Живущие дважды - Голубев Анатолий Дмитриевич - Страница 4

Жаки ошалело улыбается, потом, с трудом переводя дыхание и сдерживая рыдания, произносит:

— Это было… в последний раз… Никогда, никогда я не начну вновь подобного часа моей жизни!

Усталость и полная опустошённость — два ощущения заставляют его забыть и о славе, и о контракте, который он прямо на финише подписывает негнущимися пальцами. Жаки сейчас даже не вспоминает, что когда-то мечтал послать ко всем чертям сосисочных директоров…

Стрелки часов, всё тех же часов, приближаются к 18.00. Жаки на год старше. Всего на год… Но это так много! Год тревожной жизни в майке «Сальварани», купленной ценой чудовищного часа работы, минул. И он унёс уверенность и снова, будто насмехаясь, поставил перед Жаки им же рождённую проблему: «Или новый рекорд, или…» Или надо искать новую велосипедную конюшню.

Жаки заранее предупреждён: в случае неудачи контракт не возобновляется. В успех сегодняшнего предприятия не верит никто — ни директора, ни Макака. А если говорить честно, то и он сам… Но делать нечего.

Это как в большой многодневной гонке, когда ты попал в завал в самом начале самого длинного этапа и чудом выбрался оттуда без переломов и рваных ран. Тебе придётся в одиночку крутить педали, но только без всякой надежды на то, что схватишь приз где-нибудь на промежуточном финише, но даже без надежды вообще достать ушедший вперёд «поезд»…

Это как и в жизни! Если ты не смог удержаться на гребне восходящей волны, то вдоволь нахлебаешься солёной, горьковатой воды — волна эта неминуемо тебя накроет…

Жаки встаёт со скамьи и делает несколько разминочных упражнений. Тянет носом воздух с кисловатым привкусом перегоревшего сланца — запах, присущий только этому городу.

Он оглядывается на трибуны и улыбается. Шепчет про себя слова, ставшие легендарными и обошедшие в прошлом году все спортивные газеты мира: «Никогда, никогда я не начну вновь подобного часа моей жизни!».

Макака с удивлением смотрит на глупую, как ему кажется, и неуместную улыбку Жаки и, вдруг засуетившись, начинает его легонько подталкивать: «Давай, давай…» Словно боится, что вот сейчас, за минуту перед стартом, Жаки передумает и тогда ему, Макаке, самому придётся искать работу…

Лихорадочное возбуждение постепенно овладевает Жаки. Он хочет стряхнуть эту внутреннюю дрожь, но знает — бессмысленно. Она пройдёт лишь с первым поворотом педали, с первым кругом гонки, когда уже не останется времени думать о себе, когда, собрав остатки воли, гонщик подчиняет всё единой цели — вперёд… И пусть сейчас от внутренней дрожи трудно попасть туфлей в зажим педали, но всё-таки оно и сладостно — это непонятное возбуждение…

Жаки отчётливо себе представляет, что он не смог бы, пожалуй, жить без этого предстартового волнения. Что бы там ни было после него, что бы ни приходило ему на смену, но оно сулит незабываемые минуты борьбы. Горьковатая радость в случае победы или просто горечь в случае поражения — они придут потом. Как потом придут и унизительные поиски работы…

«Но почему, — думает Жаки, — почему, побив рекорд однажды, не смогу побить его вновь?! Ведь это трудно только первый раз… А потом… Потом я смогу послать ко всем чертям этих сосисочных королей…»

И улыбаясь столь завидной перспективе, нарисованной возбуждённым воображением, Жаки, глядя на Макаку, говорит:

— Иду, иду, старый орангутан!

Под взглядами пятидесяти тысяч людей он медленно усаживается в седло. Без одной минуты 18.00.

