Наше всё. Футбольная христоматия - Зинин Алексей - Страница 3

 Все это я пишу неспроста. Я, нисколько не умаляя роль ее высочества Фортуны, пытаюсь вывести своеобразную формулу успеха. И самое увесистое слагаемое этой формулы — родители. Далеко не каждый ребенок в семилетнем возрасте способен понять, что он хочет, а тем более что ему нужно. За него решение принимают папа с мамой. Они пытаются выявить вид деятельности, в котором их чадо способно себя проявить; определяют, какому наставнику его доверить; поддерживают ребенка в трудных ситуациях. Впоследствии часто на пути спорта встает учеба, и я по сей день признателен родителям за то, что они ради хороших оценок в дневнике не лишили меня самого главного — любимого дела.

 Сегодня я сам отец. Когда моей дочери исполнилось пять лет, я отдал ее в большой теннис. Отдал с очень серьезными намерениями. Я хочу заложить в Ане то, что ей пригодится впоследствии. Поначалу приходилось ее заставлять тренироваться, но сейчас, когда она втянулась в занятия, я улавливаю в ней тот самый азарт, который непременно будет толкать ее вперед и сделает бойцом и в жизни, и в спорте.

 Многие считают, что самое важное для спортсмена — талант. Я же уверен, что характер! Если у человека нет крепкого внутреннего стержня и он не умеет держать удар, никакой талант его не спасет. Если ты хочешь добиться чего-то серьезного, ты обязан обладать терпением! Вот уже почти четверть века я это качество в себе развиваю. В итоге — ни полноценного детства, ни полноценной юности. Долгие годы по-человечески отдохнуть не получалось. Когда дисквалификация на меня обрушилась, терпел уже по-другому поводу: дни до окончания срока считал. За трое суток до предстоящей игры опять терпишь — ничего, даже лишнего пирожного себе не позволяешь. Все дни рождения, все праздники проводишь на сборах. По семье тоскуешь — терпишь.

 В матчах по ногам дубасят — места живого не осталось — снова терпишь.

 Я вообще убежден, что для спортсмена ключевое слово: «надо». Если разок-другой смалодушничаешь, себе уступишь, рискуешь потом проиграть по-серьезному. Это я еще в раннем детстве усвоил. Тратить почти два часа в один конец — согласитесь, «забава» не из легких. Сколько раз меня одолевало желание поваляться в кровати, но я, пальцами разлепляя глаза, говорил себе это самое «надо» и вырывал себя из сладостных объятий сна. Теперь вот думаю, какой же я молодец, что просыпался в шесть часов сорок пять минут из года в год! В восемь часов сорок пять минут у меня была тренировка. Ничего в этой жизни просто так никому не дается. В детстве мы возводим фундамент, на котором будет строиться все наше будущее. Малейшие изъяны на ранней стадии формирования личности потом приводят к необратимым последствиям. Конечно, тогда я о таких высших материях не размышлял. Просто был одержим своей целью — хорошо играть в футбол — и дорожил этим.

 Родители меня, кажется, лишь первую недельку на занятия повозили, а потом я добирался сам. Мать как-то призналась, что пару раз все-таки украдкой следила за мной, но на том и закончились ее игры в шпионов. Я был ребенком ответственным и самостоятельным, так что поводов для беспокойства маме не давал.

 …Итак, моя дорога. Дорога грез и мучений. От «Войковской» по зеленой ветке. В центре — пересадка. Уже давно, подчинившись веяниям постсоветского времени, канули в Лету названия станций: «Дзержинская», «Кировская», «Горьковская», но я помню их куда отчетливее, чем нынешние. Десять лет способны вбить в сознание что угодно. В Сокольниках выходил, шел на трамвайчик. Пять остановочек — и вот он, легендарный Майский просек. Там быстренько-быстренько через лесочек. Наверняка я и сегодня с закрытыми глазами пройду тем маршрутом. Из лесочка выбираешься — здравствуй, родной манеж. Федосеич у дверей уже поджидает. Здороваемся, переодеваемся. Зеленый ковер, мяч — и мир наполняется сказочно яркими красками. Футбол приходилось делить только со школой, которая вклинивалась в промежуток между двумя тренировками. Мы учились не как все, а с десяти часов тридцати минут. В семнадцать часов было второе занятие у Королева. И тоже на пределе сил. После этого снова трясешься в пробках, в вагоне стоишь на одной ноге, тебя все толкают. От метро до дома уже ковыляешь — прикоснуться бы к подушке. На первых порах, когда все это завертелось, действительно вваливался в квартиру и падал на кровать чуть ли не в беспамятстве. Проваливался в сон, а утром — все по новой. Опять тебя будят, опять заставляешь себя вставать, привычно втискиваешься в тесную толпу и локтями прокладываешь себе дорогу к выходу.

