Лорд Престимион - Сильверберг Роберт - Страница 21
- Предыдущая
- 21/117
- Следующая
Теперь он стоял в своей привычной позе, вздернув крупную голову, вызывающе выпятив грудь, широко расставив толстые ноги, чтобы обрести максимальную устойчивость. Дантирия Самбайл всегда пребывал в готовности к нападению, даже во время отдыха. На родном континенте Зимроэле, в огромном городе Нимойя, он правил своими обширными владениями в сущности как независимый монарх. Но, кажется, ему этого было мало: он жаждал получить трон Маджипура, или, по крайней мере, право назначать того, кто займет этот трон. Они с Престимионом были дальними родственниками, троюродными или четвероюродными братьями. И всегда притворялись, что относятся друг к другу с сердечностью, которой ни тот ни другой не испытывали.
Прошло несколько секунд, но «Престимион по-прежнему хранил молчание.
Тогда Дантирия Самбайл все тем же тихим сардоническим тоном, свидетельствующим о громадном самообладании, произнес:
— Не окажет ли мне милорд честь сообщить, как долго еще он планирует держать меня здесь?
— Это еще не решено, Дантирия Самбайл.
— Меня в Зимроэле ждут государственные дела.
— Несомненно: Но прежде чем я позволю тебе вернуться к ним — если вообще позволю, — необходимо решить вопрос о твоей вине и наказании.
— Вот как?! — мрачно воскликнул Дантирия Самбайл, словно они обсуждали проблемы производства тонких вин или выращивания бидлаков. — Вопрос о моей вине, ты говоришь. И о наказании. Так в чем же моя вина? И какое именно наказание ты для меня придумал? Будь добр объяснить мне столь незначительные мелочи.
Престимион искоса быстро взглянул на Навигорна.
— Мне бы хотелось поговорить несколько минут с прокуратором наедине, Навигорн.
Навигорн нахмурился. Он был вооружен, а Престимион — нет. Он бросил взгляд на снятые с Дантирии Самбайла наручники. Но Престимион покачал головой. Навигорн вышел.
Если Дантирия Самбайл собирается напасть на него, подумал Престимион, то момент самый подходящий. Прокуратор был гораздо массивнее его и почти на голову выше. Но, по-видимому, ему не приходила в голову столь безумная мысль. Он держался так же агрессивно-настороженно, как и раньше, но оставался на месте, в дальнем конце комнаты, его прекрасные, обманчиво доброжелательные аметистовые глаза смотрели на Престимиона всего лишь с любопытством.
— Я готов поверить, что совершил ужасные поступки, если ты мне скажешь, что это так, — спокойно произнес Дантирия Самбайл, когда дверь камеры закрылась. — А если совершил, то, полагаю, должен понести за них какое-то наказание. Но почему же я ничего о них не знаю?
Престимион не ответил. Он понимал, что его молчание слишком затянулось. Но задача оказалась еще более трудной, чем он ожидал.
— Ну? — после паузы произнес Дантирия Самбайл.
Теперь в его тоне появилось раздражение. — Скажи мне, братец, зачем ты упрятал меня сюда? По какой причине, по какому праву? Я не совершил преступления, которое бы заслуживало такого наказания. Неужели ты засадил меня в тюрьму только из-за необоснованных подозрений, будто я собираюсь причинить тебе какие-то неприятности — теперь, когда ты стал короналем?
Больше тянуть было невозможно.
— Всей планете хорошо известно, братец, — сказал Престимион, — что ты представляешь постоянную угрозу для безопасности государства и для человека, который сидит на троне, кем бы он ни был. Но не по этой причине ты здесь.
— А по какой же?
— Ты арестован не за то, что ты мог бы сделать, а за то, что ты уже совершил. А именно за государственную измену, заговор против короны и насилие по отношению ко мне.
При этих словах на лице Дантирии Самбайла появилось выражение крайнего изумления. Он открыл рот, заморгал и опустил голову, словно она вдруг стала для него слишком тяжелой. Престимион никогда еще не видел его столь потрясенным. На мгновение он почувствовал к этому человеку нечто весьма напоминающее сочувствие.
— Ты сошел с ума, братец? — хрипло спросил прокуратор.
— Отнюдь. Мир был нарушен. Свершились противозаконные деяния. Так случилось, что ты не знаешь о тех грехах, в которых виновен, вот и все. Но это не означает, что их не существует.
