Некроманты (сборник) - Перумов Ник - Страница 77

• Предыдущая
• 77/122
• Следующая

– Уверен на все сто? – спросил он.

– Да.

Мы крепко обнялись на прощанье, и я еще долго смотрел вслед ускользающей тени, опасаясь услышать звук выстрелов, крики Z-бойцов, увидеть свет их ярких фонариков. Но тишину не нарушили даже цикады. Стасу все же удалось выйти из города незамеченным, и это было хорошо. Значит, не зря я еще немного пожил. Теперь пора на покой.

Я осмотрелся. Бутылки, фантики, куски бетона и другой хлам. Нет, здесь мне умирать не хотелось. В последнее время я уже плохо соображал, мало что помнил, но одно воспоминание бередило душу. Тихо, стараясь не привлекать внимания, я двинулся обратно, на завод.

Путь назад оказался легче: многие зомбяки либо погибли во время первых дней схваток, либо отупели без крови и растеряли агрессию. Несколько раз я дергался, вскидывая обрезок трубы, но на меня никто не нападал. Z-патрули тоже встречались реже, так что при должной внимательности не составляло большого труда вовремя спрятаться.

Я шел всю ночь, с рассветом укрылся в подвале и выбрался лишь к вечеру. Очень не хотелось куда-то идти. «Зачем? – спрашивал я себя и не находил ответа. – Чем плох этот подвал? Какая разница, где умирать?» Но все же стряхнул оцепенение и побрел. Внимание притупилось, я шел, почти не прячась, мне было все равно, поэтому и наткнулся на него. Не было времени разбирать, кто это: туповатый зомби, жаждущий крови, или человек, желающий размозжить голову еще одному зомбяку. Я поднял свое оружие и пошел вперед. Из нас действительно получились бы хорошие воины! Всего несколько дней драк, и у меня появилась сноровка, страха не было, боли тоже, как и сожаления. Я смотрел на застывшие голубые глаза молодого парня, из горла которого вырывалась толчками кровь, и ничего не чувствовал. Наверное, он имел больше прав на жизнь, чем я, наверное, по нему будут плакать близкие, но меня это не волновало. Я имел право на смерть, и никто его у меня не отберет!

Чем ближе к заводу, тем меньше на пути встречалось людей и зомби. Дураков нет! С рассветом я вошел на территорию застывшего автогиганта: сорванные ворота валялись метрах в тридцати. Первые лучи просыпающегося солнца добрались только до крыш цехов. Похоже, кроме меня тут никого не было.

Тюльпаны были на месте. Они росли в стороне от прессово-рамного завода, так что их не затоптали в пылу битвы. Аккуратно, стараясь ступать меж стеблей, я пробрался в самую середину и лег, примяв несколько бутонов. Вот теперь можно уснуть.

Под щебет птиц алые бутоны раскрывались навстречу солнечным лучам, к ним деловито подлетали пчелы, проносились шмели, кружились бабочки в танце любви. Весна буйствовала, возвещая о новой жизни.

В понедельник, когда крикуны притихли, эти двое встретились на гулкой лестничной площадке и долго стояли друг против друга, не зная, как начать разговор – и надо ли его начинать. Наконец тот, что был постарше, шагнул вперед, кашлянул и задал первый вопрос:

– Тебе сколько лет, мальчик?

– Шесть.

– А мне восемь. Тебя как зовут?

– Коля Птицын.

– А я Сашка. Я тебя помню. Ты с пятого этажа.

– Я из квартиры тридцать три.

– Твоя мама в школе работает.

– Да.

– Я ее видел. Там – во дворе…

Сашка уже давно не выходил на улицу. Маму Коли Птицына он видел с балкона – она бросалась на железную дверь гаража, за которой прятался Сашкин отец. Потом отец вышел с бензопилой и отрезал Колиной маме руку…

– Она моего батяню загрызла, – сказал Сашка и заплакал.

– Я хочу к маме, – сказал Коля.

