Цыганка. Кровавая невеста - Руссо Виктория - Страница 34
- Предыдущая
- 34/36
- Следующая
– Помнишь, я говорил, что иногда мы теряем что-то важное, но после приобретаем что-то взамен? Дом счастья я теперь не посещаю, но зато у меня есть собеседница прямо здесь в моем поместье и в любое время суток! Ты экономишь мои деньги!
Гожы рассмеялась и повернулась к Федору. Юный художник был ее возраста. Он был племянником Алексея Лукича – сыном его родной сестры. Скромный парень вырос в бедности. Когда-то давно против воли родителей его мать вышла замуж за бедного человека и в наказание не получила в наследство ни гроша.
– Она не побоялась поменять свою жизнь и прожила ее счастливо! – немного с завистью произнес слепец. Он тяжело вздохнул, вспомнив, как на его пороге появился Федя. Молодой человек зачитал письмо – последнюю волю его матери, – в котором она просила поддержать сына. Послереволюционная Россия стонала от разрухи, но бывшего дворянина Алексея Лукича беды обошли стороной. Повсеместно шла уравниловка, у богачей отбирали усадьбы, кощунственно устраивая в них склады или общежития для рабочих, разоряли церкви. Однако этот человек жил как раньше: просыпался рано утром от пения птиц и под присмотром немногочисленной прислуги ел в гостиной за просторным столом, гулял по огромному парку. Всем сердцем бездетный человек желал, чтобы его племянник сохранил поместье и вырастил в нем своих детей.
– Это счастливый билет получить на старости возможность делать что-то хорошее! – признался как-то Алексей Лукич. – Я ведь раньше был ужасным человеком. Любил карты и выпивку, почти жил в увеселительных заведениях.
– Не может быть! – воскликнула Гожы, вспоминая, с каким отвращением Алексей Лукич слушал пошлости за столом в Доме счастья.
– А как ты думаешь, я познакомился с Мими?! Ее мать была моей любовницей…
– Дядюшка, полно вам об этом, – смущенно произнес художник, отвлекаясь от своего мольберта. – Негоже при девушке говорить такие вещи!
– Рисуй цветочки, мой мальчик, и слушай! Потому что это – жизнь!
Алексей Лукич вырос в обеспеченной семье и никогда не нуждался. Благодаря родной сестре, не получившей ни гроша, его наследство увеличилось в два раза. Женившись на соседской красавице, которую знал с детства, он обзавелся потомством. Дома ему было скучно, и он всегда стремился сбежать, был в поисках приключений и развлечений.
– Что же ты, Лешенька, нам совсем внимания не уделяешь? Будто чужие мы тебе! – произнесла с тоской его супруга Лиза. Он продолжал кутить и просаживать крупные суммы денег за игрой в карты. Для своей любовницы он снял апартаменты и все чаще стал ночевать у нее. Она забеременела и родила дочь, он не признал ребенка, но помогал материально, так что подрастающая Машенька ни в чем не нуждалась. Мать часто брала ее на свои танцевально – развлекательные представления. Девочке нравилось, что красивая мама в центре внимания, мужчины ее осыпали подарками, и казалось, что у женщины нет никаких забот.
– Моя Мария тоже стала впоследствии танцовщицей! А потом влюбилась и поселилась неподалеку. Я купил ей дом с помощью одного приятеля, но он умер. А она устроила там бордель.
– Мими? Ваша дочь? – догадалась Гожы. Старик кивнул и попросил сохранить эту тайну.
– Возможно, ей приятно будет знать, что у нее есть отец! – предположил Федор, замерев с кистью.
– Неужели, племянник, ты не боишься все это потерять? Мими вышвырнет тебя из усадьбы, узнав, что она наследница. Ради собственной выгоды она перешагнула бы даже через родную мать – таков ее характер!
– По-другому ее не воспитали, – с грустью констатировала цыганка.
– Мне все равно, дядя. Я не привык к роскоши. Этот дом – твой. И мне все равно, кому он достанется. Мне важно, чтобы ты был здоров! – абсолютно искренне признался Федор.
– Какие правильные слова говорит, шельмец! – выдохнул старик. – Я понимаю, почему его мать обратилась ко мне… Он такой… беспомощный…
Федор вспылил. Ему не было приятно, что его силу духа подвергают сомнению при Гожы. Раскрасневшись, он сложил кисти и ушел прогуляться в сторону леса. Цыганка с улыбкой наблюдала за ним. Он нравился и ей и, часто встретившись с ним взглядом, девушка густо краснела, опуская глаза. Это было не так, как с Михаилом, чувство к которому начинались внизу живота. Как позже объяснял ей Алексей Лукич, рассказывая о насыщенном любовными событиями прошлом, с матерью Мими у него была страсть, а супругу он любил душой.
