Золотая падь - Устинович Николай - Страница 2

• Предыдущая
• 2/11
• Следующая

Сергей, казалось, ничего не слышал. Бросив дробовик, забыв о добыче, стоял он с развернутой бумажкой в руках. На ней четко, химическим карандашом, было написано:

— Шифр! — взволнованно воскликнул Сергей.

Федотыч, одев очки, долго всматривался в загадочные цифры, даже зачем-то понюхал, потом сказал:

— Ружье-то Баева…

И, стукнув пальцем по лбу, добавил:

— Смекаешь?..

С этого вечера Сергей потерял сон и аппетит. Шифр не выходил у него из головы. Он бродил из угла в угол и бормотал:

— Два — четырнадцать, один — десять, два — десять… Что это значит? А, каторжная песня, — к чему она?

— Брось ломать голову, — советовал Федотыч. — Пустая это бумажка. Тарабарская грамота.

— Нет, — не соглашался внук. — Тут что-то важное зашифровано. Не спроста Баев писал свои цифры, да прятал их в такое место… Не иначе, как о золотом «кармане» речь идет.

— Уж если Степан не надеялся на свою память, то почему ему было не записать прямо, по-русски: так, мол, и так, находится мой «карман» в таком-то месте?

— Боялся, видно, что записка попадет безо времени кому-либо в руки.

— Может быть…

Сергей, склонясь над бумагой, снова начинал что-то писать, высчитывать, зачеркивать, а Федотыч шел к пчелам. Он медленно шагал между стройных рядов ульев и тоже шептал:

— Ну и загадку задал Степан! Вишь ты: два — четырнадцать… Пойми тут, что и к чему! А ведь мужичонка был на вид совсем бесхитростный…

Однажды вечером на пасеку забрел учитель Петр Ильич. Маленький, в широкополой шляпе, он бесшумно появился возле Федотыча и, разглаживая ладонью седые усы, воскликнул:

— Воздух-то у вас какой! Тут и медом пахнет, и цветами, и еще чем-то этаким… Завидую!

— Живем неплохо, — отозвался дед. — Невзрачна моя хибарка, да на хоромы не променяю.

— Правильно, — одобрил Петр Ильич. — Великое дело — близость к природе. Тебе, вот, уже под шесть десятков, а крепок ты еще, как дуб.

Учитель сел на лавочку, положил на траву шляпу, клетчатым платком вытер со лба пот.

— Что ж Сергея не видно? — спросил он. — Книжку я ему интересную принес. О путешествиях. Любит он такие.

— Недосуг Сергею, — ответил дед. — Попала к нему записка с какой-то тарабарщиной, вот он и бьется над ней целую неделю, никак прочесть не может.

— Не по-русски написано, что ли?

— По-русски, да ничего не понять.

— Позови-ка его. Посмотрим.

Федотыч ушел за внуком и тот скоро явился. Он подал учителю желтую бумажку и сел на траву.

— Гм… занятно… — произнес Петр Ильич, рассматривая загадочные цифры. — Шифр. И ключ к нему надо искать здесь же.

— Ключа тут как-раз и нет, — уверенно заявил Сергей.

— А мы поищем, — ответил учитель. — В молодости я увлекался всякими головоломками. Попробуем тряхнуть стариной.

Долго сидел Петр Ильич молча и, склонясь над обрывком бумаги, теребил седой ус. Изредка он делал какие-то пометки в блок-ноте, зачеркивал, снова писал.

— Ну как?.. — время от времени осторожно спрашивал Сергей.

— Пока никак… — отвечал учитель, покачивая головой.

Надвинулись сумерки. От леса потянуло прохладой, над омшанником затрепыхалась летучая мышь. В воздухе повис густой запах меда.

— Ничего не пойму, — вздохнул Петр Ильич, возвращая Сергею шифр. — Одно мне ясно: песня связана с цифрами. В этом и надо искать отгадку.

Он посидел еще немного, потолковал с Федотычем о деревенских новостях и отправился домой. И уже с дороги крикнул Сергею:

— А не показывает ли первая цифра строку, а вторая — букву? Проверь!

