Небо в огне - Тихомолов Борис - Страница 30
- Предыдущая
- 30/88
- Следующая
- К самолету! -скомандовал я. - Быстро! Мы ринулись сквозь терновник. Затрещали кусты, полетели клочья шерсти от унтов.
- Скорей!!
Бежавший впереди меня Евсеев налетел на кого-то, споткнулся и, смешно взбрыкнув унтами, с ходу сунулся головой в малинник.
- Кто тут, кто тут? Фу ты, ч-черт, напугал! Передо мной выросла высокая фигура летчика из третьей эскадрильи по фамилии Каланча:
- Что вы, ошалели? Куда вас черт несет? У меня запалилось горло от бега. Не останавливаясь, я прохрипел:
- Запускать моторы. Нас обнаружил разведчик.
- А что, команда была?-прокричал мне вслед Каланча.
Я только махнул рукой. Неужели непонятно: «Нас обнаружил разведчик!»
Мы подбежали к самолету. Сидевшие группами летчики недоуменно смотрели на нас - исцарапанных, запыхавшихся. А я-то думал, что здесь уже дана команда! Впрочем, дать-то ее в этих условиях трудно: телефона нет, самолеты расползлись по опушкам на несколько километров. Пока от КП добежит связной…
- Вы что, будто за вами медведь гнался? - усмехнувшись, опросил у меня горбоносый летчик с лихим казацким чубом.
- Медведь не медведь, - несколько обескураженно пробормотал я, - но… нас обнаружил разведчик. Чубатый насмешливо хмыкнул:
- Ну и что? Значит, панику разводить?
Я смутился вконец. Паника? А вдруг я ошибся и «фокке-вульф» вовсе не обнаружил нас. В таком случае мои действия можно расценить именно как панику. А за панику, за ложную тревогу, да еще перед таким полетом, когда мы над целью лично докладываем Верховному Главнокомандующему, при такой ситуации можно запросто угодить в штрафной батальон.
Я окинул взглядом бесконечную цепочку «ИЛов».
А если я не ошибся? Если, скажем, на КП не обратили внимания на маневры «фокке-вульфа»? Так что же, ждать, пока прилетят пикировщики и начнут делать из нас винегрет?!
- Как хотите, -сказал я.- Вас никто не принуждает, а приготовить моторы к вылету мне никто не запретит.- И подчеркнуто командным тоном отдал распоряжение:- Экипажу занять места!
Мгновенно сняты чехлы, откинуты ветки. Я надел парашют и забрался в кабину.
В экипаже слева от нас забеспокоились, К нам подбежал моторист:
- А что, разве команда была?
- Нет, - ответил техник. - Хотим прогреть моторы. И вам рекомендуем.
- А зачем?-выпытывал дотошный моторист.
Техник что-то ответил, ткнув пальцем в небо, а затем покрутил им возле своего лба: «Соображать надо!» Моторист мотнул головой:
- Понял.
Прокрутили винты, засосали в цилиндры смесь. Я облизнул пересохшие губы. «А, была не была!»
- От винто-ов!
Громко стрельнув, запустился мотор: правый, левый. Тщательно прогоняв их на всех режимах, я выключил зажигание. Я готов. Теперь при необходимости мы можем взлететь сразу, без прогрева двигателей.
Самолет наш стоит носом на юг. За пологой выпуклостью поля, с которого уже убрали и деревянных коней и фальшивые копны, мне, видна далекая опушка леса. Там КП и место старта. Если встать на крыло, то откроется широкий горизонт. Направо пустынная желтизна лугов, болотистых и топких, прямо-лесные чащобы. Лишь оттуда, и только оттуда следует ждать врага. И, разумеется, они пойдут крадучись, на бреющем полете.
Приказав экипажу сидеть на местах, я вылез на крыло. Слева с шумом запустился мотор. Ага, все-таки здравый смысл победил! Справа, у другого самолета техники прокручивали винты, и командир экипажа, горбоносый скептик с казацким чубом, стараясь не смотреть в мою сторону, копошился в кабине. По всей опушке забегали люди. Пуская дымки, зашумели моторы.
Я взглянул на часы. До вылета осталось двадцать минут. Отводя глаза от циферблата, я боковым зрением заметил далеко на горизонте, над самой кромкой леса, какое-то неясное движение. Вскинул голову. Нет, показалось. Птица, наверное, или марево. Отвернулся, скосил глаза. Вот опять! Вгляделся внимательно - они! Летят пикировщики. Бреющим. Много, штук тридцать.