Начинается новый час его жизни…

Нет, вы не знаете, что такое многодневная шоссейная гонка. Не знаете, потому, что ни разу в своей жизни вам не довелось тащиться в «поезде», безнадёжно упустив лидеров на десяток минут вперёд. Не довелось падать в горьких, нелепых и порой кровавых завалах на первых минутах очередного этапа. Когда все ожидания вдруг стали фикцией, химерой, а вы из атлета превратились в укутанный бинтами кусок мяса, лишённый доброй части своего кожного покрова, по которому тёркой прошёлся асфальт дороги. Вы не знаете многодневки, потому что вам не приходилось вталкивать в себя остатки холодной курятины, пахнущей потом и почти растёртой до фарша в заднем кармане майки. Вам не приходилось крутить педали в толпе жующих гонщиков, в то время как у вас не осталось ничего в запасе — ни питания, ни сил. Вы не знаете, что такое многодневка, потому что вам ни разу не приходилось сдерживать себя, когда вы были на голову сильнее и тактически грамотнее того счастливчика, лидера, на которого работала вся команда…

Есть ещё тысячи премудростей, законов «поезда», неписаных этических уложений, не зная которых нельзя сказать, что знаешь многодневку. Пожалуй, тот, кто не был её участником, не имеет права заявить о своей полной компетенции. Ибо в силу специфики соревнований на шоссе можно по пальцам пересчитать людей, которые видят гонку от начала до конца. А болельщик? Он наслаждается лишь минутным зрелищем, когда мимо него проносятся когорты измочаленных гонщиков. Он стоит, затаив дыхание, где-то на повороте и в глубине душа надеется, что именно здесь произойдёт самое интересное: или прокол у знаменитости, или завал, или великий имярек догонит не менее великого имярек.

Многие усаживаются на склоне горы, на которую столь долго и упрямо карабкается тягун, выматывающий из гонщика последние силы. Тогда зритель невольно превращается в садиста, наслаждаясь жестокой картиной испытания человека на прочность…

Есть прямой смысл знакомство с гонкой начать с начала. Это совсем не значит, что со старта.

Гонка начинается в далёких цехах заводов по производству металла, резины, пластмасс самых высоких качеств. Можно без сомнения утверждать, что современный гоночный велосипед мирового класса ничем не уступает по сложности производства, а то и превосходит современный серийный автомобиль. Гоночная веломашина является самым типичным продуктом всего комплекса нынешнего промышленного производства. Она должна соответствовать характеру «исполнителя», то есть гонщика, должна быть создана в соответствии с самым последним уровнем аэродинамических, механических и физиологических знаний. Там, где после сотен километров пути право называться сильнейшим решают доли секунды, там на весы кладётся всё, чем богат опыт современной цивилизации.

Наконец, нельзя сказать, что знаешь гонку, не познакомившись со всеми тайными пружинами, которые ею движут, не познакомившись с характерными персонажами: механиками, менажерами, массажистами и, конечно же, их владельцами, сидящими в тиши кабинетов и считающими только одно — сколько раз на экране телевизора покажется форма его команды и миллионы страстно болеющих зрителей смогут прочитать название фирмы, повторённое в миллионах копий телевизионного изображения.

Итак, гонка начинается с простой идеи — её надо организовать. Но по мере того как эта идея начинает материализовываться, она превращается в сложную проблему.

Как правило, организаторами большой современной гонки являются комитеты, объединяющие в себе достаточное количество богатых пайщиков, так или иначе заинтересованных в проведении гонки. Конечно, были гонки, которые организовывал какой-нибудь промышленный магнат, страстно почитавший велосипед или руководствовавшийся другими, иногда и политическими, мотивами. За примером далеко ходить не надо. Всего до Канады.

Долгие годы многих гонщиков-любителей и полупрофессионалов привлекал так называемый «Тур Святого Лаврентия», который организовывал кондитерский король Квебека господин Вашон. Несмотря на обилие выпускавшихся его фабриками кондитерских изделий — сухих, безвкусных пирожных и столь же безвкусных булочек, — денег для единоличного проведения «Тур Святого Лаврентия»-гонки, получившей своё название по имени реки, по берегам которой и вилась трасса состязаний, — у «короля» хватило ненадолго. Вашон вынужден был взять себе в компанию ещё и пивного «короля» Молсона и каких-то «принцконсортов» холодильников, стиральных машин и проката легковых автомобилей. Но даже такое коммерческое содружество не помогло господину Вашону. Вскоре он прогорел и вынужден был закрыть гонку.