Священный меч Будды - Сальгари Эмилио - Страница 27
- Предыдущая
- 27/61
- Следующая
— Ах! — воскликнул американец, вдыхая полной грудью. — Я уже начал терять силы!
— А вы думаете, что мне было лучше, чем вам? — сказал поляк, стряхивая воду со спины. — Я плыл, как корабль, лишенный мачт, ударяясь о тысячи утесов. Я ободрал себе всю кожу об эти утесы.
— Мы больше не будем царапаться, мой мальчик. Мы мило устроимся на этом утесе и будем есть и спать, ни о чем не беспокоясь. Если бы у меня каждый день был обед, бочонок виски и лампа, я бы навсегда поселился в этом гроте и основал бы здесь…
— Американскую колонию, — поспешил вставить поляк, покатываясь со смеху.
— Да, насмешник.
— Оставим шутки и будем лучше думать о том, как бы отсюда выбраться, — сказал капитан. — Наше положение далеко не из завидных; если вода будет прибывать, я не знаю, чем все это кончится.
— У меня созрел целый план, с помощью которого мы отсюда выйдем, и притом очень скоро, — объявил американец.
— Какой?
— Надо пробуравить стены.
— План чисто американский, Джеймс, но, к сожалению, в настоящую минуту совершенно невыполнимый. Я бы хотел видеть, как это вы пробуравите своим ножом десять, двадцать, а может быть, сто метров утеса.
— Самое лучшее, что мы можем сделать, — это спать в ожидании, пока спадет вода, — сказал китаец. — Мы не можем выбраться отсюда до тех пор, пока галерея заперта.
— И сколько дней мы должны этого ждать? — спросил Корсан.
— Может быть два, три, пять, а может быть, и все восемь дней.
— Восемь дней! Ну, тогда я закрываю глаза и сплю.
— А если вода поднимется еще выше? — спросил Казимир.
— Тогда мы расстанемся с этой жизнью и заснем уже вечным сном. Итак, в постель, господа! О! По крайней мере нам не надо тушить огня.
Американец, капитан, Казимир и Мин Си примостились в углублениях, которые как будто именно для них и были сделаны, и постарались заснуть.
Не прошло и шести часов, как капитан проснулся. Он ощущал необъяснимое недомогание, зевал так, что рисковал вывихнуть челюсти; пульс замедлился, взор туманился; чувствовались тяжесть во всем теле и легкое головокружение.
— Что бы это значило? — спросил он сам себя, проводя рукой по лбу, покрытому потом. — Я словно заболел. Что со мной?
Он выполз из своего угла и протянул руки налево, где слышалось тяжелое дыхание товарища.
— Что с вами? — спросил он, тряся кого-то.
— Это вы, Джорджио? — отвечал американец.
— Да, мой друг. Отчего вы так хрипите?
— Отчего?.. Я не знаю, что со мной, но мне точно нездоровится. Такое ощущение, будто у меня на животе лежит стопудовый камень. А вы ничего не чувствуете?
— Да, Джеймс, у меня головокружение и общее недомогание.
— Чему вы это приписываете?
— Не знаю.
Казимир и китаец, услышав разговор двоих друзей, тоже поднялись. Они также плохо себя чувствовали, и им было тяжело дышать.
— Мин Си, — спросил капитан, — может быть, воды Хуншуйхэ чем-нибудь заражены?
— Нет, — отвечал китаец, — все их пьют и находят прекрасными.
— Странно!
Четверо путников умолкли, прислушиваясь к монотонному капанью воды и ища объяснения своему недомоганию. Вдруг капитан издал глухое восклицание.
— Что такое? — спросил американец.
— Мин Си, на какой высоте находится галерея над уровнем равнины? — спросил капитан.
— Если я не ошибаюсь, арка свода находится всего лишь на высоте четырех футов, — отвечал китаец.
— Что означает этот вопрос? — спросили американец и поляк.
— Это значит, друзья, что мы отделены от наружного воздуха сотней, а то и больше, метров воды.
— Сто метров воды! Ну так что же? — спросил американец, который все еще не понимал, в чем дело.
— Это значит, что головные боли и ощущаемое нами тягостное состояние вызваны недостатком воздуха.
— Но ведь тогда мы пропали! — сказал Джеймс.
— Может быть, — отвечал капитан.
— Может быть!.. Стало быть, у вас какой-нибудь план? Так говорите скорей!
— Сообщите ваш план! Скорее! — воскликнули в один голос Мин Си и поляк.
