Кто я такой, чтоб не пить - Жванецкий Михаил Михайлович - Страница 24
- Предыдущая
- 24/37
- Следующая
МАМА. Мы вас проводим. Обязательно, и речи быть не может.
СОФЬЯ ЛЬВОВНА. Что вы, не стоит беспокоиться.
МАМА. И речи быть не может. Ты слышал, я не хочу ничего слышать. Обязательно проводи. Знать ничего не хочу.
СОФЬЯ ЛЬВОВНА. Да. И я хочу, чтоб вы у нас побывали. В этом году необычайный урожай. Так много слив, абрикос. Вы обязательно должны у нас побывать. У меня такой чудесный зять. Милочка его очень любит. У них двое детей.
МАМА. Это у старшей?
СОФЬЯ ЛЬВОВНА. Да. Они чудесные такие дети. Они без меня не могут. «Бабушка, бабушка!» Они рисуют меня. Все время меня рисуют. Который час?
МИША. Четверть двенадцатого.
СОФЬЯ ЛЬВОВНА. Они уже спят. (Переходит на шепот, хотя разговор у нас.) Милочка мне говорит: «Мама, они так крепко спят…» Но я не могу на нее смотреть без слез – умница, начитанная, ее нельзя назвать красавицей, но мила бесконечно. Мне обещали познакомить ее с одним математиком. Довольно молодой, лет сорок пять. Спортсмен, читает физику, бегает, плавает, в общем, очень современный. Пусть познакомятся, пусть даже поживут, я уже тоже стала современная. Мне говорили, очень хороший парень. И я выяснила, что это ваш друг, Миша.
МАМА. Это Толик.
СОФЬЯ ЛЬВОВНА. Я специально пришла, чтоб расспросить вас о нем.
МАМА. Да. Мы вас проводим обязательно. Софья Львовна шла одна в темноте. Обязательно, и я ничего не хочу слышать. Сейчас же.
СОФЬЯ ЛЬВОВНА. Сейчас Миша мне расскажет о нем.
МИША. Он мой товарищ. Мы дружим с детства. Нас где-то всегда было пятеро или шестеро. Как когда. Он прекрасный человек. Ему сорок пять. Холост. Читает математику.
СОФЬЯ ЛЬВОВНА. Пусть познакомятся.
МАМА. Пусть познакомятся.
МИША. Пусть познакомятся.
СОФЬЯ ЛЬВОВНА. Да, пусть познакомятся.
МАМА. Он спортсмен. Бегает по утрам. Плавает зимой. Прекрасно выглядит.
СОФЬЯ ЛЬВОВНА. Да. Что делать, какой уж есть. Ей уже тридцать семь лет. Она не красавица. Да, я очень хочу, чтоб мы посидели у нас. Я даже найду, чем вас угостить. Милочка испекла чудесные пончики с яблоками. И чай. Сейчас я поставлю. Миша, вы должны попробовать.
МИША. Нет, нет.
МАМА. Не беспокойтесь, СОФЬЯ ЛЬВОВНА. Здесь такая темнота, я не знаю, как вы добрались.
СОФЬЯ ЛЬВОВНА. Что делать. Мне же надо было узнать об этом математике. Но у нас на воротах выключатель, я, когда иду, всегда зажигаю, и полпути мне светло. Миша, когда будете выходить, зажжете.
МАМА. Что вы, что вы.
СОФЬЯ ЛЬВОВНА. Обязательно. Вы слышите, Миша? Справа на столбе.
ГОЛОС МИШИ. Я найду.
МАМА. Он включит, и мы пойдем.
СОФЬЯ ЛЬВОВНА. Да. Прекрасный вечер.
МАМА. Чудесный. Жаль, скоро лето кончается.
ГОЛОС МИШИ. Я включил, пошли.
СОФЬЯ ЛЬВОВНА. До свидания, я уже иду…
МАМА. До свидания. Мы пошли…
СОФЬЯ ЛЬВОВНА. Заходите обязательно.
МАМА. Я вас провожу.
МИША. Где мы находимся?..
Номер телефона
Я у них родственником.
Они обе экономят деньги. И правильно.
Дочь в Германии, а мама уже плохо слышит.
Мы уже ей покупали слуховой аппарат.
Я уже его цеплял на себя. Чтоб показать в действии. Регулировал на себе. Потом вставлял ей в ухо. Ей очень понравилось, но носить отказалась.
А тут дочь, попавшая в Германию по состоянию здоровья, зная состояние здоровья мамаши, позвонила мне и быстро продиктовала свой телефон, чтоб мама ей позвонила.
И сэкономила этим огромные деньги.
Я взялся сообщить этот телефон ее маме, своей родственнице, отказавшейся от слухового аппарата категорически.
