Сердца четырех - Сорокин Владимир Георгиевич - Страница 25
- Предыдущая
- 25/41
- Следующая
Никулин взялся за ручку двери, потянул, приоткрыл:
— Петр… Сергеич, можно вас попросить… на минуту… и переводчиков тоже…
— А сам отвали, — пробормотала Ольга, становясь за дверь. Никулин отошел к столу помощника. Едва референт сошел, Ольга выстрелила ему в висок, прыгнула вправо и выстрелила в головы следующих за референтом переводчиков. Оттолкнул падающих, она вбежала в кабинет референта и открыла беглый огонь по оставшимся четырем сотрудникам. Один из них успел вскрикнуть. Ольга сменила обойму, добила дергающуюся машинистку и вышла.
— Вперед! — кивнул Ребров Никулину.
Никулин вошел в кабинет министра, отделенный от приемной двумя массивными дубовыми дверями. Вслед за Никулиным вошли Ольга, Ребров и Штаубе. Радченко говорил по телефону, сидя за огромным столом красного дерева.
— В чем дело? — спросил он, прикрыв трубку ладонью. — Почему без доклада?
— Валерий… Павлович… это… — произнес бледный Никулин и упал на колени. Его вырвало на ковер. Ольга трижды выстрелила в один из шести телефонов министра.
— Что? Что? Что?! — бросив трубку, Радченко стал приподниматься из кожаного кресла.
— Спокойно, Валерий Палыч, — сказал Ребров, кивнув Штаубе, — сейчас товарищ полковник все разъяснит.
Оставив портфель на ковре, Штаубе подошел к Радченко, вынул из кармана кителя кастет с двумя рядами стальных шипов и ударил министра по лицу. Радченко упал в кресло, схватился руками за лицо.
— Где фундаменты? — Штаубе прислонил палку к столу и присел на край. — Орел или Красноярск?
— Терехова, — пробормотал Никулин, вытирая рот.
— Хоп, — кивнул Ребров на Никулина. Ольга выстрелила ему в затылок.
— Орел или Красноярск? — наклонмся Штаубе к сопящему Радченко и ударил его кастетом по прижатым к лицу рукам.
— Орел… Орел… — простонал Радченко.
Из приемной выбежал Сережа:
— Там стучат!
— Это Якушев! — Ребров с Ольгой выбежали и вернулись с Якушевым и Леонтьевым. Якушев злобно толкнул Леонтьева, тот упал, приподнялся и стал раздеваться трясущимися руками.
— Карта в спецохране? — спросил Штаубе.
Радченко слабо кивнул. Зазвонил телефон.
— Это говно в ноябре еще… гад! — Якушев пнул Леонтьева.
— Сколько километров от Красноярска? — Штаубе убрал кастет в карман, слез со стола.
— Семьдесят… — произнес Радченко.
— Какое направление?
— Запад… западное…
— Ориентиры?
— Я… там не был… не помню без карты… — всхлипнул Радченко, — не надо только… убивать…
— Ну что там рядом? — Ребров раскрыл «дипломат». — Река? Деревня?
— Так там это на Чулыме, ну, когда Ачинск проедешь, станция Козулька, — быстро забормотал голый Леонтьев, — а потом направо и километров, ну, полста и Чулым начнется, и по Чулыму немного и через сопку там…
— А Терехов? — Ребров вынул из «дипломата» электронож, поискал глазами розетку.
— Терехов… — пожал плечами Леонтьев и облизнул пересохшие губы. Плачущий Радченко открыл свое окровавленное лицо:
— Тере… хов… Терехов уже… уже…
Ребров и Штаубе переглянулись.
— Ах, еби твою! — радостно хлопнул в ладоши Штаубе.
— Хоп, — командовал Ребров, втыкая штепсель в розетку.
Ольга выстрелила в голову Леонтьева, он упал на ковер. Ребров и Штаубе перевернули его на спину и Ребров стал вырезать электроножом часть груди.
— Когда мне доложили… я не поверил… — всхлипывал Радченко, вытирая лицо рукавом, — я был уверен… что это просто провокация. Наглая… провокация…
— Время? — Ребров опустил вырезанный кусок в подставленный Штаубе целлофановый пакет.
— 30, — Ольга взглянула на часы.
— Быстро! — Ребров уложил пакет в «дипломат», Штаубе вынул из своего портфеля папку с документами, раскрыл перед Радченко, протянул ручку:
— Давай.
Радченко подписал.
— Да не капай ты, мудак! — Штаубе оттолкнул его голову и промокнул пресс-папье две упавшие на документ капли крови.
— Быстро, быстро! — Ребров ждал с протянутой рукой.
Штаубе передал ему папку, Ребров убрал ее в «дипломат»:
— Хоп, хоп.
Ольга выстрелила в голову Радченко.
— Парадное? — спросил Якушев.
— Ни в коем случае, — на ходу ответил Ребров.
Они прошли в комнату отдыха министра, открыли дверь и по лестнице спустились во внутренний двор министерства. Здесь стояли десятка два машин. Они сели в черный ЗИЛ-110, Якушев завел мотор.
— Перегрузил быстро? — спросил Ребров.
— Сразу после вас, — Якушев завел машину, подъехал к воротам и посигналил. Ворота стали медленно отворяться.
— Время, время! — дернулся Ребров.
— Успеваем, — Штаубе плюнул на испачканную кровью руку и стал вытирать ее платком. Они выехали на Малую Бронную, свернули на Садовое, доехали до площади Маяковского и повернули на улицу Горького.
— Генрих Иваныч, дайте мне ваш сегмент, — не оборачиваясь, попросил Ребров.
Штаубе вынул из кармана кителя сегмент и передал. Ребров приложил свой сегмент к сегменту Штаубе, нажал, соединяя замки. Красные шкалы совпали на 8, 3, черные на 8, 7. Ребров взглянул на часы, посчитал на микрокалькуляторе, сдвинул сегментные зубцы:
— 27, 10, 6.
— Ну и слава Богу! — Штаубе забрал у него сегмент. — Вы всегда хотите прямо… что-то идеальное!
— Идеального нам не видать, как своих ушей! — раздраженно вздохнул Ребров.
— Побойтесь Бога, Виктор Валентиныч!
— Витя, а там поддержка потребуется? — расстегнув жакет, Ольга засовывала в патронташ новые обоймы.
— Нет.
— С Сергеевым осторожней, — сказал Якушев, — он мог с Леонтъевым в Уренгое снюхаться. И Павлов тоже.
— Мне по шет? — Сережа вертел кубик Рубика.
— Да, да. И держись попроще.
В 12.49 они подъехали к главным воротам завода «Борец». Якушев дал сигнал. Вахтер выглянул в окошко и скрылся. Ворота поехали в сторону.
— Если Шагин отвертелся — ты поведешь, — сказал Ребров Якушеву.
— А ЗИЛ?
— Я сам.
Машина въехала на территорию завода и остановилась возле литейного цеха. Не успели они выйти из машины, как к ним подошли Сергеев, Бармин и Хлебников.
— Здравствуйте, товарищи! — бодро произнес Сергеев.
— Здрасьте, — сухо кивнул Ребров и, не подав руки, направился ко входу.
- Предыдущая
- 25/41
- Следующая