 С годами организм адаптировался, прежних нагрузок мне уже не хватало. И приезжая вечером домой, я бросал портфель и мчался во двор — гонять мяч. Резиновый! О кожаном тогда и не мечтал. Играл всегда только со старшими ребятами. Самоутверждаться в их обществе было нелегко, но постепенно они стали интересоваться, где занимаюсь. Мне было приятно. Когда я отвечал, что в «Спартаке», все удивлялись, потому что рядом базировались ЦСКА и «Динамо», да и «Торпедо» располагалось гораздо ближе. Жалеть меня никто не жалел, били как равного. Это уже когда мне лет двенадцать исполнилось, стали «беречь», как они сами говорили, для большого футбола. Те детские баталии мне многое дали: выработали характер, придали уверенности в себе, сформировали чувство собственного достоинства и научили справляться с эмоциями. В собственных глазах рос, когда здоровенным пацанам мячишко между ног просовывал. Все вокруг начинали «пострадавшего» травить: «О, позор-то какой, тебе салага в очко прокинул!» Я был на седьмом небе от счастья — гол столько радости не доставлял! В моем районе располагалось порядка шести коробок, и я всегда был в курсе, кто, где и когда играет. Ничего не пропускал!

 Сейчас иногда ловлю себя на мысли, что хочется все бросить, сесть в машину и приехать в свой двор. Зайти в комнату, где жил, обойти все площадки, на которых бегал, постучаться в двери к людям, которым я мячом разбивал окна. Мы все родом из детства. Если забудешь, откуда ты пришел, то потеряешь систему координат, потеряешь самого себя. Считаю, своим прошлым нужно дорожить. Потому что ты состоишь из миллионов разных частей этого прошлого.

 Самое любопытное, что я все же пару раз выбирался на «Войковскую» и никак не мог понять, что со мной в те минуты творилось. Смотрел и думал: двор какой-то маленький, как мы здесь в футбол-то гоняли? Горка крохотная, а в детстве съехать с нее считалось чуть ли не подвигом. Конечно, все похорошело. От «моего» осталось процентов двадцать, но от этого оно стало еще более дорого и значимо для меня.

 Я никогда не считал себя сентиментальным человеком — нам, спортсменам, это не свойственно, но ностальгия в последние годы одолевает все чаще. Порой часами сижу и вспоминаю манеж, нашу бравую непобедимую команду и, конечно же, своего тренера.

 Талантище от Бога!

 В дебютный год, когда мы, семилетние мальчишки, только знакомились с футболом, Анатолий Федосеевич периодически проделывал такой фокус. Он пасовал пареньку мяч на средней высоте. Если тот останавливал круглый снаряд ногой, значит, все нормально — будет играть. А если ловил руками, то лучше не тратить время понапрасну Федосеич в таких случаях всегда кричал: «Какие руки? Это же футбол!» Повзрослев, я понял, что каждая мелочь у Королева была наполнена своим смыслом.

 Тренер нередко говорил: «Я тебя знаю лучше, чем ты сам себя». Его обмануть было нереально. У него всегда наготове была коронная фраза: «То, что ты узнаешь завтра, я уже забыл вчера». Я все голову ломал над ее смыслом. Ну в чем ее логика? Лишь спустя годы мне открылось истинное значение этого выражения. Федосеич действительно знал все поступки, которые мы совершим. Он, как ангел-хранитель, каждого из нас вел верной дорогой. Когда я уже кое-чего добился в большом футболе, когда меня признали лучшим игроком страны. Федосеич как-то разоткровенничался и рассказал мне как на духу о своем отношении к «воспитаннику Титову».