Лорд Престимион - Сильверберг Роберт - Страница 20
- Предыдущая
- 20/117
- Следующая
— Да, — ответил Престимион. — Очень хитроумно.
Он не стал говорить Навигорну, что это его третий визит в подземелье, а не второй; что всего два года назад он сам был узником этих камер, первым заключенным за многие века, отправленным сюда по приказу лорда короналя Корсибара. И висел, прикованный за запястья и лодыжки к стене каменного каземата, где каждый квадратный дюйм стен испускал мощные вспышки такого ослепительного красного света, что он видел его даже с закрытыми глазами. Эти неумолимые световые удары едва не свели его с ума.
Престимион не имел представления, как долго Корсибар держал его в заточении. Три или четыре недели по крайней мере, хотя они показались ему месяцами.
Даже годами. Он вышел из подземелья ослабевшим и разбитым и очень долго приходил в себя.
Но Навигорн ничего об этом не знал. Пребывание Престимиона в туннелях Сангамора тоже было стерто из памяти всех людей. За исключением его собственной. Если бы только он тоже мог об этом забыть! Но воспоминания о тех ужасных временах останутся с ним навсегда.
Однако теперь он находится здесь в качестве короналя, а не заключенного. Навигорн вел его внутрь через вестибюль лабиринта и без умолку болтал, словно гид на экскурсии. Престимиона забавляла готовность, с какой Навигорн воспринял свою роль тюремщика.
— Видите, стены облицованы похожим на камень, но тем не менее искусственным материалом. Именно особые свойства этого материала, милорд, позволяют ему непрерывно испускать мощные световые импульсы. Научное достижение древних, но секрет, увы, в наше время утерян.
— Один из многих, — заметил Престимион. — Хотя, признаюсь, не вижу, как можно его использовать.
— Эти цветные вспышки очень красивы, милорд.
— До определенного момента. Полагаю, через какое-то время эти колоссальные, пульсирующие выбросы света, который нельзя погасить, могут привести в ярость.
— Возможно, это так. Но на короткий период времени…
Да, по воле Корсибара, он пробыл здесь не короткий период времени, отнюдь не короткий, и непрерывные пульсации рубинового света казались ему смертоносными, а долгие дни — бесконечными. Престимион не решился поступить с Дантирией Самбайлом так же, как поступил с ним Корсибар. Поэтому, коль скоро туннели Сангамора были самой надежной тюрьмой Замка и не было другого выхода, как только запрятать прокуратора именно в них, Престимион позаботился о том, чтобы Дантирию Самбайла поместили в одну из более комфортабельных камер.
Как было известно Престимиону, по Замку ходили слухи, что Дантирия Самбайл днем и ночью лежит в оковах в какой-то мрачной, унылой яме, подвергаясь самым ужасным пыткам, какие только возможны в стенах подземелья. Это не соответствовало истине. Прокуратор не был прикован к стене, как когда-то Престимион, а занимал просторное помещение, где было достаточно места, чтобы свободно прогуливаться, где стояли кровать, диван, обеденный и письменный столы. Стены этой комнаты излучали не такой свет, который разрушал мозг и душу. Он был желто-зеленым, тогда как Престимиону приходилось терпеть постоянные, неумолимые, жестокие ярко-красные вспышки.
Однако Престимион не стал опровергать слухи.
Пусть себе верят во что хотят. Он не станет ни с кем обсуждать положение Дантирии Самбайла. Новому короналю не повредит, если его окружение в Замке будет испытывать перед ним легкий страх.
Они с Навигорном прошли через зону, где пульсировал тусклый, нефритовый свет, тяжелый, как вода у морского дна, за ней — зону резкого розового света, острого, как лезвие кинжала, и далее — мрачную, гнетущую охряную зону, действующую как непрерывный, приглушенный бой барабанов. Теперь они поднимались вверх, огибая по спирали торчащий каменный кинжал пика Сангамора. Престимион мельком заметил — но все же успел испытать при этом приступ тошноты — рубиново-красный, сокрушающий свет той камеры, где когда-то сидел он. В соседней с ней камере пылал жалящий свет только что отлитой меди. Затем цвета стали более мягкими: цвета корицы, гиацинтово-голубой, аквамариновый, розовато-лиловый.
И наконец перед ними засиял мягкий, зеленовато-желтый свет — Престимион очутился на пороге той камеры, где содержался прокуратор Ни-мойи.