— Слушайте же меня внимательно, — сказал капитан. — Галерея имеет, если я не ошибаюсь, восемьдесят метров длины, а наружная пещера еще тридцать: в общей сложности надо преодолеть сто десять метров воды. Мне кажется, что это предприятие не так уж трудновыполнимо.
— Проплыть сто десять метров воды, не имея возможности вдохнуть хотя бы глоток свежего воздуха! — воскликнул американец. — Это слишком!
— Однако необходимо попытаться проплыть их, Джеймс. Кто здесь останется, тот погибший человек. Я поплыву первый.
— Не делайте этого, Джорджио, вы утонете.
— Я слишком хороший пловец, чтобы утонуть. Итак, друзья, обнимите меня на прощание.
— Джорджио! — воскликнул в отчаянии американец. — Что, если вы больше не вернетесь?
— Я вернусь; мне не грозит никакая опасность. Обнимите меня! Поляк, американец и китаец кинулись в его объятия, после чего неустрашимый моряк разделся и бросился в воду.
— Возвращайтесь скорей! — крикнул ему американец. — С вами и я умру спокойно.
Капитан поплыл, рассекая черные воды и поднимая волну, которая с удвоенным шумом разбивалась о сталактиты и стены пещеры. Он продвигался вперед, тщательно обходя остроконечные препятствия, и остановился у противоположной стены как раз над галереей.
— Друзья, — сказал он, — я погружаюсь. Да поможет мне Бог!
— Дай Бог вам удачи! — хором отвечали товарищи.
Капитан вобрал в себя сколько мог воздуха и погрузился в воду, стараясь держаться галереи.
Его товарищи, тяжело дыша, терзаемые самым ужасным беспокойством, полузадыхаясь, дотащились до самого края утеса и там, устремив глаза в мрачную бездну, открыв рот, насторожив уши, с почти небьющимся сердцем, стали ждать. Прошла минута, показавшаяся всем целой вечностью. Американец конвульсивно сжал руку Казимира.
— Ты ничего не слышишь? — спросил он прерывающимся голосом.
— Нет… подождем еще, — отвечал поляк. — Он силен, как лорд Байрон…
Прошло еще полминуты. Американец чувствовал, что силы его ослабевают и волосы шевелятся на голове.
— Случилось с ним что-нибудь, что ли? — прошептал он.
Как раз в эту минуту в глубине грота послышался шум тела, всплывающего на поверхность воды. Все трое вскочили на ноги, крича:
— Джорджио! Джорджио! Джорджио!
Задыхающийся голос отвечал на их призыв. Тотчас же две руки стали усиленно рассекать воду.
— Это вы, капитан? — спросил Казимир, нагибаясь к черной поверхности.
— Да… это я… это я, — отвечал голос, в котором все узнали голос капитана.
— Ну? — с беспокойством спросили его товарищи.
Капитан ничего не отвечал и продолжал плыть с удвоенной силой, пока не добрался до утеса.
Товарищи вытащили его, совсем уже хрипевшего, из воды.
— Друзья, — сказал несчастный, почти лишаясь чувств. — Галерея закрыта… Какие-то препятствия… деревья… животные… Не знаю… Друзья мои… всякая надежда потеряна!
— Потеряна! — воскликнул американец, обводя вокруг свирепым взглядом. — И мы должны умереть… умереть в этом мрачном гроте… Не может быть… необходимо выйти из этой могилы. Неужели же нет ни малейшей надежды?..
— Одна надежда — может быть, вода спадет, — прошептал Лигуза
— Кто знает… будем ждать… и надеяться.
— Ждать! — воскликнул поляк. — Неужели нет другой надежды? Капитан не отвечал и повалился в свое углубление. Его товарищи, охваченные ужасом, полузадохнувшиеся, придвинулись к нему, предаваясь полному отчаянию.
Смерть приближалась к ним гигантскими шагами. Полчаса спустя капитан, китаец и поляк уже лишились чувств и лежали неподвижно, каждый в своем искусственном ложе.
Один американец все еще боролся, но был в сильном бреду. Он ревел как дикий зверь, наполняя пещеру яростными криками, и метался и бился так, как будто его кто-то душил.
Прошло еще несколько минут.
Вдруг янки приподнялся отчаянным усилием воли. В руках у него был револьвер.
Он поднес его дулом ко лбу, но остановился, держа палец у курка, находясь под влиянием той нерешительности, которая нападает на человека перед роковым шагом. Он уже собрался было спустить курок, когда почувствовал, что волна сырого, свежего воздуха ударила ему в лицо, проникла в горло, наполнила и оживила легкие.
- Предыдущая
- 27/61
- Следующая
