Мегрэ - Сименон Жорж - Страница 8

• Предыдущая
• 8/23
• Следующая

— Сходишь еще раз в «Табак» нынче вечером?

— Раз надо.

— Займись, в первую голову, тем, кого зовут Жозефом, коротышкой, что навел полицию.

— Но он же не обратил на меня внимания.

— Я тебя не об этом прошу. Просто хорошенько запоминай все, что он скажет.

— А теперь, с вашего позволения, мне надо заняться хозяйством, — объявила Фернанда, повязывая голову косынкой.

Они пожали друг другу руки. Спускаясь по лестнице, Мегрэ не подозревал, что сегодня же ночью на Монмартре состоится облава и что главной целью агентов явится «Табак», и Фернанду они увезут в предвариловку.

Зато это знал Кажо.

— Мой долг — указать вам с полдюжины женщин, не соблюдающих установленный порядок, — распинался он в эту минуту перед начальником отдела охраны нравственности.

Первой угодить в полицейский фургон предстояло Фернанде.

Когда в номер постучали, Мегрэ, только что приведший себя в порядок, вытирал бритву. Было девять утра.

Он проснулся еще в восемь, но — что с ним случалось редко — долго лежал в постели, разглядывая косые лучи солнца и прислушиваясь к городским шумам.

— Войдите! — крикнул он, одним глотком допив кофе, стывший на дне чашки.

В номере послышались шаги Филиппа. Потом он заглянул в ванную.

— Доброе утро, малыш!

— Доброе утро, дядя!

Уже по голосу Мегрэ понял: дело плохо. Он застегнул рубашку и повернул голову к племяннику, у которого набрякли веки, а крылья носа опухли, как у заплаканного ребенка.

— Что случилось?

— Меня берут под стражу.

Филипп произнес это таким тоном и с таким видом, с каким мог бы объявить: «Через пять минут меня расстреляют».

Одновременно с этим заявлением он протянул дяде газету, где Мегрэ, продолжая одеваться, прочел:

«Хотя инспектор Филипп Лауэр отрицает свою вину, следователь Гастамбид решил, кажется, взять его под стражу сегодня же утром».

— «Эксельсиор» поместил мою фотографию на первой полосе, — трагически добавил Филипп.

Дядя промолчал — говорить было, собственно, нечего. Со спущенными подтяжками, в шлепанцах, бывший комиссар расхаживал по залитому солнцем номеру, отыскивая трубку, табак и, наконец, спички.

— Заходил утром на службу?

— Нет, я прямо с улицы Дам. Пил кофе с рогаликом на бульваре Батиньоль и прочел газету.

Утро было неповторимое. Воздух свежий, солнце яркое, парижская сутолока напряженная и бурная, как неистовый танец. Мегрэ приоткрыл окно, и комната запульсировала в унисон с набережными, между которыми, слепя глаза, медленно катилась сверкающая Сена.

— Ну что ж, придется идти, мой мальчик. Что я могу тебе еще сказать?

Ему вовсе не хотелось распускать нюни над участью этого мальчишки, променявшего тенистую долину в Вогезах на коридоры уголовной полиции.

— Разумеется, там не то что дома — баловать не будут.

Мать Филиппа приходилась сестрой г-же Мегрэ, и этим было все сказано. Дом у них был не дом, а форменный инкубатор. «Филипп вот-вот вернется… Филиппа надо покормить… Поглажены ли рубашки Филиппа?..»

А разные лакомые блюда, кремы, домашние настойки! А веточки лаванды в бельевом шкафу!

— У меня для вас еще кое-что, — сказал Филипп, когда дядя прилаживал на место пристежной воротничок. — Нынче ночью я побывал во «Флории».

— Естественно.

— Почему естественно?

— Потому что я советовал тебе туда не ходить. Что ты еще учудил?

— Ничего. Просто поболтал с этой девушкой, Фернандой. Да вы ее знаете. Она дала мне понять, что работает на вас и должна выполнить какое-то ваше задание в табачной лавочке на углу улицы Дуэ. Я тоже уходил и машинально увязался за нею: мне было как раз по дороге. Так вот, когда она вышла из «Табака», к ней прицепились инспектора из охраны нравственности и сунули ее в «воронок».

— Держу пари, ты вмешался.

Филипп потупился.

— Что они тебе ответили?

— Они, мол, знают, что делают.

