слишком плотненькая, но о вкусах не спорят.

77
Перейти на страницу:
Мир литературы