Престимион до последнего откладывал этот визит, но теперь его уже невозможно было избежать. Настало время посмотреть в глаза тому факту, что Дантирия Самбайл сидит в тюрьме за тяжкие преступления и предательство, о которых прокуратору ничего не известно. Престимион все еще не знал, как разрешить парадоксы, связанные с этой ситуацией. Но понимал, что сейчас наконец ими надо заняться.
— Ну братец! — воскликнул Дантирия Самбайл с невероятной сердечностью, едва только Навигорн, проделав сложную процедуру, распахнул дверь в камеру прокуратора. — Мне сообщили, что сегодня ты собираешься меня навестить, но я решил, что это не более чем шутка или насмешка. Какое счастье снова видеть твое красивое, молодое лицо, Престимион! Или я должен называть тебя лордом Престимионом? Насколько я понимаю, день твоей коронации уже прошел, хотя я по какому-то недоразумению не был приглашен на церемонию.
И прокуратор с улыбкой протянул обе руки, связанные у запястий металлической лентой, и комично пошевелил пальцами, пытаясь изобразить знак Горящей Звезды.
Престимион знал, что от Дантирии Самбайла можно ожидать чего угодно. Перед своим приходом он приказал связать руки прокуратора, ибо Дантирия Самбайл обладал невероятной силой и в ярости из-за своего заточения мог в первое же мгновение броситься на Престимиона. Вот почему такое проявление веселья крайне удивило короналя. Дантирия Самбайл широко улыбался и подмигивал, словно жил в каком-нибудь красивом отеле, а лорд Престимион пришел к нему в гости.
— Снимите с него наручники, — приказал Престимион Навигорну.
На секунду заколебавшись, Навигорн повиновался.
Престимион держался наготове на тот случай, если веселость Дантирии Самбайла вдруг перейдет в ярость, когда с него снимут оковы. Но прокуратор остался стоять на месте, в противоположном конце комнаты, между длинной низкой кушеткой и письменным столом с полукруглой крышкой, на котором лежала небрежная стопка из нескольких книг. Он выглядел совершенно спокойным. Престимион, однако, слишком хорошо знал, какие бурные страсти кипят в душе его родственника.
От стен исходило спокойное, ровное, бледно-зеленое свечение. Оно обволакивало все вокруг прохладным, благожелательным сиянием.
— Рад видеть, что у тебя вполне удобная камера, братец. Думаю, в этих, подземельях есть гораздо худшие помещения.
— Неужели, Престимион? Откуда мне знать. Но, да, здесь довольно приятно. Этот нежный свет, который исходит от стен. Эта прекрасная мебель, эти очаровательные полы из плит, по которым я совершаю ежедневные прогулки от одной стены до другой. Ты мог бы проявить гораздо меньшую доброту.
Дантирия Самбайл почти мурлыкал, но ясно чувствовалась, что в душе у него клокочет ярость.
Престимион осторожно разглядывал Дантирию Самбайла. Он не смотрел в лицо прокуратору с того ужасного дня у Тегомарского гребня, когда Корсибар уже был повержен и, вероятно, мертв, а Дантирия Самбайл явился к нему с мечом в одной руке и топором в другой и вызвал на поединок, победителю которого должен был достаться трон. И чуть было не одержал верх, но тут Престимион, уже получивший удар плашмя по ребрам, сделал внезапный выпад шпагой, рассекший сухожилия руки прокуратора, державшей топор, а потом вторым движением прочертил кровавую полосу по руке с мечом. Похоже, под широкими, пышными рукавами блузы из золотистого шелка Дантирия Самбайл до сих пор носит повязки на этих ранах, хотя, вероятнее всего, они уже почти зажили.
Прокуратор был великолепен в своем уродстве: массивный мужчина средних лет, с тяжелой головой на толстой шее и с мощными плечами. Бледное лицо его. было усеяно множеством рыжих веснушек. Волосы оранжевого оттенка, грубые и жесткие, торчали густым гребнем над высоким, выпуклым лбом. Подбородок сильно выдавался вперед, нос был широкий и мясистый а уголки большого кровожадного рта загибались вверх. Всем своим видом прокуратор походил на какого-то жестокого зверя. Но при этом на собеседника смотрели удивительно добрые, фиолетово-серые глаза, невероятно теплые и нежные, полные сострадания и любви. Контраст между кровожадностью черт и мягкостью взгляда пугал больше всего: он выдавал в нем человека, который таил в себе весь набор человеческих страстей и ради своих неистовых желаний готов был почти на все.
- Предыдущая
- 20/117
- Следующая
