Сердца четырех - Сорокин Владимир Георгиевич - Страница 26
- Предыдущая
- 26/41
- Следующая
— А что же… вы так одеты легко? — неловко улыбаясь, Сергеев помог Штаубе вылезти из машины. — Так и простудиться недолго…
— Ничего, щас согреемся, — не взглянул на него, Штаубе захромал за Ребровым.
Ольга обняла Сережу и они прошли мимо встречавших. Опередив Реброва, Бармин открыл дверь. Ребров, Штаубе, Ольга и Сережа вошли в широкий грязный коридор, миновали тамбур и оказались в литейном цеху, большую часть которого занимала дуговая электросталеплавильная печь, возле которой суетились человек десять рабочих. Еще человек пятнадцать стояли возле двухметровой опоки. Сунув руки в карманы брюк. Ребров посмотрел на печь, повернулся к Сергееву:
— Докладывайте.
Сергеев кашлянул.
— Значит, Леонид Яковлевич, вчера в 12.45 мы получили 280 коробок игл для одноразовых шприцов западногерманской фирмы «Браун». По 22000 игл в каждой коробке. Общее количество полученных игл составило 6160000. Сразу же нами были организованы распечатывание и загрузка игл в ванну печи. Загрузка велась непрерывно в три смены и была завершена сегодня к 9.40. А в 10.00 печь была пущена. В данный момент все готово к отливке.
Ребров взглянул на часы:
— Покажите образец иглы.
— Пантелеев! — крикнул Хлебников.
Молодой рабочий поднес пустую картонную коробку с наклейками «Braun» и «Всесоюзный Детский фонд им. В.И.Ленина». На дне коробки лежала упакованная игла. Ребров взял ее, распечатал упаковку, снял пластмассовый колпачок, посмотрел, потом бросил в коробку:
— Приступайте.
Сергеев махнул рукой оператору. Заработал мотор, печь стала медленно наклоняться. Вновь прибывшим раздали каски, с защитными темными стеклами.
— Щас железо потечет? — спросил Сережа у седоусого рабочего, помогающего ему надеть каску.
— Потечет! — усмехнулся рабочий. — Только не железо, а сталь!
— А сталь лучше железа?
— Лучше! — рабочий положил руку на плечо Сережи. — Смотри!
Раздалась команда по радио, послышался удар, и сталь хлынула в ковш.
— Во здорово! — закричал Сережа.
— Хочешь быть сталеваром? — наклонился к нему рабочий.
— Хочу!
Когда вся сталь вытекла, ковш подъехал к опоке и началась отливка.
— Когда будет готова? — спросил Ребров, снимая каску.
— Часов через десять, — Сергеев взял у него каску.
Ребров кивнул, повернулся к Хлебникову:
— Так, товарищ секретарь. Теперь пойдем с тобой разбираться, Они вышли из цеха, поднялись по лестнице на второй этаж и вошли в большой кабинет секретаря парткома. Сидящий за столом Павлов встал, подошел к Реброву. Ребров молча подал ему руку, повернулся к Сергееву:
— Заприте дверь и опустите шторы.
Хохлов запер дверь, Бурмин опустил шторы. Сергеев сел за свой рабочий стол. Ребров, Штаубе, Ольга, Сережа, Бармин, Хлебников, Хохлов, Павлов, Козлов, Гельман и Вырин разместились за длинным столом для заседаний. Штаубе открыл портфель, достал конверт и передал Сергееву. Сергеев взял конверт, вынул из него пачку долларов:
— 3?
— 3500, — ответил Штаубе.
— Деловые! — усмехнулся Сергеев, убирая деньги в стол.
— Иван Иванович, я убедительно прошу вас не опоздать, — сказал Ребров.
— Успеется, — Сергеев посмотрел на часы, — давай-ка сперва твоего архаровца заслушаем.
Все посмотрели на Сережу.
— Вставай, друг ситный, — Сергеев снял очки, стал протирать их платком, — расскажи нам о своих похождениях.
Сережа встал и, опустив голову, заговорил:
— Ну я сразу после звонка поехал. Электричкой. До Вишняков доехал, а там автобусом. До этой… до водокачки.
— До бойлерной, — подсказал Ребров.
— Ага. А там улицу нашел, пошел и дом номер семь нашел. Потом постучал и вошел. А там тетенька открыла. А я сказал: я от Афанасия Федоровича. А она говорит: проходи. А там еще дяденька был и старенькая такая бабушка. Она там это, ну, все время плакала. И так вот руками все делала…
— Короче, — Сергеев надел очки.
— Ну а потом я сумку им дал. Тетеньке. А он у нее отнял. И говорит: пошли под землю.
— Куда?
— Ну это там такой подвал у них. Мы туда спустились. А там баня и бассейн. И комнаты разные. И там был дяденька такой…
— Горбатый?
— Ага. И у него еще нос такой, ну…
— Перебитый.
— Ага. И там еще две тетеньки были. А тот первый дяденька дал сумку этому горбатому. А горбатый вынул балтик из сумки и надел на талпык.
— Что, он талпык заранее приготовил? — Сергеев посмотрел на Штаубе. Штаубе опустил глаза.
— Ага, заранее. Он на столе лежал. Ну и рычаг перевел и потекло в стакан. А тетенька держала. А потом они проверили на шар.
— И сколько?
— 7, 8.
Сергеев вздохнул:
— Ну, ну. Дальше.
— А потом горбатый стал бить того первого дяденьку. А дяденька встал на колени и говорит: это Пастухов. А тетенька первая тоже на колени встала. А потом они меня бить стали. И спрашивали про Пастухова и про тот… про лабораторию.
— А ты?
— Ну я… плакал.
— А что ты им сказал? — спросил Павлов.
— Я сказал, что Пастухов уехал, а пробы готовит Самсиков. А они меня раздели и стали топить в бассейне. И тетеньки помогали. И я это… ну… я сказал.
— Про Пастухова?
Сережа кивнул. Присутствующие неодобрительно зашевелились.
— Эмоции после, — Сергеев глянул на часы. — Ну? Заложил ты, значит, Пастухова, и потом?
— А потом они меня одели, он деньги пересчитал, положил в сумку. А тетенька та — первая, ромб завернула в такую, ну, специальную бумажку, и тоже в сумку мне положила. А потом горбатый говорит: вот тебе леденец на дорогу. И заставил меня это… ну… переднее место у него сосать…
Сережа замолчал.
— Понятно, понятно, — Сергеев снова взглянул на часы, — заложил Пастухова, пососал переднее место, взял сумочку и поехал. Садись. Женя! Пойди, пожалуйста, скажи чтобы начали разбивать опоку. Только поаккуратней.
Козлов быстро вылез из-за стола и вышел.
— В общем так, друзья, — Сергеев хлопнул ладонями по столу, — наш бизнес закончен. Никаких дел с вами больше иметь мы не-же-ла-ем. Сегодня же я звоню Пастухову, и сегодня же, прямо сейчас, после того, как вы отсюда уберетесь, я распоряжусь о закрытии северного. Все! — он встал.
— Иван Иванович, но мы компенсируем, мы… — начал Ребров.
- Предыдущая
- 26/41
- Следующая
