Тридцатая любовь Марины - Сорокин Владимир Георгиевич - Страница 40
- Предыдущая
- 40/56
- Следующая
Два заспанных грузчика в рваных ватниках обрушили на него новые ящики и скрылись в черном дверном проеме.
Запыхавшаяся Марина подошла к костру, заметив как сильно растопил он подмерзший ледок, размахнулась и бросила набитый книгами пакет.
Пролетев сквозь порывистые желтые языки, он с хрустом провалился в рассыпчатый янтарный жар, и тут же целлофан пронзительно затрещал, свертываясь. Книги рассыпались, пламя охватило их.
Фотография скорчилась, треугольное лицо сверкнуло омерзительной гримасой и пропало навсегда. Тетрадь зашевелилась, горящие страницы скручивались черными рассыпающимися трубочками, замелькали фотографии.
Вика… Наташка… Нина…
Два грязных поломанных ящика с треском рухнули в .костер, накрыв горящие книги.
— Вот и все… — прошептала Марина, чувствуя на лице теплоту пламени.
Она устало улыбнулась.
— А Стендаля-то зачем? — усмехнулся Сергей Николаич, бросая в костер окурок.
— Надо, — тряхнула головой она и облегченно вздохнула, — Ну, пошли теперь…
На автобусной остановке толпился народ.
Рассвет набирал силу: грязный осевший снег побледнел, мутно-синие облака на востоке порозовели.
Отодвинув рукав, Сергей Николаич посмотрел на часы:
— Припаздываем. Плохи дела.
— Может такси возьмем? — спросила зябко Марина.
— Ишь ты, таксошная какая! — усмехнулся он, — Привыкла деньгу проматывать! Нет, Марина. Такси — это баловство. Пролетариату общественный транспорт дан для передвижения. Так что, давай как все.
Подошел автобус.
Он был основательно переполнен и слегка осел на правый бок.
Его быстро обступили.
Разошлись двери, но никто не вылез, наоборот, — тесно стоящие пассажиры подались глубже.
— Вперед! — бодро взял Маринину руку Румянцев и, проталкиваясь, полез в автобус.
С трудом они втиснулись, поднялись по ступенькам, раздвигая и тесня стоящих.
— Чего толкаешься… — сонно повернулся к ним какой-то парень в синей нейлоновой куртке.
Ничего не ответив, Сергей Николаич обратился к Марине:
— У тебя проездной?
— Нет. Вот пятачок.
— Давай.
Его пальцы взяли пятак, рука потянулась над чужими плечами:
— Опустите пожалста…
Автобус резко качнуло, сзади навалились, Марина вцепилась в вертикальный поручень, облепленный многими руками.
Ей давно уже не приходилось ездить так рано — за мутными стеклами автобуса еще светились фонари и окна; то и дело вспыхивающий розовым восток мелькал за сероватыми коробками домов.
— Ну как, жива? — дохнул ей в затылок Сергей Николаич.
С трудом поворачиваясь к нему, она кивнула:
— Народу сколько…
— Ну и хорошо, — рассмеялся он, — В тесноте, да не в обиде.
Автобус стал поворачивать, их прижало к окну.
Сергей Николаич поднял руку и украдкой погладил Марину по щеке:
— Выспалась?
— Выспалась… — улыбнулась она.
— А я вот так каждый день. Хоть мне и к девяти положено.
— Почему?
— Да не могу и все тут. Как привык, так и встаю в шесть. По будильнику. Не могу валяться, когда другие работают.
— А машины персональной нет у тебя?
— Отказался. У нас заводик небольшой. Всего-то три волги прикрепили. Директору, главному механику, ну и мне полагалась. Только я нашему главному инженеру уступил. Он в Красногорске живет. Человек пожилой. А ему-то к семи обязательно нужно, как штык. Вот я и уступил…
— Но тебе от нового дома совсем близко…
— Да. Близко. Зато в райком несподручно. На двух автобусах…
Автобус остановился, медленно расползлись половинки дверей, пассажиры стали выходить.
— А у тебя метро-то совсем рядом, — пробормотал Сергей Николаич, помогая ей сойти.
— Да. Десять минут езды.
— Счастливая, — засмеялся он, заправляя выбившийся во время автобусной давки шарф.
В метро было так же тесно, как и в автобусе. Полусонные люди стояли в поезде близко друг к другу.
