Избранное - Стрелкова Ирина Ивановна - Страница 17
- Предыдущая
- 17/56
- Следующая
Судья глянул вправо, глянул влево и объявил перерыв.
Все разом снялись с мест, поспешили к выходу, но милиционер придержал толпу, давая конвойному увести главного подсудимого. Затонов услышал за спиной негромкий обмен впечатлениями:
- Садчикову лет пять отвалят. Минимум.
- А этим?
- Два года, самое малое. Им еще повезло, судья мужик и заседатели мужики. Бабы за такие дела злее судят.
- А два года мало, что ли?
- Балда! Кому два года, тех на месте сразу расконвоируют…
Затонов подивился тому, как толково народ разбирается в судебных делах. Он двигался к выходу в плотной толпе, но у дверей какая-то сила повела его в сторону, он выбился из толпы, поискал глазами мужа Степановой, которую наверняка осудят, а уж потом, на месте, расконвоируют. Знает ли он, какой будет приговор? Конечно, знает, ведь сидит возле адвокатов.
Зал опустел, только на передней скамье, уронив лицо в ладони, сидела женщина в зеленом пальто - ничтожная баба, польстившаяся на какие-то засаленные десятки, слабое и беззащитное существо. Ее муж, как лунатик, шел к ней по кромке скамеечных рядов, как по краю бездонной пропасти. Подошел к ней, потоптался, не посмел сесть рядом на скамью, ему по закону тут сидеть не полагалось. Он обогнул скамью, сел позади, осторожно погладил рукой блестящий коричневый мех воротника:
- Ну ты чего?… Ты чего?…
Никто, кроме Затонова, не слышал этих слов, а он последним вышел из зала и тихо прикрыл за собой мягкую дверь.
На улице с прежней беззаботностью сияло весеннее солнце, сияла чистая весенняя синева. Хороший был день. У Севостьяновых сегодня, наверное, здорово ловится. И секрет их не в особом умении, не в ловчей хитрости, а в счастливом спокойствии души.
Затонов побрел по улицам, держа в сторону своего дома, как вдруг его окликнула тетя Шура. Она догоняла его валкой, но быстрой походкой, причем нижняя половина ее тела чуть отставала от верхней, стремившейся вперед. К сорока пяти годам тетя Шура выровнялась в приятную, представительную женщину, хотя смолоду была до жалости некрасива. Все удивлялись, когда лихой красавец Севостьянов остановил свой выбор на щупленькой табельщице с острым носиком, с бледными втянутыми щеками, с тонкой, слабой шейкой. Но еще больше все удивлялись тому, что именно с нею, с Шурой, Севостьянов сходил в загс и, став законным супругом, вовсе перестал гулять, засел дома.
Затонов знал, что тетя Шура считает и его повинным в севостьяновской приверженности к рыбалке, и не мог взять в толк, отчего она обрадовалась встрече с ним, почему ей явно не хочется его отпускать.
- К нам бы, что ли, зашел. Сейчас обедать сядем…
- Разве ваши нынче не на рыбалке? - до крайности удивился Затонов.
- Куда там!… - горестно вздохнула тетя Шура. - Зайдешь, что ли?…
По голосу, по вздоху было ясно, что зайти нужно - и непременно. Что-то стряслось у Севостьяновых. Но что? Если бы заболел Витюня или слег сам Севостьянов, не стала бы тетя Шура строить из этого тайны, да и на обед не стала бы звать. Тут что-то другое… Наверное, серьезное. Из-за ерунды не стали бы оба Севостьяновы отказываться от рыбалки.
Расспрашивать тетю Шуру с ходу, прямо на улице Затонов не хотел. Придется зайти сейчас к Севостьяновым, посидеть с ними, потолковать. Так уж складывается день… На свои неприятности наваливаются еще и чужие.
Для приличия он предложил тете Шуре, что понесет ее солидно груженную сумку, но тетя Шура, конечно, только рукой отмахнулась. А когда шли мимо гастронома, она на всякий случай цепко придержала Затонова за рукав:
- Уже куплена.
Затонов рассмеялся:
- Теть Шур, а я как раз и не думал про это. Мне сегодня нельзя. Мне в три к зубному врачу.
Ему редко удавалось так удачно соврать. С зубным врачом получилось очень ловко. Севостьянов не большой любитель выпить, но к обеду обязательно предложит по рюмочке. От такой малости, конечно, не захмелеешь. Можно бы и выпить. Но запах… Маргарита сразу учует и обрадуется, что он без нее запил. Судья тоже учует и подумает, что, видно, хорош гусь. Нет, сегодня и притронуться нельзя. А если человек записан к зубному врачу, его никто не станет насчет рюмочки уговаривать - так что все будет в порядке. И отпустят к врачу, не станут удерживать.