И в это время коварная мысль: «А может, это наши истребители или штурмовики? Ой, смотри, паря, не ошибись! По лезвию ходишь. Отсюда до штрафбата рукой подать…»
IНо голос другой, твердый и уверенный: «Ошибки быть не может, это врат!»
Указывая пальцем, я завопил во всю мочь:
- Идуу-ут! - И плюхнулся в кабину.-От винто-ов!
Моторы запустились сразу.
- Убрать колодки!
Порулили. Скорей, скорей к старту!
Поле большое, неровное. Громко стучат стойки шасси. Мне жалко машину, но что поделаешь! Сзади уже выруливают другие. Тревога поднята, назад возврата нет.
Вот и старт. Из-за кустов с флажками в руке выбегает дежурный по полетам. Высокий, стройный. Вглядываюсь- наш командир Щербаков. Лицо его - сплошное недоумение. Подчеркнутым движением он задирает рукав гимнастерки и тычет пальцем в часы, затем красноречивым жестом крутит этим же пальцем у своего виска.
Было понятно без слов: «До взлета осталось восемнадцать минут, куда тебя черти несут, сумасшедшего?»
Я приподнялся на сиденье. Пикировщики уже были хорошо видны. Злые осиные силуэты с раскоряченными шасси. Сомнений нет - «Ю-87».
Несмотря на трагичность положения, губы мои расползаются в дурацкой улыбке. Протягиваю руку:
- Посмотрите назад.
Командир оборачивается, роняет флажки, хватается руками за голову. В следующее мгновение я вижу его побледневшее лицо. Быстро нагибается, подбирает флажки, торопливо машет:
- Давай! Давай! Давай!…
Взревели моторы. Машина, переваливаясь на неровностях, пошла на взлет. Моторы ревут на предельной мощности, а самолет бежит, бежит тяжело, нехотя. Подпрыгивает, падает. Жутко стучат шасси. Каждый удар отдается в сердце: вот-вот подломятся стойки… Ощущаю всем телом, как гаснет от отрыжкою с таким трудом набранная скорость. И снова бежит самолет. Только бы оторваться! Только бы оторваться!
Но он налетает на трамплин. Подпрыгивает, валится вниз. Скорость еще мала, крылья не держат его в воздухе. Я замираю в страшном напряжении: если сейчас колеса ударятся о землю - придется прекращать взлет. Но сзади наверняка взлетает другой, значит… катастрофа! Прекращать нельзя. Надо взлететь, надо!… Я делаю все, чтобы не дать машине опуститься, но она медленно-медленно сыплется вниз. Моторы воют, молотя по воздуху винтами - напрасно: мы падаем… Падение прекратилось возле самой земли. Самолет повис, словно в раздумье, и стал понемногу набирать скорость.
Я дернул на себя рычаг уборки шасси. Проклятый трамплин, был бы ты чуть-чуть позднее!
Минуты через две, придя в себя, я услышал в наушниках стон радиста:
- О-ох! О-ох! Товарищ командир, посмотрите, что сзади творится!
Я скренил машину и, повернувшись в кресле, заглянул назад. Пачками взлетали самолеты: по два, по три, по четыре, а между ними вскидывались вверх черные султаны земли. В воздухе роем носились пикировщики… Поздно, г-гады, поздно! Мы уже рассредоточились.
Над Берлином
Взлететь раньше времени на восемнадцать минут - это значит очутиться засветло над территорией, занятой врагом! Хорошего мало! Но нас спасают грозовые облака. Мы идем по коридорам между грозных клубящихся стен. Коридоры узкие, настоящие лабиринты! Иногда, огибая тучу, мы меняем курс на 90 градусов. Это мне не нравится: лишний расход бензина, а перед нами большой и тяжелый путь.
Идем на высоте пять километров. Внизу уже темно, а верхушки облаков, громоздящихся над нами, еще алеют под прощальными лучами солнца. Впереди встает темно-синяя стена тучи. Неприятно сжимается сердце: неужели мы попали в тупик, в ловушку?
Подлетаем ближе, - кажется, нет. Кажется, ход разветвляется. Куда повернуть? Налево, где темнее, или направо, где светлее?
Решаю: поверну направо. Готовлюсь. Крепче сжимаю штурвал. Коридор узкий, надо не зевать, не то как раз влезешь в тучу. Она уже рядом, дышит влагой и холодом. Пора! Отжимаю штурвал, ввожу машину в крутой разворот и вдруг вижу: прямо на нас, точно на нашей высоте, мчится пересекающим курсом немецкий самолет.
- Предыдущая
- 30/88
- Следующая
