Золоченые шиповки - Вирен Лассе - Страница 3

В это время Лассе Вирен, подняв руки в знак приветствия, совершает круг почета.

Плоды победы приятно вкушать, но досталась она дорогой ценой.

В мае после первенства Финляндии по кроссу, я простудился, простуда перешла вскоре в воспаление гайморовой полости. У отоларингологов есть весьма эффективное средство против этого заболевания – антибиотики, но они не для меня. Сильные медикаменты ослабляют организм. А на это я пойти не мог. Месяц-полтора перед олимпийскими играми – период самых напряженных тренировок.

Мой врач Пекка Пелтокаллио нашел, что лучше было бы сделать мне пункцию гайморовой полости – все-таки это менее опасно. Я согласился. Олимпийские игры требуют жертв – терпи, когда тебе в нос вонзают иглы.

Хрящ только похрустывал, когда доктор Эйно Холопайнен проталкивал иглы в гайморову полость и с помощью шприца извлекал гной. Процедура не из приятных, но делать было нечего. Мне пришлось много раз побывать в клинике Мейлахти, прежде чем тучи, угрожавшие моей поездке на олимпийские игры, начали рассеиваться.

Пункции продолжались и после того, как накануне иванова дня я вновь поднялся на спортивный Олимп, что привело весь мир в немалое смятение. В легкоатлетических соревнованиях на хельсинкском стадионе я показал на дистанции 10 000 метров лучшее время – 27.42,95, несмотря на то, что в начале июля, во время соревнований Калева (Легкоатлетические соревнования Калева – первенство Финляндии по легкой атлетике. Их патронирует финское страховое общество «Калева»), мне была сделана еще одна пункция в центральной больнице Турку.

То, что я сумел вновь занять положение лидера, было сюрпризом для многих, так как из-за гайморита мои первые результаты в этом сезоне на беговой дорожке говорили о чем угодно, только не о наилучшей спортивной форме. Так, соревнования 3 июля в Хельсинки, несомненно, повергли многих моих поклонников в состояние грустных раздумий: я был лишь одиннадцатым на дистанции 5000 метров.

В то же время со всех концов земного шара приходили известия о высоких результатах других спортсменов. В Кёльне в беге на 5000 метров победу с временем 13.26,8 одержал Карлос Лопеш – «комета сезона». В дождливую погоду бегун из Португалии «вытянул» 14 остальных участников забега из 13.40.

А за четыре дня до моего жалкого выступления на хельсинкском стадионе тот же самый Лопеш на дистанции 10 000 метров показал в Мюнхене просто потрясающее время – 27.45,8. Первую половину дистанции он пробежал за 14.02, а вторую – уже в гордом одиночестве – за 13.43,8. Тут было над чем задуматься!

И все же, по мнению Ролле Хайккола, которое разделял и я, причин для опасений не было, потому что до легкоатлетических соревнований в Хельсинки – иными словами, до конца июля – все в моей программе было нацелено на интенсивные тренировки. Именно на этих соревнованиях необходимо было показать как себе, так и олимпийскому комитету, на что я способен: ведь комитет должен был комплектовать национальную команду на Игры в Монреале. Дистанция 10 000 м. была настолько важной, что за несколько дней до забега я провел тренировку в полную силу – так, как делал это перед олимпийскими играми. Все говорило о том, что я смогу показать результат менее 28 минут. Так оно и вышло – мое время было 27.42,95. Поездка в Монреаль стала для меня реальностью.

Поскольку на Олимпийских играх в Мюнхене в беге на 10 000 метров я выступил лучше, чем мог ожидать, у меня были все основания считать, что подготовку к ним я построил правильно. Соответственно и в Монреале я провел предварительный забег, придерживаясь той же тактики, что и четыре года назад,– попасть в финал с минимальной затратой сил. Я решил не вырываться вперед ни на шаг и тем более не финишировать первым. Третье место в забеге меня вполне устраивало. Так оно и произошло.