Здоровье уже не то…
И дело не в том, что я не могу кричать. Когда вырубается микрофон, а в зале полторы тысячи, а тебе нужно еще заглушить смех, чтобы сказать дальше – я с этим справлялся.
Но там же не переспрашивают.
И для них это не так важно…
Ну пропустит букву, спросит у соседа.
А здесь мы оба понимали, причем она тоже понимала…
Причем я говорю из Одессы.
Дочь в Германии.
Она в Москве.
И я не могу поехать и вставить ей в ухо аппарат.
Эта там одна.
Эта тут одна.
Эта там ничего не понимает по-немецки.
А эта здесь ничего не слышит по-русски.
И я их должен связать.
В больнице в Германии все в порядке, и питание четыре раза в день, и меню, как в ресторане – только жидких четыре выбора, и уколы – укус комара, и чистота… Но телефонный номер у них – пятнадцать цифр плюс сказать «плииз» плюс номер палаты «111» сказать уже по-английски, потому что по-немецки сказать… во всей Одессе…
Ну разъехался народ.
Английский оставшиеся как-то выучили по этикеткам.
Я же тоже не могу о здоровье передавать через Одессу из Германии.
Через мужчину не все передашь. Он искажает все равно…
Так что… Какой выход? Ну какой?..
Это уже сейчас, когда восстановился голос, я вдруг подумал, что можно было кому-то переслать по почте номер такой печатными цифрами. Слова по-английски русскими такими большими буквами, зуммер описать словами на бумаге.
Я, к сожалению, пытался устно объяснить, что не подряд, а через этот зуммер.
Вот там у нас первая стычка и произошла… Причем она даже не поняла, что я обиделся. Попытался объяснить, за что я обиделся, а потом продолжал номер диктовать…
Вот лучше было бы ей все это написать, послать кому-то факсом, чтоб ей занесли. Об этом я подумал дней через пять. У меня голос до сих пор не восстановился.
И кстати, только что… Ну только что… Я вспомнил… Она же не открывает посторонним, потому что не слышит дверной звонок.
Это я должен был из Одессы ей звонить, чтобы она открыла дверь, и объяснить, кто придет, что принесет и как этим пользоваться…
Друзей таких близких и терпеливых у меня не осталось, а нагружать посторонних… Нет… Есть какие-то рамки… Даже если он мне чем-то обязан. Нет… Значит, я все делал правильно.
Там телефон 8–10–49–208–309–46210, добавочный 111.
Вот этот добавочный, конечно…
Он меня, собственно, и вырубил.
Самого меня.
Аккумулятор в трубке садился дважды.
Ей хорошо, она на проводе.
А у меня радиотелефон.
Я бы на проводе не потянул.
Меня уже на шестой цифре мотало по квартире, било об стекло.
Я потом уже, когда очнулся, смотрю – холодильник открыт… Кофе с окурками… А я не курю… Я его в пепельнице заварил… Что-то ел вроде, уже не помню… Газ включен… Вот ужас… Ну, правда, не полностью… Кот несчастный… И, конечно, вырваны розетки… И телефон, и электричество…
Она же за границу никогда не звонила.
Она и в другой город не звонила.
Экономия всё, и аппарат у них старый, как ридикюль.
И район стал уже центральным…
Ну они там живут уже сто лет.
У них еще диском набирают.
Она говорит, что в кнопочном ничего не слышит. Да…
А в этом слышит, видимо…
Да…
Где-то на восьмой цифре у нас погас свет.
В Одессе вырубают веерно.
Так что я перезванивал через час.
На пятнадцатой опять погас свет.
У нас два раза в сутки веерно…
Сейчас прохожу по улице – все здороваются.
Немецкий номер мне кричат.
Слышно было по всей Каманина.
Аж в первых домах.
Дети смешнючие, особенно этот «плииз», потом «ван-ван-ван».
И когда я выкрикивал «ноль двести восемь»…
– Не ноль двести и восемь, – кричал я, – а просто ноль двести восемь. (Это дети мне рассказали.) Ноль два ноль восемь, – кричал я.
– Нет, не ноль два нуля восемь. А раньше ноль, потом два, потом ноль и только потом восемь.
– Почему потом? – кричал я. – Не потом набирать, набирать надо сразу. Не надо раньше. Нет, ноль два ноль восемь. Это не три нуля… Это ноль, потом ноль, потом восемь.
И тут я вспомнил, что первый ноль набирается только внутри Германии.
Снаружи его нет.
Вот тогда я, наверное, и заварил кофе в пепельнице…
Да…
Пить я начал на шестой цифре. Как все, по чуть-чуть.
- Предыдущая
- 24/37
- Следующая
