Серебряные коньки (илл. А. Иткин) - Додж Мери Мейп - Страница 27
- Предыдущая
- 27/59
- Следующая
— Говорят, Букман замечательный хирург, — сказал Питер.
— Да, лучший в Голландии. Ну и что же? Забивать глотки пилюлями да полосовать ножом — на это он мастер, но и грубить тоже умеет. Сущий медведь! Не далее как в прошлом месяце он на этом самом месте обозвал меня свиньей перед тремя посетителями!
— Не может быть! — воскликнул Питер, притворяясь изумленным и негодующим.
— Да, молодой господин… свиньей, — повторил хозяин гостиницы, с обиженным видом пыхтя трубкой. — Правда, он платит мне хорошие деньги, да и посетителей в мое заведение привлекает. А не будь этого, я предпочел бы видеть его во Влейтском канале, чем пускать к себе в гостиницу.
Тут хозяин, быть может, почувствовал, что слишком откровенно разболтался с неизвестным ему юношей, а может быть, заметил улыбку, мелькнувшую на губах Питера. Так или иначе, он резко переменил тон:
— Ну, что вам еще нужно?… Ужин? Постели?
— Нет, мейнхеер, я только разыскиваю доктора Букмана.
— Так ступайте и поищите его еще. В Лейдене его нет.
Но отделаться от Питера было не так легко. Выслушав еще несколько грубостей, он все-таки добился позволения оставить записку на имя знаменитого врача или, точнее, купил у «любезного» хозяина позволение написать ее здесь, а также обещание передать ее доктору Букману, как только он приедет. Затем Питер и Якоб вернулись в «Красный лев».
Гостиница помещалась в некогда превосходном доме, где жил один богатый горожанин, но когда дом обветшал и стал разрушаться, он начал переходить из рук в руки, и наконец его купил мейнхеер Клееф. Глядя на грязные стены в трещинах, мейнхеер Клееф любил повторять: «Подправить бы его да покрасить — и во всем Лейдене не найдется такого красивого дома». В доме было шесть этажей. Первые три были равны по площади, но различной высоты. Остальные представляли собой трехэтажный чердак, расположенный под огромной высокой крышей. Этажи были один меньше другого и суживались кверху, как двусторонняя лестница-стремянка, так что у верхнего этажа потолок был двускатный.
Кровля у дома была сложена из коротких блестящих черепиц, а окна с маленькими стеклами как попало разбросаны по фасаду, без всяких претензий на симметрию. Но общая комната в нижнем этаже была гордостью и отрадой хозяина. О ней он никогда не говорил: «Подправить бы ее да покрасить», так как здесь царили истинно голландская чистота и порядок.
Давайте заглянем туда.
Представьте себе просторную комнату с голыми стенами. Пол в ней выложен плитками, и на первый взгляд кажется, будто они вырезаны из глазурованных глиняных мисок для паштета. Желтые плитки чередуются с красными, так что пол напоминает огромную шахматную доску. Представьте себе несколько деревянных стульев с высокими спинками, расставленных вдоль стен, потом — громадный глубокий камин. В камине ярко горит огонь, отражаясь в таганах из шлифованной стали. Пол у камина кафельный, стены кафельные, верхняя часть над жерлом тоже кафельная, и на ней начертано голландское изречение, а над всем этим, выше человеческого роста, — узкая каминная полка, заставленная сверкающими медными подсвечниками, огнивами для зажигания трубок и коробками с трутом. Далее вы увидите в одном углу комнаты три сосновых стола, а в другом — стенной шкаф и буфет.
Буфет набит кружками, блюдами, оловянными кувшинами с крышками, глиняными и стеклянными бутылками, а рядом с ним на высоких ножках стоит бочонок, обитый медными обручами.
Все здесь немного потускнело от дыма, но так чисто, как только могут быть чистыми вещи, вымытые мылом и протертые песком.
Теперь представьте себе двух заспанных мужчин в потрепанном платье и деревянных башмаках. Они сидят у пылающего камина, обхватив руками колени и покуривая коротенькие толстые трубки, а мейнхеер Клееф, в кожаных штанах до колен, войлочных туфлях и короткой, но очень широкой зеленой куртке, ходит туда-сюда, тяжело ступая. Затем бросьте в угол целую кучу коньков и посадите на деревянные стулья шестерых усталых, хорошо одетых мальчиков, и вы увидите общую комнату в «Красном льве» такой, какой она была вечером 6 декабря 184… года.
