Неживая вода - Ершова Елена - Страница 16

– Помоги, Господи, – выдохнул Касьян, размашисто осеняя себя крестным знамением.

Вслед за новым толчком земной утробы послышался треск ломающихся веток. Игнат задрал голову, ожидая увидеть выросшие до неба гигантские тени – проекции древних и страшных богов, подминающих сосны, как сухие щепки. Но там, наверху, только клубились обрюзгшие снеговые тучи, только беспрерывно дул в охотничий рог ветер. И завороженный танцем сосновых вершин, да еще предчувствием надвигающейся беды, Игнат пропустил момент появления нави.

Они уже стояли здесь – безликие серые силуэты на фоне выстуженного леса.

Волна, зародившаяся в животе, ударила в ребра, как в борт утлого суденышка. Игнату показалось, что земля под ним оплавилась, стала жидкой, как кисель, закрутилась возле щиколоток спиральной воронкой. Ужас потащил его в свои глубины, как когда-то, в далеком детстве. И парень не мог ни пошевелиться, ни вздохнуть, а мог только смотреть во все глаза.

Навьи стояли в каких-то пяти саженях от грузовика, но Игнат почему-то все равно не мог разглядеть их лиц. Только там, где должны находиться глаза, поблескивали тусклые болотные огни. Воздух постепенно наполнялся запахами нагретого металла, медовой сладости и озона. Навьи молчали. Молчали и мужики.

Игнат не знал, сколько еще они простояли так, оценивая друг друга, словно войска перед решающей схваткой. Первым очнулся Касьян.

– Паны! Не серчайте, паны! – заискивающе заговорил он, выбегая вперед. – Вот, грузовик с колеи сошел, насилу выбрались… Так все у нас готово, как условлено. Вот, сами убедитесь, все здесь, – он махнул в сторону кузова, и Игнат отметил, как трясется его рука. – А что уж не успели к бурелому, так вы не серчайте, паны…

Одна из четырех фигур покачнулась, выдвинулась вперед. Земля под ногами завибрировала снова, и Касьян пригнулся, непроизвольно вскинул руки, как в ожидании удара. За спиной Игната кто-то громко сглотнул слюну.

– Хо… ро… шо, – произнес навий, и запах сладости, приторной до тошноты, стал резче.

Игнату вспомнился его недавний сон – мертвая Званка, застывшая возле его постели. Черный рот становится похожим на букву «О», слова с трудом выходят из окоченевшей гортани, и не несут в себе ни эмоций, ни чувств. Мертвые слова мертвой девочки.

Тем же мертвым голосом говорила сейчас и навь.

– Заби… раем…

Существо сдвинулось с места. Трое оставшихся как по команде одновременно потянулись следом. Игнат видел, как под тяжестью их тел с хрустом надломился наст. За спиной громко и протяжно промычала корова, будто почувствовала уготованную ей участь. Вслед за этим раздался еще один звук, но на этот раз шел он из кабины – приглушенный стон измученного человека.

«Там ведь Марьяна», – подумалось Игнату.

Стон повторился, и теперь мужики тоже услышали его.

– А тут, извольте полюбопытствовать, у нас девица-красавица, – снова суетливо заговорил Касьян, однако не сделал попытки приблизиться – расстояние между ним и кабиной теперь пересекала темная навья тень. – Девка кровь с молоком, пан, так жалко отдавать! Чистая, хе-хе, – Касьян заискивающе захихикал. – Жонка моя лично проверяла, так не побрезгуйте, пан…

Существо скользнуло к кабине, и теперь в его движениях появилась какая-то изящная плавность.

Игнат вспомнил, как однажды ходил на болота за клюквой, и выструганной тросточкой ощупывал впереди дорогу, чтобы не провалиться в ямы и змеиные норы. Тогда-то он и встретил гадюку – она пересекла его путь грациозно, вальяжно, словно вовсе не боялась присутствия человека. Ее туловище отливало красноватой медью, вдоль хребта струились зигзагообразные узоры. Королева северных змей и хозяйка болот, всегда нападающая исподтишка.

Гадюку – вот кого напоминал теперь навий.

Его руки закрутились вокруг Марьяны, будто змеиные кольца. Она билась в них испуганным зябликом, растрепанная коса хлестала по щекам, но навь была куда сильнее всех солоньских мужиков, и не собиралась отпускать свою добычу. Безликую серую маску лица пересекла трещина, открыв ряд заостренных людоедских зубов – навий улыбался. Потом из трещины рта вынырнул язык – длинный и острый, как змеиное жало. Медленно, со вкусом навий провел языком по Марьяновой щеке, и проурчал утробно:

– Булочка… сладкая булочка…

Тогда Игнат не выдержал.