Аналогичной тактики придерживался и мой мощный соперник Эмиль Путтеманс, ибо и он не стремился выигрывать предварительный забег. Позже мне, однако, рассказывали, что Эмиль перед финишем совсем выдохся. Иначе вел бег англичанин Энтони Симмонс. На финише он предпринял такой бешеный спурт, что на добрые пятьдесят метров обогнал американца Гарри Бьёрклунда и меня.

Конечно, желание закрепить за собой место в финале даже ценой мощного спурта, тем более когда твои соперники – сильные бегуны, вполне естественно, но все же не понятно, зачем Симмонсу понадобилось развивать столь бешеную скорость. Ему никто не угрожал. Настоящая проба сил предстояла лишь через два дня, и поэтому совершенно неразумно растрачивать энергию в предварительных забегах. На это я никогда бы не пошел – у меня нет ни малейшего стремления к дешевой популярности.

После предварительного забега и небольшой «встряски», полученной от моего массажиста Эма Уккола, я приступил к изучению тех, с кем мне предстояло выйти на старт в понедельник, в 17 часов 05 минут.

Мое внимание прежде всего привлекли два имени – Брендан Фостер и, конечно, Карлос Лопеш.

Я знал, что Фостер – сильный бегун, но знал я и то, что 10 километров он бегал не часто. И поэтому его коронный прием – рывок на полтора-два круга – не проходит в десятке так же успешно, как на его основной дистанции – 5 километров. Карлос Лопеш был уже знаком мне по двум забегам в новогоднюю ночь в Сан-Паулу. (Новогодние забеги по улицам Сан-Паулу стали традиционными. Они пользуются большой популярностью и проводятся ежегодно.) Я знал, что он способен вести бег в ровном, убийственном темпе на протяжении всей дистанции, но не опасен финишным рывком. Однако Лопеш обладал способностью принимать и осуществлять решения на любой стадии бега. А это значило, что он все же опасный соперник.

В день финальных; забегов я уже в 7 часов утра был на разминке. Хорошо разогрелся и размялся, дважды поел, чтобы организм успел полностью переварить пищу. За шесть-семь часов до забега выпил чашку кофе (что делаю всегда).

Накануне вечером, разрабатывая с Ролле Хайккола тактику бега предстоящего состязания, мы решили, что первую половину дистанции я буду следить за головной группой и, если она начнет распадаться, выйду вперед и постараюсь захватить лидерство примерно за пять кругов до финиша.

Группа распалась, однако я не мог предвидеть, что она распадется так быстро и окончательно. Неожиданным оказалось и время первой половины дистанции – 14.08,9. По моим расчетам, оно должно было равняться примерно 13.50. Однако это не огорчило меня, поскольку я чувствовал в себе достаточно сил для наращивания скорости.

А скорость действительно постоянно возрастала. После первых четырех километров почти каждый следующий километр бегуны преодолевали быстрее предыдущего. Поэтому участники забега распались на группы раньше, чем ожидалось.

С трибуны трудно зафиксировать незаметное коварное наращивание скорости – тактика, которой в совершенстве владеет Карлос Лопеш. Я на такое дьявольское взвинчивание скорости не способен.

За нарастанием скорости я не мог следить по часам, но чувствовал его. Организму требовалось все больше и больше кислорода, чтобы ноги справлялись со все учащавшимся ритмом.

Один только я не сдался, когда Карлос Лопеш совершил свой рывок,– остальные отстали. Даже Брендан Фостер оказался позади раньше, чем можно было ожидать. У него не хватило сил совершить свой знаменитый рывок за два круга до финиша.

Когда мы с Лопешем остались единственными соперниками в борьбе за победу, я решил, что мне вовсе не обязательно сразу выходить вперед и наращивать скорость. Впереди был еще забег на 5000 метров и марафон. Кроме того, я знал, что Лопеш уже не в состоянии так взвинтить темп, как могу это сделать я. Словом, хоть это и может показаться хвастовством, я был уверен в своей победе уже за четыре круга до финиша. Если только не упаду...

В начале последнего круга я сказал португальцу «до свидания». Было видно, что силы его на исходе, и Лопеш не стал преследовать меня, как Эмиль Путтеманс и Мирус Ифтер на десятикилометровой дистанции в Мюнхене. Он к тому времени выложился до конца, о чем позже сам мне рассказал.