На ужин снова подали имбирную коврижку, а кроме нее голландскую колбасу, нарезанную ломтиками, ржаной хлеб с анисом, пикули, бутылку утрехтской воды и кофе весьма загадочного происхождения.
Мальчики так проголодались, что ели все без разбора да еще похваливали — только подавай. Бен, правда, морщился, а Якоб — тот заявил, что в жизни не ел такого вкусного ужина.
Немного посмеявшись и поболтав, ребята пересчитали свои деньги, чтобы решить спор, возникший по поводу расходов. Потом капитан повел отряд в спальню, а впереди, как вожак следопытов, шел какой-то засаленный мальчишка с коньками и подсвечником в руках вместо топора.
Один из подозрительных мужчин, сидевших у камина, подошел, волоча ноги, к буфету и потребовал себе кружку пива как раз в ту минуту, когда Людвиг, замыкавший шествие, выходил из комнаты.
— Не нравятся мне глаза этого малого, — шепнул он Карлу. — Он смахивает на пирата или что-то в этом роде.
— А может, на твою бабушку? — презрительно бросил Карл, совсем сонный.
Людвиг рассмеялся, но ему было не по себе.
— Бабушка не бабушка, — прошептал он, — а все-таки вид у него совсем как у одного из пленников на картине «Вутсполен».
— Вздор! — язвительно усмехнулся Карл. — Так я и знал! Эта картина выбила тебя из колеи. Вглядись получше — может, парнишка со свечкой смахивает на другого злодея?
— Вовсе нет, у него честная физиономия. Но знаешь, Карл, это и впрямь страшная картина.
— Хм! Что ж ты так долго глазел на нее?
— Не мог оторваться.
Тут мальчики подошли к «прекрасной комнате с тремя кроватями». У дверей их встретила коренастая девушка с длинными сережками в ушах. Она сделала мальчикам реверанс и ушла. В руках она несла что-то вроде сковороды с длинной ручкой и крышкой.
— Вот это приятно видеть! — сказал ван Моунен Бену.
— Что именно?
— Грелку! В ней насыпана горячая зола: девочка согревала ею наши постели.
— Ага! Значит, это грелка. Так! Ну что ж, я ей очень благодарен, — отозвался Бен и больше не вымолвил ни слова — так одолевал его сон.
Между тем Людвиг все еще говорил о картине, которая произвела на него такое сильное впечатление. Он видел ее во время прогулки в витрине одного магазина. На этой картине, плохо написанной, были изображены двое мужчин, связанных друг с другом спина к спине и стоявших на борту корабля в толпе моряков, которые готовились бросить связанных в море. Этот способ казни пленников назывался «вутсполен», то есть «омовение ног». Так голландцы казнили пиратов в Дюнкерке в 1605 году, а испанцы — голландцев во время страшной резни, последовавшей за осадой Хаарлема. Как ни плохо была написана картина, но выражение лица у пиратов было передано хорошо. Мрачные, доведенные до отчаяния пленники все же казались такими жестокими и злобными, что Людвиг при виде их в столь беспомощном положении был втайне доволен. Может быть, он и позабыл бы про эту картину, если б не подозрительный человек, сидевший у камина. И теперь, по-ребячески дурачась, Людвиг с ужимками бросился в постель, уповая на то, что «вутсполен» ему не приснится.
Комната была холодная, неуютная и напоминала опустевшую больничную палату; в блестящей кафельной печке только что развели огонь, но он, казалось, сам дрожал от холода, стараясь разогреться. Окна с затейливым частым переплетом не были завешены, и стекла их поблескивали при лунном свете, а холодный навощенный пол казался глыбой желтого льда. Три стула с тростниковыми сиденьями стояли у стен, чередуясь с тремя узкими деревянными кроватями. Во всякое другое время мальчики ни за что не согласились бы спать по двое, да еще на таких узких ложах, но в этот вечер их не пугала никакая теснота, и они жаждали только одного — уложить свои истомленные тела на перины, пышно вздымавшиеся на кроватях.
Если бы мальчики были сейчас не в Голландии, а в Германии, они, вероятно, покрылись бы другой периной, набитой пухом или перьями. Но в те времена лишь богатые или чудаковатые голландцы позволяли себе такую роскошь.
- Предыдущая
- 27/59
- Следующая