– Нет, нельзя. – Сашка испугался и сразу перестал плакать. – Нам нельзя вниз. Пойдем, я отведу тебя к нашим…

Они жили в огромной квартире, занимавшей два верхних этажа шестнадцатиэтажки. Здесь всё принадлежало четырнадцатилетнему Даниле и его десятилетней сестре Марианне. Их родителей, как обычно, не было дома – отец пропал на работе, о которой никто ничего не знал, а мама, когда еще всё было нормально, ушла в салон и не вернулась. С детьми оставались дом-работница Зульфия и гувернантка Надин: сейчас одна ворочалась в заколоченном туалете для гостей – она, рыча, бросалась на дверь, когда кто-нибудь из детей проходил по коридору; другая, подвывая, бродила по запертой лоджии и время от времени испытывала прочность бронированных стеклопакетов, – она была крикуном.

– Это Коля Птицын, – представил Сашка нового приятеля. – Он с пятого этажа. Из квартиры тридцать три. Его мама моего батю загрызла. Она в школе рабо-тала.

Двенадцать пар глаз с любопытством смотрели на нового члена общины.

– Что ты умеешь делать? – спросил Данила.

– Заправлять кроватку, – неуверенно сказал смущенный Коля. И, подумав, добавил: – Играть на барабане.

– Ты будешь собирать воду, – решила Марианна. – Раньше это делала Света, но теперь она пойдет работать на кухню.

Невысокая рыжая девочка выступила вперед и взяла Колю за руку.

– Я тебе покажу, как собирать воду, – сказала она. – Это несложно, ты справишься. Надо будет выходить на крышу, когда идет дождь, и ставить кастрюли.

– Мой папа крышу тоже купил, – гордо сказал Данила. – У нас там сад.

Дождь был почти каждый день, и Коля быстро запомнил свои немудреные обязанности. Конечно, таскать полные кастрюли с крыши на кухню было тяжело, но он не жаловался, видя, как работают другие.

Рыжая Света – моет и чистит посуду.

Некрасивая Жанна – готовит завтраки и обеды.

А серьезная и почти уже взрослая Марина ухаживает за тремя малышами, которые едва научились ходить.

Мальчики работали не меньше девчонок. И уж точно их работа была опасней – они проникали в чужие квартиры и собирали там всё ценное – в первую очередь продукты. Ребята часто встречались с хозяевами квартир, и тогда за дело брались пятнадцатилетний Лёва Кашкин по прозвищу Молчун и четырнадцатилетний Вовчик «Каратист». Они выступали вперед – Лёва держал в руках ружье Бенелли, а у Вовчика был легкий карабин Сако – с остальным оружием из арсенала отца Данилы дети справиться пока не могли.

«Бах!» – ружейный выстрел сбивал с ног и цель, и стрелка.

«Бух! Бух! Бух!» – карабин делал несколько аккуратных дырок в теле хозяина квартиры, прежде чем одна из пуль наконец-то попадала ему в голову – только так можно было убить зомби.

А потом «Тюфяк» Миша и Стёпка «Грузчик» брали труп за ноги и, ругаясь по-взрослому, волочили его к ближайшему окну, чтобы выкинуть наружу.

Да, определенно, Коле нравились его обязанности…

Только Данила и Марианна ничего не делали. Но они были главными – и в этом заключалась их работа.

Ночами было очень страшно.

Электричества не было, и не было света.

Каждую ночь дом словно погружался в чернильное море, по дну которого бродили ужасные создания – они издавали жуткие звуки, слышные даже при закрытых окнах, даже под одеялом, даже под подушкой.

Коля сворачивался клубочком и затыкал уши пальцами. Он вспоминал маму и папу, вспоминал колыбельную, которую они ему пели. И сам начинал ее напевать, глотая всхлипы и растирая слезы ладонями.

И тогда к нему приходила Марина. Она садилась на краешек кровати, гладила Колю кончиками пальцев и тоже пела – так тихо, что Коля замирал и переставал дышать.

Он слушал колыбельную и забывался беспокойным сном.

Ему всегда снились ходячие мертвецы – зомби и крикуны, – он бродил среди них и искал маму.

• Предыдущая
• 77/122
• Следующая