Картина, что сейчас разворачивалась перед его глазами, наложилась на события прошлого, словно калька. Страх, отчаяние, гнев затопили его сознание кипящим варевом, и чувство вины, годами копящееся под спудом, теперь с размаху толкнуло его в спину.

– Не троньте ее, проклятые!

Игнат налетел на обидчика разъяренной рысью, крепкие кулаки ударили раз, другой. Он не думал больше, кто перед ним находится – человек ли, черт ли…

«Рано или поздно приходится выходить на бой со своими бесами, и побеждать их».

А перед внутренним взором вместо лица Марьяны маячило скорбное, посеревшее лицо Званки.

Потом Игнат обнаружил, что его кулаки молотят один только воздух, а его самого вздернули вверх, за шиворот, как нашкодившего котенка.

– Уди… вительно, – раздался низкий, рокочущий бас.

Лицо Званки подернулось рябью, рассыпалось мозаичными фрагментами, и вместо него из тумана выплыла белесая маска с горящими угольями глаз и косой трещиной вместо рта. Некоторое время навий смотрел в упор и молчал. Затем Игната швырнуло на снег. Он больно ударился копчиком о смерзшуюся землю, горячий лоб обдало снежным крошевом.

– Удивительно, – повторил мертвящий голос. – Было время… человечьего духа слыхом не слыхано… видом не видано… а нынче он сам пожаловал.

Над лесом пронесся глухой, раскатистый грохот – так камни осыпаются с гор, так кости мертвецов перекатываются в жестяном жбане, – так смеялась навь.

– Отпустите! – выдохнул Игнат.

Превозмогая боль в пояснице, он приподнялся с земли и теперь смотрел прямо в неживые, безучастные лица.

– Отпустить? – повторил навий. – Но мы даже не начали!

Смех прокатился по лесу снова. Небо над головами дрогнуло, и, наконец, лопнуло где-то у самого горизонта. Из разверстого нутра начали медленно и бесшумно опускаться снежинки.

Наконец, пришел в себя и Касьян. Он молитвенно заломил руки, заговорил сорванным голосом:

– Паны, не обращайте внимания! Это ж дурачок местный, Игнашка Лесень! У-у! Стервец! – Касьян замахнулся на Игната рукавицей. – Вечно не в свои дела нос сует! Вы не серчайте, паны! Малоумный он, – Касьян ухмыльнулся, покрутил пальцами у виска. – В детстве навь на его глазах девку забрала. Вот он умом и тронулся.

– Званку, – шепнул Игнат. – Навь забрала Званку Добуш.

В сердце словно вошла невидимая игла, и оно дернулось и застыло. Грудь изнутри окатило тоской и болью, а пальцы против воли начали сжиматься в кулаки.

– Вы забрали Званку Добуш! – повторил он, и голос сорвался на крик. – Забрали Званку! И нет ей теперь покоя, и жизни мне нет!

– Да помолчи ты! – закричал из-за спины Егор. – Дурак! Ты хоть понимаешь, с кем связываешься?

– Ти… хо!

Рокочущий бас разом заставил всех смолкнуть. Игнат стоял теперь, подавшись вперед и дрожа всем телом. В колышущемся мареве застыли и темные силуэты.

– Забрали, – повторил навий, и в трещине рта снова блеснули треугольные акульи зубы. – А ты… вернуть бы хотел?

– Как мне ее вернуть, когда вы воду живую спрятали тоже? – горько произнес Игнат. – Да и мертвой воды у меня нет. Не успокоить мне ее поэтому, и раны не заживить.

– Так… найди, – вкрадчиво шепнула тьма. – А мы… так и быть… вернем твою Званку…

За спиной кто-то сплюнул в сердцах:

– Дурак! Как есть, дурак…

– Тихо!

Навий вскинул руку, тусклыми бликами расчертили воздух стальные когти. Боковым зрением Игнат заметил, как взвыл и повалился в снег дядя Егор. По его лицу ото лба до подбородка принялась наливаться алой влагой косая рана.

– Обманите ведь! – крикнул Игнат.

Веки обожгло горячей волной, и он заморгал быстро, оттер лицо рукавом.

– Нет, – прошелестел навий. – Мы слово держим.