— Вот как?! — снова воскликнул Дантирия Самбайл, не выказывая ни малейших признаков понимания.
— На твоем теле есть раны, не так ли? Одна здесь, а другая вот здесь. — Престимион прикоснулся к своей левой подмышке, а потом провел рукой по внутренней стороне другой руки от локтя к запястью.
— Да, — нехотя признал прокуратор. — Я собирался спросить тебя о…
— Эти раны нанесены моей рукой во время нашей схватки на поле боя.
Дантирия Самбайл медленно покачал головой.
— Я ничего подобного не помню. Нет-нет! Такого никогда не было. Ты сошел с ума, Престимион. Клянусь Божеством! Я в плену у безумца!
— Да нет, братец. Все, что я тебе сейчас сказал, правда. Было предательство, был поединок между нами.
Я едва не расстался с жизнью. За то, что ты сделал, любой другой корональ, ни секунды не колеблясь, приговорил бы тебя к смерти. По какой-то необъяснимой причине, возможно по причине нашего родства, каким бы дальним оно ни было, мне не хочется этого делать.
Но я также не могу освободить тебя, по крайней мере пока между нами не будет достигнуто взаимопонимание относительно твоей преданности мне в будущем.
И стоит ли мне доверять твоему слову, даже если ты его дашь?
Теперь лицо Дантирии Самбайла покраснело, и его бесчисленные веснушки выступили еще ярче, словно огненные оспины какой-то заразной болезни. Пальцы рук сжались в кулаки в отчаянии и гневе. Странное рычание, глухое и неразборчивое, вырвалось из глубины его широкой грудной клетки. Оно напомнило Престимиону рычание запертого в клетке кроккотаса на полуночном базаре в Бомбифэйле. Но Дантирия Самбайл ничего не сказал. Возможно, просто потерял дар речи.
— Согласен, ситуация очень странная, Дантирия Самбайл, — продолжал Престимион. — Ты не знаешь о своих преступлениях, а я о них знаю. Но ты должен мне поверить, когда я говорю, что ты их совершил.
— С моей памятью что-то сделали?
— На этот вопрос я не стану отвечать.
— Значит, так и есть. Почему? Как ты посмел? Престимион, Престимион! Ты думаешь, что ты Божество, а я всего лишь муравей, и ты можешь засадить меня в тюрьму на основании надуманных обвинений и к тому же производить манипуляции с моим мозгом? Хватит фарса! Тебе нужна моя верность? Ты получишь ее в той мере, в какой заслуживаешь. Я проявлял невероятное терпение, Престимион, все эти дни, недели и месяцы, или сколько там ты продержал меня здесь. Выпусти меня отсюда, брат, или между нами начнется война.
У меня есть сторонники, как тебе известно, и их немало.
— Между нами уже была война, братец. Я держу тебя здесь, чтобы быть уверенным, что она не начнется снова.
— Без суда? Даже не выдвинув против меня никаких обвинений, кроме туманных намеков на государственную измену и преступления против твоей личности? — Престимион заметил, что Дантирия Самбайл сумел взять себя в руки, — он уже не выглядел потрясенным, и внешние признаки ярости тоже исчезли. К нему вернулась прежнее ужасающее спокойствие, то спокойствие, которое, как было известно Престимиону, скрывало вулканическую мощь, сдерживаемую огромной внутренней силой. — Ах, Престимион, ты меня очень огорчаешь. Я бы потерял терпение, если бы не подозревал, что рассудок изменил тебе и что сердиться на сумасшедшего глупо.
Вот положение! Престимион обдумывал ситуацию.
Следует ли ему сказать прокуратору правду о великом всеобщем забвении? Нет-нет, ни в коем случае — он таким образом вложит в руки Дантирии Самбайлу обнаженный меч и позволит нанести удар. То, что сделали с памятью планеты, — тайна, которая никогда не должна раскрыться.
Но нельзя и заточить Дантирию Самбайла здесь на неопределенное время без суда. Прокуратор не хвалился впустую, когда говорил о своих сторонниках. Власть Дантирии Самбайла простиралась над всем соседним континентом. Если Престимион будет и дальше без достаточных оснований держать под арестом прокуратора, он будет выглядеть тираном и может оказаться втянутым в новую гражданскую войну, на этот раз между Зимроэлем и Алханроэлем.
- Предыдущая
- 21/117
- Следующая