Сергей вернулся домой, зажег лампу и склонился над столом.

— Два — четырнадцать… — шептал он. — Значит — вторая строчка, четырнадцатая буква. Дальше — первая строчка, десятая буква. Так… Получилось — «ве». Теперь — «р». Так… так… Ого! «Верста»!

Торопливо, то и дело сбиваясь, начал Сергей записывать букву за буквой. И когда была расшифрована последняя цифра, он радостно бросился к деду:

— Разгадал! Разгадал!

На обложке тетради стояло:

Месяц давно скатился за лес, на востоке занялась заря, а в избушке на пасеке все еще горел огонь. Сергей, шагая по скрипучим половицам, оживленно размахивал руками:

— Теперь мы все знаем, — говорил он. — Осталось только поехать в тайгу и запустить руку в «карман».

Мечтая вслух, мальчуган остановился возле деда.

— Выйдем из тайги с мешком золота и — прямо в сельсовет: «принимайте!». Ахнут все: откуда такое богатство? A мы скажем: «С Улуя!»

Федотыч рассеянно покачивал головой и, казалось, не слушал внука. Только когда Сергей положил ему на плечо руку, он выпрямился и тихо произнес:

— А что это за Улуй? Сопка, ручей, озеро? И где он?

— Ты разве не знаешь? — упавшим голосом спросил внук.

— То-то и беда. На сто верст кругом тайга знакома, а такого названья не помню.

— Опять история… — разочарованно протянул Сергей. — Неужели мы так и не найдем «кармана»?

— Попытаемся, — успокоил Федотыч. — Есть у меня старый друг эвенк, Увачаном звать. Всю жизнь в тайге провел. Уж он-то должен знать, что это за Улуй.

— А где этот Увачан?

— В Карагане живет. Деревушка такая в верховьях реки есть.

Дед поднялся, позевывая выглянул в окно.

— Засиделись мы с тобой, Серега. Светает уже. Давай-ка спать будем. А Увачанy я сегодня же пошлю письмо. Если придется ехать в тайгу — самый надежный товарищ будет.

Федотыч разделся, потушил лампу и лег в постель. Сергей ушел на чердак, заваленный свежим сеном. Он укрылся теплой шубой и тотчас же крепко уснул.

Проснулся мальчик от громкого разговора у двери.

— Откуда бредешь? — спрашивал дед.

— Издалека, — со вздохом ответил незнакомый голос. — От немца ушел. Хочу пока обосноваться в Сибири.

— Что ж, места у нас для добрых людей хватит, — согласился Федотыч.

Сергей посмотрел в щель крыши. У избушки стоял коренастый мужчина в брезентовой куртке и высоких приискательских сапогах. Бородка, подстриженная клинышком, была тронута сединой, над переносьем залегли глубокие складки, придававшие лицу смелый и решительный вид.

— Заходи, — пригласил дед незнакомца. — Отдохни с дороги.

— Спасибо, — ответил прохожий. — Устал я не очень, а вот есть хочу.

Когда Сергей спустился с чердака, дед хлопотал у самовара, стараясь раздуть его сапогом. Затем он достал из подполья колбасу, масло и мед.

За чаем разговор зашел о войне.

— Лютуют немцы, — дрогнувшим голосом произнес незнакомец. — Измываются над русским народом. Режут, насилуют, грабят… У меня жену расстреляли, дочь угнали в неметчину, а у малого сына, как вампиры, кровь высосали…

Он стукнул кулаком по столу.

— Не будет пощады бандитам! Станут ползать на коленях, целовать наши сапоги, но прощенья не вымолят!

Незнакомец вдруг умолк. Медленно допил он стакан чаю и, подвигая его к самовару, заговорил уже более спокойно:

— Помогать надо фронту. Всеми силами помогать. Вот скажем — золото. Слышал я в дороге, что раньше у вас тут прииски знаменитые были, а теперь заглохли. Это — плохо. Развивать надо прииски. Золото — сильное оружие.

• Предыдущая
• 2/11
• Следующая