— Ну, ступай, — вздохнул Мегрэ, ища галстук. — Да не очень расстраивайся.

Он сгреб племянника за плечи, расцеловал в обе щеки и, чтобы поскорей положить конец сцене, сделал вид, что страшно занят. И только когда дверь распахнулась и захлопнулась, он поднял голову, но тут же ссутулился и пробурчал нечто неразборчивое.

На набережной он первым делом купил в киоске «Эксельсиор» и взглянул на фотографию, действительно красовавшуюся на первой полосе с такой подтекстовкой: «Инспектор Филипп Лауэр обвиняется в убийстве Пепито Палестрино, за которым ему было поручено наблюдать».

Мегрэ медленно шел по Новому мосту. Накануне вечером он не заглянул во «Флорию», а бродил по улице Батиньоль, где квартировал Кажо. Это был доходный дом, построенный с полвека назад, как большинство зданий в квартале. Коридор и лестница были плохо освещены, чувствовалось, что квартиры здесь темные и унылые, окна грязные, бархат, которым обита мебель, выцвел.

Квартира Кажо располагалась на антресольном этаже.

Сейчас она была пуста, и Мегрэ, войдя в дом с видом завсегдатая, поднялся аж до пятого этажа, после чего опять спустился вниз.

На двери Нотариуса стоял замок с секретом, в противном случае комиссар, пожалуй, поддался бы искушению.

Когда он проходил мимо швейцарской, привратница, прильнув лицом к стеклу, долго смотрела ему вслед.

Ну и что с того? Мегрэ прошел пешком чуть ли не через весь Париж, засунув руки в карманы и пережевывая все одни и те же мысли.

Где-то — в «Табаке улицы Фонтен» или в другом месте — окопалась шайка правонарушителей, преспокойно обделывающая свои противозаконные делишки.

В нее входили и Пепито, и Барнабе.

Кажо, истинный ее главарь, одного за другим убирает подельников — сам или чужими руками.

Словом, идут обычные разборки между своими. Полиция вряд ли стала бы ими заниматься, если бы не этот идиот Филипп…

Мегрэ направился на набережную Орфевр, где у входа с ним, не скрывая удивления, поздоровались два выходивших инспектора. Комиссар свернул в ворота, пересек двор и проследовал мимо отдела меблированных комнат.

Наверху было время доклада. В просторном коридоре группами толпилось с полсотни инспекторов, которые громко переговаривались, обмениваясь информацией и бумагами. Иногда дверь одного из кабинетов распахивалась, раздавалось чье-нибудь имя, и вызванный шел получать указания.

При появлении Мегрэ на несколько секунд воцарилось неловкое молчание. Но он раздвинул толпу с такой непринужденностью, что инспектора, спохватившись, тут же возобновили свои переговоры.

Справа виднелась обставленная красными бархатными креслами приемная начальника. В углу ожидал приема единственный посетитель — Филипп; подперев подбородок ладонью, он неподвижно смотрел в пространство.

Мегрэ двинулся в другую сторону, добрался до конца коридора, постучался в последнюю дверь.

— Войдите! — донеслось изнутри.

И все увидели, как Мегрэ, не сняв шляпы, прошествовал в кабинет комиссара Амадье.

— Добрый день, Мегрэ.

— Добрый день, Амадье.

Как в былые времена, когда они виделись каждое утро, оба дотронулись друг до друга кончиками пальцев. Амадье знаком отослал сидевшего в кабинете инспектора и осведомился:

— У вас ко мне разговор?

Мегрэ бесцеремонно присел на край стола, взял с него спички и разжег трубку.

Его коллега отодвинул свое кресло назад и откинулся в нем.

— Ну, как в деревне?

— Спасибо, хорошо. А что у вас?

— То же, что и всегда. Минут через пять мне к начальнику.

Притворившись, будто не понимает значения этих слов, Мегрэ неторопливо расстегнул пальто. Держался он так, словно находился у себя: он и в самом деле десять лет проработал в этом кабинете.

— Расстроились из-за племянника? — перешел в атаку Амадье, не в силах дольше молчать. — Должен признаться, я огорчен еще больше: голову-то мылят мне. К сожалению, дело зашло слишком далеко. Сам министр направил служебную записку нашему начальнику. Словом, теперь мне остается лишь помалкивать. Все перешло в руки следователя. Гастамбид, по-моему, появился еще при вас?

• Предыдущая
• 8/23
• Следующая