Марина с интересом разглядывала их и улыбалась самой себе.
Раньше она косилась на них с презрением, старалась ездить на такси, чтобы не видеть близко эти заспанные лица.
А теперь… Это было так ново, что улыбка недоумения все сильнее растягивала ее губы.
— Ты что смеешься? — наклонился к ней Сергей Николаич.
— Да так… ничего… — облегченно вздохнула она.
Неожиданно поезд остановился между двумя станциями.
В окнах застыли какие-то сумрачные трубы и кабели, тишина повисла в вагоне, только шуршала одежда переминающихся людей.
Марина продолжала рассматривать их неподвижные фигуры.
Они были близки ей, как никогда, но их молчание становилось гнетущим.
Марина повернулась к Сергею Николаичу, чтобы не нарушить тишины, еле слышно спросила:
— Разве нечего сказать?
Он вздохнул, лицо стало серьезным:
— Время еще не пришло. А сказать есть что. Поезд дернулся, пополз и стал набирать скорость:
— А что мешает? — спросила Марина.
— Америка! — серьезно ответил он и снова вздохнул, — Ты это поняла?
Она кивнула.
Завод Малогабаритных Компрессоров стоял недалеко от метро, — свернули за угол большого старого дома, пересекли трамвайную линию и оказались у проходной.
На больших сетчатых воротах висели крупные облупившиеся буквы: ЗМК.
Возле проходной никого не было.
— Припоздали, — пробормотал Сергей Николаич, глядя на часы, — Ну, ничего. День сегодня особый.
Открыв дребезжащую дверь, он пропустил Марину вперед, кивнул сидящему возле вертушки вахтеру:
— Привет, Михалыч.
— Доброго здоровья, Сереж, — улыбнулся старик, — Что-то сегодня поздновато…
— Правильно. А потому что день исключительный.
— Понял, — улыбнулся вахтер.
Миновав вертушку, они прошли по широкому коридору, потом оказались на лестнице.
— Видишь — нет никого. Все уж на своих местах. Дисциплина…
— Это завод шумит? — спросила Марина, прислушиваясь к равномерному гулу.
— Да. На первом у нас все цеха. А на втором — администрация… — проговорил Сергей Николаич, на ходу расстегивая пальто, — Пошли!
Они поднялись на второй этаж.
Им встретились несколько человек, все они приветливо поздоровались с Румянцевым.
— Сереж, а сколько у вас человек на заводе? — спросила Марина.
— Тысяча семьсот сорок.
— Много.
— Не очень. У нас заводик небольшой. Но зато среди районных предприятий третье место держим. Вот как.
— Молодцы…
Прошли по ярко освещенному коридору с множеством обитых дверей, Сергей Николаич вынул ключи.
Его кабинет был у самого поворота — коричневая дверь с табличкой:
Он сунул ключ в замок, повернул и решительно распахнул дверь:
— Входи.
Марина вошла.
Кабинет был небольшим — два стола, два коричневых сейфа, портрет Ленина на стене, вешалка в углу.
— Раздевайся, — проговорил Сергей Николаич, рывком сбрасывая с себя пальто, — Как тебе мои апартаменты?
— Уютный кабинетик, — улыбнулась Марина, раздеваясь, — А второй стол зачем?
— Тут секретарша сидит. Зиночка. Но она к девяти приходит. Как и положено.
Повесив свой плащ рядом с его пальто, Марина сняла платок, поправила волосы.
Сергей Николаич достал расческу, быстро причесался, снял трубку телефона, набрал номер:
— Люся? Доброе утро… Владимир Иваныч у себя? Да? Куда? Ясно… во сколько теперь?.. Вот как… А как же с планеркой? Он успеет к одиннадцати? Точно? Ну, хорошо… всего…
Положив трубку, он улыбнулся Марине:
— Отбой. Планерка в одиннадцать.
Марина рассматривала почетную грамоту, висящую на стене под портретом:
— Ты начальником цеха был?
— Да. Вот отметили.
— Молодец…
Он достал сигареты, протянул ей, но она отрицательно покачала головой.
— Знаешь, — пробормотал он, закуривая, — Пойдем-ка по заводу пройдемся. Я тебе весь наш улей покажу, все хозяйство… Только ты волосы повяжи чем-нибудь. У нас таких русалок к станкам не подпускают.
- Предыдущая
- 40/56
- Следующая