Севостьяновы жили в новом поселке из одинаковых пятиэтажных домов. Дорога туда вела через железнодорожную линию и через пустырь, заваленный строительным мусором, разной битой и давленой тарой. Говорили, что здесь в скором времени построят стадион с плавательным бассейном, а пока кто-то успел расчистить посреди пустыря небольшую площадку, обнести ее штакетником, расставить в каком-то порядке гимнастические бревна и реечки на подпорках. Затонов много раз проходил здесь и всегда удивлялся, кому понадобился скучный деревянный загончик. Видно было, что окрестные ребятишки им пренебрегают, возятся не за штакетником, а на воле.
И вот теперь Затонов впервые увидел в загончике нескольких человек, которые под командой жилистого спортивного старикана учили своих собак ходить по гимнастическим бревнам, прыгать через реечки. То ли собаки собрались особенно бестолковые, то ли хозяева не умели с ними договориться, но дело не шло ни у одного пса. Старикан покрикивал недовольно и на очкарика в шапочке с помпоном, и на дамочку в эластичных брюках, и на школьницу с тонкими косичками.
- Да это специальная собачья площадка, - сказал Затонов.
- Каждую субботу они тут маются, - подтвердила тетя Шура. - И строили сами, на общественных началах…
Они замедлили шаг, глядя, как собаки одна за другой срываются с гимнастического бревна, лениво ворочают морды от деревянных реечек. И серая с черным рослая овчарка, и гладкий вороной доберман, и рыжий вислоухий сеттер - все псы держались как отпетые двоечники, которых насильно привели на дополнительные занятия. До лампочки им были все эти обязательные упражнения. Зато лица хозяев горели неисчерпаемым рвением - люди готовы были весь день проторчать за штакетником, в камень утоптать размякшую глину, продрогнуть до костей, но научить своих питомцев уму-разуму, чтобы потом на каких-нибудь официальных собачьих сборах их песики не отставали от более одаренных сородичей.
Как рыбак, Затонов оценил человеческое упорство, а тетя Шура, глядя на собачьи забавы, вдруг заговорила со слезой в голосе:
- Витюня, когда маленький был, все собаку просил. «Давай, - говорит, - щенка возьмем. Давай, - говорит, - заведем пограничную». Но разве в общей квартире заведешь? Шесть семей. У одних соседей грудничок. У других кошка. Так и не взяли Витюне щенка. А теперь отдельную квартиру получили, так уж не до собаки…
Затонов настороженно покосился на тетю Шуру: уж не с Витюней ли что стряслось? Дитя малое, однако и в драку мог угодить или еще во что похуже…
Дверь им открыл сам Севостьянов, по-рыбацки заросший суточной седой щетиной.
Затонов сбросил короткое полупальто, одним шагом оказался в той комнате, где надрывался телевизор, - в парадной севостьяновской комнате с сервантом, обеденным столом и диваном, который был Витюне вместо кровати.
Витюни там не было. Но гитара его по-прежнему висела над диваном. Затонов сел как раз под гитарой и почувствовал, как гитара дрожит фанерными лакированными боками в ответ на телевизорную развеселую музыку.
Передавали из Москвы какой-то молодежный концерт. На сцене, перед оркестром, голосил в микрофон лохматый паренек в роговых очках.
- Одобряешь? - хмуро спросил Севостьянов.
- Обыкновенно, - пожал плечами Затонов. - А ты не одобряешь?
- Душа не принимает. Я Утесова еще молодого помню. Клавдию Шульженко в госпитале вот так, как тебя, видел…
- Ну и что? У твоего Утесова тоже голоса не было.
- Не было, - грустно подтвердил Севостьянов. - Так он сердцем пел. А этот чем поет? Чем поет, я тебя спрашиваю?…
Затонов решил спора не разжигать, только хмыкнул.
- Ляжками он поет! - в сердцах заключил Севостьянов. - Ты когда-нибудь видел, чтобы мужик вот так собою вилял?… - Севостьянов с презрением ткнул пальцем в певца на экране, однако выключать телевизора не стал. К жизни он относился серьезно, всегда выслушивал внимательно хоть отвратную музыку, хоть нудный доклад, находился в курсе всего происходящего на свете.
- Предыдущая
- 17/56
- Следующая