– В тот день, когда Лиза и сыновья умерли, – разоткровенничался он, – я вдруг осознал, что был слеп на протяжении многих лет! Я не видел и не понимал, как много значила для меня эта святая женщина.
Вспоминая о прекрасной Лизе, он плакал, как дитя. В день похорон он проклял себя и на утро ослеп. «Игрушечный» доктор посчитал, что это последствия болезни, которая пока не изучена медициной, но Алексей Лукич знал: отсутствие зрения – это кара за слепоту сердца.
– Иди к нему! – прошептал старик на ухо Гожы, когда раздосадованный Федор умчался прочь. – Ему нужна твоя поддержка. Ты сильная, Гожы, и у тебя доброе сердце. Ты сможешь стать ему опорой. Вера в талант – что еще нужно творческому человеку? Вера в его силы! Вера в него самого! И тогда он сложит к твоим ногам весь мир!
Цыганка улыбнулась, ей понравились слова старика. Через мгновение она вскочила, но тут же охнула – резкая боль напомнила о недавнем ножевом ранении. К Федору она приближалась не спеша, чувствуя за собой подбадривающее дыхание доброго хозяина поместья.
– Мой дядя! Он иногда говорит такие вещи! – возмутился молодой художник, когда Гожы была совсем рядом. Ее присутствие волновало его намного больше, чем ссора с родственником.
– Я иногда думаю уехать от дяди! Я его, конечно, очень уважаю и ценю, но иногда терпеть все это… невыносимо.
– Я не хочу, чтобы вы уезжали! – призналась молодая цыганка, улыбнувшись. – Вы мне нравитесь!
Федор задохнулся от удивления, не зная, что сказать. Он взял ее прохладные руки и с придыханием еле слышно произнес:
– Я об этом думал с того самого дня, как увидел вас… Когда вас привезли и вы лежали, крича и мучаясь! Я был рядом! Однажды вы открыли глаза и посмотрели на меня… И попросили не оставлять вас никогда. Мое сердце так странно заколотилось. И если бы я смел надеяться, что когда-нибудь вы осчастливите меня своим вниманием… Другую девушку в качестве жены мне и представить трудно!
– Давайте не будем торопиться с женитьбой, Федор! – смутилась Гожы. – Вы совсем ничего обо мне не знаете! Я ведь цыганка! Нас считают обманщицами и воровками…
– Вы обижаете меня своими словами. Я вижу вас – и вы самое совершенное создание, которое когда-либо я видел. Моей маменьке вы бы очень понравились – я уверен.
– Однако не будем спешить, милый Федя! Узнаем друг друга лучше, и, если решимся на что-то большее, чем дружба – расскажем обо всем вашему дядюшке, – тепло произнесла Гожы, пожав его слегка дрожащие руки. Чтобы не продолжать столь трепетную и щепетильную тему, цыганка начала хвалить его способность к рисованию.
– А вы могли бы нарисовать… меня? – задорно воскликнула она.
– Ваш портрет? Я бы с удовольствием, но… природа – пейзажи, их я чувствую и легко могу перенести на холст…
– Меня ведь вы тоже чувствуете, а значит, можете перенести на холст!
Женский голос окликнул ее по имени, и она увидела, что рядом с Алексеем Лукичом, сидящим в плетеном кресле, стоит женщина и машет ей рукой, привлекая внимание.
– Мими решила нас навестить! – прокомментировал Федор и галантно предложил озадаченной цыганке свою руку.
– Гожы, ты чудесно выглядишь! И волосы так отрасли! Теперь-то я вижу точно: ты не Иван! – рассмеялась хозяйка Дома счастья, придерживая заметно округлившийся живот.
– У тебя будет ребенок? – удивилась Гожы.
– Да, от нашей с Михаилом любви остался след… Я надеюсь, это будет девочка. Ей я смогу передать свой бесценный опыт, как когда-то мне передала его мать, – произнесла Мими с улыбкой, но потом добавила притворно строго: – И все-таки я немного на тебя сержусь за этот обман! Эту кровожадную горбунью я отправила к родителям. Как она рыдала! Пишет мне письма, и все время в них просит у тебя прощения.
- Предыдущая
- 34/36
- Следующая
